Стоит ли им жить? - де Крюи Поль Генри - Страница 33

Так что, как видите, в ноябре 1933 года в Грэнд-Хэвене, когда мать Жанны только начала огорчаться первыми странными признаками болезни девочки, эти признаки могли сбить с толку любого врача, не посвященного в запутанную и сложную тайну ревматического состояния. Это болезненное состояние некоторой беднейшей части человечества с начала до конца остается загадочным. Даже Кобэрн, не говоря уже о местном враче, не мог бы выделить Жанну среди ее братьев и сестер в качестве кандидатки для приближающегося ревматического ужаса.

Существует, правда, старое медицинское представление о типе «преревматического» ребенка: он бледен, худ, анемичен, плохо ест, страдает ночными страхами и неопределенными, быстро проходящими болями; замечено также, что он мочится в постели. Но я видел фотографию маленькой Жанны, снятой вместе с братьями и сестрами, и она казалась — говорю без всяких преувеличений — самой упитанной из всех.

Неразрешенным остается также вопрос, что именно убивает детей, — в тех случаях, когда ревматическое поражение сердца кончается трагично. Конечно, в основе этой скверной штуки должен быть какой-нибудь микроб или его яды; а если таковой действительно существует, то его, конечно, нетрудно найти в разрушенных сердцах умерших детей…

Кобэрн много раз участвовал в научном ритуале посмертного вскрытия, но никогда не находил микроба! А может быть, это какой-нибудь вирус, незримый зародыш, микроб-крошка? Чтобы доказать это, нужно передать болезнь какому-нибудь лабораторному животному. Но, увы, животные никогда ею не болеют. Ни один зверь, начиная с мышонка и кончая человекообразной обезьяной, не желает ею болеть. Но вот что помогло в этом деле Кобэрну: будучи с начала до конца чистейшим врачом-практиком, он не испытывал благоговейного страха перед несовершенной лабораторной наукой и никогда не смущался неудачами долгих, академических, экспериментальных исследований. И вот, в результате его многолетнего, внимательного наблюдения больных и здоровых дней, недель, месяцев и лет у многих сотен ревматических детей, один важный факт сам собой выпятился перед ним…

Прежде чем тот или иной ребенок заболевал ревматизмом или должен был пережить рецидив болезни, регулярно, с точностью работы часового механизма, за десять-двенадцать дней до ревматической вспышки каждый ребенок имел какое-нибудь легкое заболевание вроде насморка, ангины или гриппа. С точки зрения науки, было бы вполне естественно, если бы Кобэрн отнесся к этому факту пренебрежительно, приняв его за простое совпадение, и, конечно, любой из известных мне исследователей, за исключением, может быть, учителя Кобэрна, доктора Альфонса Доше, опроверг бы эту взаимную связь событий следующим мудрым доводом:

А как же миллионы детей и взрослых болеют насморком, ангиной, гриппом, и у них не бывает ревматического поражения сердца ни через десять дней, ни позже, и вообще никогда?

Не глупо ли думать, что такие ничтожные заболевания, как насморк, ангина, инфлюэнца — после того, как они прошли, — могут оставлять после себя какой-то след, какой-то страшный, таинственный яд, который разрушает сердце ребенка, делая его инвалидом на всю жизнь или даже убивая его?

Несмотря на ее кажущуюся глупость, догадка Кобэрна оказалась правильной. И Кобэрн, который умел, когда надо, быть и врачом и лаборантом, с головой ушел в раскалывание этой тайны, проделав пятьдесят тысяч (!) бактериологических исследований больных и не больных глоток, крови, легких к кровеносных сосудов у живых и мертвых детей и взрослых с ревматическим поражением сердца или без него. Эту колоссальную работу он проводил со своей преданной помощницей Люсиль Миллер и женщиной-охотником за микробами Руфь Пооли, и эта дружная тройка не переставала высматривать, выискивать, вылавливать, делать пробы и опыты, с неослабной энергией идя по следу негодяя, подлинного убийцы, вина которого, благодаря его широкой известности и искусной маскировке, казалась мало вероятной, почти невозможной.

Это похоже было на то, как если бы какой-нибудь монах с неважной репутацией и не вполне пристойным поведением оказался вдруг синей бородой, тайным убийцей своих многочисленных жен.

И они установили, что виновником ревматического поражения сердца является не кто иной, как давно известный, обычный возбудитель ангины, гемолитический (кроверастворяющий) стрептококк!

