Смерть молчит. Другая жена. Коммерческий рейс в Каракас - Кокс Джордж Х. - Страница 58

Но на этом он не успокоится. Как только алиби мисс Кэллингем будет официально отвергнуто, у вашей гувернантки не останется причины лгать. А если вы воспользуетесь показаниями Рикки, ваш тесть добьется, чтобы она заговорила, и она заявит, что через несколько часов после убийства застала вас с мисс Робертс. Вас заклеймят как коварного изменника, и все ваше поведение после убийства, что бы вы ни делали, будет только подтверждать мнение, что вы безумно любите свою первую жену и стараетесь спасти ее любой ценой. Прокурор к тому же может убедить присяжных, что вы ее соучастник и что вы нарочно так условились, чтобы ради алиби она заявилась к вам как можно скорее после совершенного преступления. Несомненно, он их убедит, что вас, ослепленного страстью, мисс Робертс могла использовать как угодно. И если вы решите все же идти до конца, мистер Хардинг, ваш шанс хоть как-то ей помочь будет, по-моему, один на миллион, а то и меньше. И учтите, как это повредит вашему сыну. Не нужно напоминать, какому публичному позору подвергнется ваша жена. А что касается вас, скандал в суде, скорее всего, приведет к тому, что вам долго потом придется искать хоть какое-то приличное место.

Голос его был настолько тих, что я едва различал слова.

— Примерно так все произойдет, если вы пойдете таким путем, мистер Хардинг. Второй же выход прост. Признайтесь, что проиграли. Пусть процесс идет своим чередом, без вас и вашего сына. Приключения мисс Кэллингем не выйдут на свет Божий. Против вас не выдвинут никаких обвинений. А мистер Кэллингем, как было мне сказано, в таком случае готов принять вас на прежнее место или, если вам это больше подойдет, обеспечить подобное положение в другом месте.

Снова взглянул на меня.

— Вот что я должен был предложить вам по поручению прокурора и комиссара. У нас и в мыслях нет повлиять на ваше решение. Мы только хотим его знать. Между прочим, оба они ждут в кабинете прокурора вашего ответа.

Хотя я выслушал его до конца, никакой нужды в этом не было. Как только он сообщил мне новое время убийства, я понял, что Анжелика не сказала мне правды. Да, она могла взять такси. После позвонить мне только для того, чтобы использовать как подставную фигуру в вымышленном алиби. Значит, все мои усилия были напрасны? Я загубил карьеру и мучил жену только для того, чтобы выставить себя смешным, доверчивым болваном, который дал себя провести убийце? Я впал в депрессию, а вместе с ней пришло и сильнейшее искушение. Все еще есть возможность, хотя и мучительно трудная, выбраться из этого. Старик все еще ждет с рекордным призом. Если смириться с мнением, что Анжелика виновна, часы можно отвести назад, словно ничего не случилось. А чтобы это не было так мучительно, могу не возвращаться в издательство Кэллингема, но занять такой же пост где угодно.

Но было нечто, чего я не учел, — ярость. Пока я сидел вот так с Трэнтом, сильнее всего мной овладела отчаянная злость на всех — на Старика за его самоуверенное предположение, что меня все еще можно купить, на тактичную, но подчеркнутую нейтральность Трэнта, даже и на Бэтси за ее отчаяние, которое так давило на меня. У меня уже не было сил переносить тычки и угрозы. Сыт был ими по горло. Чтобы я впредь ни делал, делать это буду я сам. Плевать мне на их доказательства! Плевать на апокалиптические предсказания моего будущего, сделанные Трэнтом. Мне что, вместе с ними усомниться в Анжелике? И как бы я ни отказывался, разве я с первых минут ее ареста не знал, что она будет стараться защитить меня? Если бы в ту ночь она пришла ко мне только ради алиби, с убийством на совести, почему же она о нем не заикнулась? Почему правда всегда должна быть мучительно сложна? Почему бы хоть раз ей не стать простой? А если это так…

— Можно поговорить с ней? — спросил я Трэнта.

— Конечно. — Он встал. — Я предполагал, что вы захотите с ней встретиться. Она вас ждет.

Подойдя к дверям и открыв их, сказал полицейскому:

— Отведите мистера Хардинга к мисс Робертс.

Тот отвел меня к соседним дверям в нескольких ярдах по коридору. Открыв их, отступил в сторону, пропуская меня. Анжелика была одна. Охранник закрыл за мной двери.

Анжелика встала. Выглядела она устало и… заурядно. Никогда бы не подумал, что она может выглядеть заурядно.

— Тебе сказали о новом времени убийства?

— Сказали, — ответил я.

— Значит, теперь ничего не поделаешь. Ничем не сможешь мне помочь. Думаю, ты это понял. Ты просто с ума сошел, когда вздумал давать показания в суде.

