Тайна могильного креста - Торубаров Юрий Дмитриевич - Страница 13

• Предыдущая
• 13/63
• Следующая

– Всеславна, ты с нами? – спросил Аким, набрасывая на плечи корзно.

– Нет, пока он не встанет на ноги, я от него не отойду. – Всеславна подошла к старухе, перебиравшей травы, и спросила с надеждой: – Улала, ты позволишь мне остаться?

Та исподлобья испытующе посмотрела на девушку. Но, увидев глубокую печаль на ее лице, подобрела и изобразила что-то вроде улыбки.

– Девка ты, вижу, добрая. А помощница мне нужна, – и старуха опять уткнулась в свою работу.

– Награди тебя Бог, бабушка! Не знаю, как мне тебя благодарить, – Всеславна порывисто обняла ее за плечи.

– Благодари своего Бога.

– Да, я буду неустанно молиться, чтобы Господь вернул Аскольду силы!

Аким, уже было собравшийся выходить, вдруг спросил:

– Улала, скажи, как он… не опасно это? Что мне отцу передать?

– Жить будет, – чуть помедлив, ответила старуха. – Это мое слово. Под сердцем он у меня лежит. Нет ничего и для меня дороже него. Так что ступай, – она махнула рукой.

Аким снова поклонился и попросил:

– Всеславну побереги, убивается девка. Это он ее спасал и рану получил.

– Бабья доля завсегда о мужах мучиться.

– Ну, прощевай. Вертаться-то когда?

В ответ старуха три раза разжала пальцы правой руки.

Ни днем ни ночью Всеславна не оставляла Аскольда. Старалась в каждом движении юноши разгадать его желание, чтобы тотчас исполнить. Четыре раза в день Улала поила больного своим отваром, сыпала серо-зеленый порошок на ранку, и девушка всегда охотно ей помогала.

Расторопная, отзывчивая и самоотверженная Всеславна все больше нравилась старухе – она охотно делилась с добровольной помощницей множеством лесных тайн врачевания. Женщины вместе ходили в лес, где Улала чувствовала себя как дома. Она учила Всеславну находить и различать нужные травы.

– Ой, девка, не проходи мимо! – показала она на небольшой желтый цветок. – Горицвет, от душевной боли помогает. Рви у середины стебля, коренья не повреди. Перун даст, на другой год снова вырастет. А это, – она наклонилась к другому растению, с только что начавшими распускаться мелкими желтыми цветочками, – зверобой. Лечит раны, помогает внутре. Но смотри, не спутай их с этой травой, – она подошла к ярко-зеленому кустику. – Совсем схож, только листья крупнее. Его не тронь, не поможет. А вот икотная травка, – Улала сорвала стебелек, опушенный пепельно-зелеными волосками с легкими белыми цветками, – для него, – она кивнула в сторону дома, – очень пользительно…

Старания лесной колдуньи и ее помощницы не проходили даром. Силы, хотя и медленно, возвращались к Аскольду. И вот настал долгожданный день, когда юноша впервые открыл глаза и увидел над собой чье-то склонившееся лицо. Оно светилось таким неподдельным счастьем, такой теплотой и мягкостью веяло от него, что у Аскольда заколотилось сердце. Он улыбнулся. Девушка, зардевшись от смущения, выглядела еще прекраснее.

– Бабушка, бабушка! – крикнула она. Старуха, возившаяся у очага, бросилась к постели. Увидев, что ничего страшного нет, заворчала:

– Напугала ты меня, девка! Чего так кричать…

– Смотри, бабушка, он улыбается, – от радости не замечая ворчания, воскликнула девушка.

– Пришел, ну и что? Теперь жив будет, – спокойно сказала старуха. – Молись, дочка, своему Богу, а я вот Перуну помолюсь.

– Всем буду молиться за то, что даровали ему жизнь!

Теперь Аскольд быстро шел на поправку. Всеславна от радости летала над землей. Оттаивало зачерствевшее от времени и невзгод сердце старухи – словно подарок Всеславны, вселялись в нее новые силы. Теплело у нее на душе, и она с печалью думала, что настанет скоро минута расставания.

Набираясь сил, Аскольд спал много. Всеславна любила сидеть рядом, наблюдая за его лицом. Ей все больше нравились эти черты: прямой, с чуть широкими ноздрями, нос, небольшой упрямо сжатый рот, густые брови. Один из таких идиллических моментов был внезапно нарушен яростным лаем собак, чьими-то голосами.

