Софья Васильевна Ковалевская - Полубаринова-Кочина Пелагея Яковлевна - Страница 7

Большое влияние на духовное развитие Сони оказала ее старшая сестра Анна. Это была незаурядная девушка. Сначала, скучая в глуши Витебской губернии, она поглощала английские рыцарские романы, потом начала сама писать повести, в которых проявился ее недюжинный литературный талант. Обладая живым воображением, она глубоко воспринимала переживания героинь прочитанных романов и умела перевоплощать собственные переживания и мечты в поэтическую форму. Соня обожала сестру и называла ее своей духовной мамой. Когда Анюта поведала ей свою тайну — ее повесть «Сон» будет напечатана в журнале «Эпоха» [99], издававшемся Достоевским,—то восторгу Сони не было конца. Ее сестра — писательница!

Но на так посмотрел на дело генерал Корвин-Круков- ский. Он не любил женщин-писательниц и считал позором для своей дочери литературную деятельность. Впрочем, после прочтения повести он смягчился и позднее по просьбе Елизаветы Федоровны и Анюты разрешил им даже поехать в Петербург познакомиться с Достоевским.

Федор Михайлович влюбился в Анну Васильевну, которая была очень хороша собой, «высоконькая, стройная, с прекрасным цветом лица и массою белокурых волос, она могла назваться почти писаной красавицей, а кроме того, у нее было много своеобразного charme» [67, с. 50]. Однако Достоевский, иногда сердясь на Анюту и поддразнивая ее, противопоставлял ее лицо оживленному личику смуглянки Сони. Ковалевская вспоминает о том, как она по- детски влюбилась в Достоевского, как страдала, когда узнала, что он сватается к Анюте, и как удивилась, что сестра отказала писателю. С большим художественным мастерством в «Воспоминаниях детства» Софья Василь¬

27

евна описала свои детские переживания. Чтобы доставить радость Достоевскому, она старательно разучила трудную для ее возраста Патетическую сонату Бетховена, которую любил Достоевский, и однажды с увлечением сыграла ее для него. Когда она закончила играть, то удивилась окружавшей ее тишине. Оказалось, что Достоевский тем временем объяснялся в любви Анюте «своим страстным порывчатым шепотом» [67, с. 82]. Можно себе представить страдания бедной девочки!

Юность Анны совпала со временем, охарактеризованным В. И. Лениным как период первой революционной ситуации13. Анна испытывала глубокий внутренний перелом, когда господствовавшие в русском обществе идеи шестидесятников-просветителей достигли глухой Витебской губернии.

В «Воспоминаниях детства» Софья Васильевна рассказывает о том, как новые идеи докатились до тихого дворянского уголка в Палибине. Сын приходского священника, Алексей Филиппович, окончив семинарию, наотрез отказался идти в священники. «Он предпочел уехать в Петербург, поступить своекоштным в университет» на естественное отделение «и обречь себя в течение четырех лет учения на чай да на сухую булку»,— говорит Ковалевская. Приехав на каникулы домой, он «такую понес ахинею, якобы человек происходит от обезьяны и якобы профессор Сеченов доказал, что души нет, а есть рефлексы», что его «отец стал кропить сына святой водой» [67, с. 58].

Анюта доставала от Алексея Филипповича журналы «Современник», «Русское слово» — органы революционных демократов и разночинной интеллигенции, «каждая книжка которых считалась событием дня у тогдашней молодежи. Однажды он принес ей даже нумер запрещенного «Колокола»...» Под влиянием разговоров с молодым человеком и чтения доставляемых им книг Анюта развивалась очень быстро и изменялась не по дням, а по часам.

«Она изменилась даже наружно, стала одеваться просто, в черные платья с гладкими воротничками, и волосы стала зачесывать назад, под сетку. О балах и выездах она говорит теперь с пренебрежением. По утрам призывает дворовых ребятишек и учит их читать, а встречая на прогулках деревенских баб, останавливает их и подолгу с ними разговаривает» [67, с. 60].