Мне хотелось остаться к ней равнодушным; так было бы гораздо легче. Но не получалось. В конце концов я понял, что то, что из-за нее случилось со мной, — ничто по сравнению с тем, что случилось с ней. Скажи она обо мне правду полиции в Клакстоне, не была бы здесь. До известной степени я виноват в том, что теперь она томится в камере и день изо дня одна, под растущей угрозой смерти, следит, как затягивается сеть вокруг нее. Но даже теперь, в эти мучительные часы, она способна была думать не о себе, а обо мне. Ну ладно: любит она меня или только думает, что любит, или думает, что я ее люблю. Разве в этом дело? Только чудовище могло бы не испытывать чувства благодарности.

— Ты не убивала его, правда?

— Нет, Билл.

— И шла пешком всю дорогу с Десятой западной до нашего дома, да?

— Ну да. Ведь у меня не было денег. Оставалось всего десять центов.

Взглянув на нее, я подумал:

«Что это со мной было? Ведь ее я знаю лучше, чем Бетси. И хотя теперь мы бесконечно далеки, ведь когда-то мы были так близки, как только могут быть близки люди. Знаю ее слабости. Она безответственна, сентиментальна, романтична и непрактична, как и ее отец. Но ведь знаю и ее лучшие качества. Никогда в ней не было ни капли мстительности, ни за что бы она не смогла убить человека за то, что ему надоела. Была слишком скромна и порядочна. И лицом к лицу с реальностью ее натуры мне вдруг все доказательства окружного прокурора и иезуитские хитросплетения лейтенанта Трэнта представились полной ерундой.»

— Я дам показания — и Рикки тоже, — сказал я.

— Но, Билл…

— Раз уж они такие тупицы, что хотят судить невиновную женщину, я не могу стоять в стороне. Что мне до них? Я всем им докажу… — И тут сквозь пелену гнева пробилась иная мысль: — Нет, есть идея получше. Найду преступника. Кто-то же это сделал. Никто почему-то не вспомнил об этом маленьком и существенном факте. Если выясню, кто это сделал, мне ни к чему выступать в суде. И тебе тоже. Никакого суда не будет.

Она стояла вялая, словно вся жизнь покинула ее. Потерянное, беспомощное выражение ее лица невольно напомнило мне Рикки, и гнев мой вспыхнул с новой силой. Все кричат о том, что нужно оберегать Рикки, что этот несчастный, нервный ребенок не выдержит такого испытания, как выступление перед судом. А как насчет его матери?

И я сказал:

— Да, я это сделаю. Выясню, кто преступник. И мы выиграем.

Вернулся к Трэнту. Когда я заявил ему, что решил дать показания, отговаривать меня он не стал. Только улыбнулся своей безучастной улыбкой.

— Ну, я примерно так и предполагал. Позвоню прокурору и дам ему знать. Теперь мы не часто будем встречаться. Разумеется, свяжитесь с адвокатом мисс Робертс. Зовут его Макгайр. Отличный юрист. — Достав из кармана визитку, подал ее мне.

— Здесь его адрес. Советую вам отправиться к нему немедленно. Вам дорога теперь каждая минута.

Он поднялся.

— Где ваш сын, знаете. Можете забрать его по дороге.

Я его уже почти не слушал. Думал о Бетси, как она себя поведет, когда узнает, в какую темную бездну я ее вверг. И тут заметил, что, как обычно, Трэнт подает мне руку. Машинально я ее пожал.

— До свидания, лейтенант.

— Счастливо. — Он снял вдруг маску профессионала и на какой-то миг стал похож на живого человека, и даже улыбка стала живой человеческой улыбкой.

— Прокурор взвился, как петух, — сказал он вдруг. — Я кое-что вам скажу, мистер Хардинг. Вы мне нравитесь.

Решимость самому распутать дело зародилась у меня внезапно, в приступе гнева. Но когда я возвращался домой с Рикки, страшась неизбежного объяснения с Бетси, успел прийти к выводу, что единственное спасение для всех нас — найти настоящего убийцу. И неужели это так невозможно? У меня была своя версия относительно предстоявшей Джимми встрече, только Трэнт ее презрительно отверг. Хотя Брауны могли кое-что знать. Трэнт их, конечно, расспрашивал, но при своем ортодоксальном подходе мог проглядеть какую-то мелочь, за которую можно ухватиться. И еще Дафна. Если еще захочет говорить со мной — после того, что я устроил ей и ее отцу, — могла бы дать хоть какую-то зацепку. Поскольку больше рассчитывать было не на что, я решил с этого и начать. Будь что будет, но я выясню, кто убил Джимми. Сорву процесс. Уберегу Бетси хоть от этого унижения.