– Встречайте гостей! – в этом радостном оклике Всеславна узнала Акима и сердце ее больно защемило от осознания того, что время грез закончилось. Пришла пора возвращаться домой.

На высокой крутой излучине, где дорога тесно жмется к реке, растет могучая корявая береза. Ее изогнутый ствол покрыт темной шершавой корой, а исхлестанные ветрами ветви склонились к задумчивой тихой Жиздре. На вершине березы, обхватив руками ствол и болтая босыми ногами, примостился отрок. Он неотрывно следил за убегающей вдаль дорогой. Стреноженный конь пощипывал травку, лениво отгоняя хвостом надоевших мух. Перевалило за полдень, а дорога все еще был пуста.

Наконец вдали показались всадники. Мальчишка кубарем скатился вниз, вскочил на коня, и перепуганное животное, подгоняемое ударами пяток и нахлестываемое уздечкой, понеслось навстречу отряду.

– Воевода! Князь просит тебя срочно к нему! – торопливо выпалил мальчишка, подскакав к отряду.

Ничего не спросив, Сеча хлестнул коня и помчался в город.

По просторной гриднице нервно ходил гонец из Чернигова, то и дело посматривая в окно.

– Ну, где же воевода, князь? – в который раз обращался он к князю Василию. Тот перебирал астрагалы[7], недавно принесенные Иринеем, и в ответ лишь сопел. Козельского князя начинал раздражать нахальный боярский сынок, чувствовавший себя здесь как дома.

Наконец за окном послышался конский топот, затем лай собак. Загремели засовы, заскрипели ворота, и во двор на коне въехал воевода.

– С благополучным возвращением, – поздравил князь прибывшего. – А где Аскольд? – спросил он, поглядев на ворота.

– Я поспешил по твоему зову, князь. Отряд отстал. Что случилось?

– Великий князь просит тебя и четыреста мужей на совет.

– На совет? – воевода удивленно поднял брови. – Знаю я этот совет… Раз князь просит мужей, значит, хочет кого-то воевать. Но дать четыреста человек мы вряд ли можем. У нас самих тут неспокойно. Наши недруги того и гляди в гости пожалуют. – Сеча посмотрел на незнакомца, который с любопытством прислушивался к их разговору.

– Княжий гонец, – пояснил Василий, – боярский сын.

– Вижу. Велика честь прислать гонцом такого сына! Дела, знать, важные ожидаются, – воевода снова выразительно глянул на стройного симпатичного юношу. – Когда быть?

– Князь ждет в четверг, – ответил посланец.

– Ну что, князь, выступать надо немедля. Приказ есть приказ. Пойду, дам распоряжение. – Сеча направился было к двери, но его остановил Василий.

– Не волнуйся, я уже попросил князя Всеволода, чтобы он распорядился.

– Всеволода? – Сеча нахмурился.

– Да, все это время он часто бывал у меня. Как моя сестра? – Василий впервые вспомнил о ней.

– С ней все хорошо, скоро будет.

– Хотел я спросить, воевода… – Василий замялся. – Разное говорят…

– Говори, а гонец пусть идет отдыхать.

Дождавшись, пока черниговский посланец выйдет, воевода усмехнулся:

– Пустое, князь. Ты знаешь Аскольда. Он добрый воин и честный муж. Княжна же лишь исполнила свой долг. А кто тебе это говорит, сам и пальцем не пошевелил ради ее спасения, хотя был рядом. И как там появились неверные, надо еще разобраться. Нечистое дело… – воевода еще суровее сдвинул брови.

– Прости, не хотел тебя обидеть, – вспыхнул Василий.

Воеводе стало жаль мальчика.

– Ты молод еще, князь. Многое тебе непонятно. Но запомни на всю жизнь: честного, преданного делу – береги. Прочь гони от себя языкастых лизоблюдов. Ничего, кроме беды, от них не жди. Случись что, первые тебя и предадут.

Мальчик вдруг бросился к воеводе и порывисто обнял его.

– За Аскольда не волнуйся. Я велю, чтобы за ним приглядывали.

– Князь, Аскольд окреп достаточно. Я беру его с собой. Не к лицу воину нежиться в постели, когда другие готовятся пролить кровь, – он ласково потрепал Василия по волосам. – Ну, пора мне.

Сеча ходил по двору широкими шагами, заложив руки за спину, и о чем-то сосредоточенно размышлял.

• Предыдущая
• 13/63
• Следующая