Этот простой зародыш бывает иногда причиной острого смертельного заражения крови, а, попадая к роженице, через грязные инструменты или руки врачей, вызывает у нее так называемую родильную горячку; но в то же время его можно часто найти мирно живущим в глотке совершенно здорового человека. Иногда он вызывает пустячную ангину, которая проходит в два-три дня. Но если, в период простого насморка или же после перенесенного гриппа, он забрался к ребенку, который по той или иной причине предрасположен к ревматизму, — тут-то и начинает развертываться загадочная цепь событий, нередко кончающихся роковым исходом.

Не может быть, чтобы эта восприимчивость, это странное ревматическое клеймо было обязано своим происхождением одной только бедности. Если бы это было так, то почему же остальные дети, братья и сестры Жанны, выросшие в том самом бедном, полуголодном домике в Грэнд-Хэвене, не заболели ревматизмом?

Но забудем о нашей навязчивой идее — бедности и об этом печальном, попахивающем мочею домике, полном голодных детей. Вернемся к науке, к нашему в высшей степени интересному кроверастворяющему стрептококку. Если этот стрептококк к тебе забрался и ты богатый или хотя бы относительно обеспеченный ребенок, у тебя может получиться воспаление миндалин, или течь из ушей, или легкая ангина, и ты поправишься…

Если он на тебя напал и ты бедняк, то последуют, вероятно, те же самые типичные явления…

Исключение будет составлять лишь какая-то определенная часть бедных детей — те, которые несут на себе клеймо ревматизма…

У них получится такое же воспаление миндалин, та же течь из ушей, та же ангина, и эти явления так же быстро пройдут. В течение десяти дней, может быть, двух недель, все будет в порядке.

Затем, как гром с ясного неба, вспышка ревматизма… Через две недели после того, как вызвавшая его причина исчезла!

…Достойно внимания, что мать Жанны, при самых тщательных расспросах ее в Грэнд-Хэвене, никак не могла вспомнить, чтобы дочь жаловалась на горло незадолго до начала болезни…

Кобэрн тоже наблюдал, что ревматические вспышки получаются иногда после такого незначительного заболевания, что мать, вроде Жанниной, поглощенная заботой о том, как бы прожить с шестью детьми на пять долларов в неделю, не имела даже времени этого заметить.

Из всего этого вы, конечно, поймете, как трудно было докторам принять и переварить эту новую, выходящую из рамок правоверной медицины, идею Кобэрна. Как могло такое легкое заболевание, как стрептококковая ангина, оставлять после себя какое-то смертоносное жало? И почему оно с таким замедлением начинало проявлять свою смертоносность? Такая странная последовательность явлений была беспрецедентной в истории медицины. Сам Кобэрн только третьего дня, в этом самом солнечном доме в Уэйк-Робине, на замечательном примере объяснил мне, почему докторам и даже ученым охотникам за микробами так трудно в это поверить. Это то же самое, как если бы дикарь, ничего не знающий о фотоэлементе, этом электрическом глазе, вошел в кабинку, которая устроена так, что после открывания входной двери, автоматически, без единого движения с вашей стороны, внутренняя двустворчатая дверь сама открывается и из стенной ниши выползает кровать. Дикарь был бы совершенно озадачен, ничего не зная об электрической связи между двумя дверьми, тогда как для электрика все было бы понятно.

Так же и с ревматизмом. Даже сам Кобэрн не знает еще загадочного химизма, лежащего в основе двухнедельного замедления болезни, разрушения сердец и смерти от стрептококка.

Вы спросите, какую существенную пользу может принести открытие Кобэрна? Если бы мать Жанны своевременно заметила у ребенка легкую ангину, могла бы она с помощью приглашенного врача предупредить страшные последствия, грозившие наступить двумя неделями позже? Ответ — нет. А мог ли самый искусный доктор сделать пробу, которая показала бы, что Жанна заклеймена? Ответ снова отрицательный. Что хорошего могла дать Жанне эта новая наука, если нельзя было обнаружить кроверастворяющего губителя даже тогда, когда он уже начинал свое злое дело? И если не было никакой вакцины, которая могла бы вытравить из нее этого стрептококка? И если не было никаких химических или антисептических средств, — предположив даже, что мать Жанны была в состоянии их приобрести, — которые могли бы наверняка изгнать убийцу, избравшего себе резиденцию в ее горле? Не было также никакой сыворотки, которая могла нейтрализовать, свести на-нет, разрушить поражающий сердце яд стрептококка, — если бы Доктор даже обнаружил его присутствие…