13       Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 26, с. 218—219,

28

Но всего замечательнее то, что у Анюты, ненавидевшей прежде ученье, явилась страсть учиться. Когда Соня была совсем маленькой, ей доставляло большое удовольствие присутствовать на уроках сестры. Она прислушивалась к ним с таким вниманием, что подчас, когда 14-летняя Анюта не знала заданного урока, восьмилетняя Соня подсказывала его ей с торжеством. Это забавляло девочку, но не поколебало преклонения перед старшей сестрой. Теперь же Анюта стала тратить свои карманные деньги да серьезные книги, выписывала целые ящики книг, среди них —с мудреными названиями: «Физиология жизни», «История цивилизации» (см. там же) и т. д.

В одном из писем Елизаветы Федоровны этого периода рассказывается о том, что Анюта целый день проводит в комнате, где изучает Аристотеля и Лейбница и заполняет целые листы выписками и рассуждениями.

Софью Васильевну впоследствии часто называли «нигилисткой», как человека, который примыкал к общественному движению шестидесятых годов.

М. В. Нечкина говорит: «Марксистская историческая наука давно уже раскрыла то высокое положительное общественное содержание, которое вложено в понятие «нигилизм»; он был этапом разночинского, революционно-демократического по своему объективному содержанию движения, возникшим после революционной ситуации 1859— 1861 гг. Возглавленный передовыми публицистами-шести- десятниками, жившими идеями Чернышевского, выразившийся более всего в его ученике Писареве, «нигилизм» получил свое пренебрежительное название от врагов нового, дерзко приняв это название как вызов. Латинское nihil — «ничего» — казалось молодым протестантам подходящим к их боевому общественному характеру. Субъективно нигилисты не хотели ничего принимать от старого мира; они были ниспровергателями старых устоев феодального порядка, шли в бой на весь старый общественный уклад, на дворянскую эстетику, на отжившую мораль привилегированных эксплуататорских классов. «Нигилизм» клянется именем Чернышевского, «нигилист» считает себя его последователем, лишь пошедшим далее по его пути» [100, с. 493].

Звание «нигилистки» будет сопровождать Ковалевскую до конца ее жизни. Конечно, российское начальство понимало слово «нигилистка» совсем иначе. Пример такого своеобразного понимания приводит цензор Никитенко:

29

«Нижегородский губернатор признает нигилистками всех женщин, «носящих круглые шляпы, синие очки, башлыки, скрывающих коротко остриженные волосы и не носящих кринолинов», приказывает забирать их в полицию, где им приказывают скинуть все эти наряды и надеть кринолины, а если не послушаются — высылать их из губернии» [101, с. 581].

Двоюродная сестра Анюты и Сони, Софья Аделунг, оставила воспоминания о сестрах, относящиеся ко времени поездки их с матерью в Швейцарию — в 1866— 1867 гг. Проездом через Германию они останавливались в Штутгарте, в семье Аделунгов.

Когда беседа в кругу семьи и гостей касалась политических вопросов, Анюта также вступала в разговор, «Между ее бровями,— пишет Аделунг,— появлялась глубокая складка, когда она говорила — и как могла она говорить! Она уже впитала в себя политические и социальные идеи... ее душа мечтала о реформах. Ее красивая головка была полна мыслями, почти готовыми проектами и планами. Когда произносилось слово «жандарм», она приходила в ярость, и долго нельзя было с нею ни о чем другом начинать разговор. Обычно она могла часами сидеть спокойно и молчаливо; но когда приходил к ней огонь воодушевления, то она говорила с поразительным красноречием, и слова так и текли из ее уст, в то время как она торопливо ходила взад и вперед по комнате, дрожа от негодования, пылая в священном гневе или погружаясь в глубокую скорбь» [102, с. 402].

Соня Аделунг, ровесница Софы, была тогда совсем далека от социальных проблем. Плохо понимая смысл речей Анны, она «довольствовалась тем, что любовалась своей кузиной... и верила в нее, как в умнейшее, глубоко- мысленнейшее и прекраснейшее существо, которое ей когда-либо приходилось встречать» [102, с. 403]. Аделунг вспоминает также восхищение, с которым она слушала мягкое меццо-сопрано Анюты, в особенности ее исполнение «Казачьей колыбельной» Лермонтова.