Месть Аскольда - Торубаров Юрий Дмитриевич - Страница 1

• 1/82
• Следующая

© ООО «Издательство «Вече», 2015

© Торубаров Ю. Д., 2009

Тишина. Густой ночной мрак, цепляясь бархатными капелями за ветви столетних великанов, нехотя растворяется в напоенном предутренней прохладой воздухе. Небольшая, затерявшаяся в дебрях лесного моря поляна неслышно покрывается белоснежной пеленой тумана, ползущего на смену рассеивающейся темени к спящим вповалку людям. Огни догорающих костров освещают усталые, перепачканные золой и кровью лица молодых воинов. Рядом с ними спят дети. Кое-кто из них порой испуганно вскрикивает. Не спят только два воина. Один из них, прислонившись спиной к дереву, бережно держит на своих коленях голову другого и с нежностью гладит вьющиеся локоны. Они ведут тихий разговор.

– Мне думается, в Киев идти опасно. Боюсь, упоенные победой татары могут повернуть своих коней к столичному граду. Я не могу, не хочу рисковать ни тобой, ни детьми, которых нам доверили горожане, – говоривший наклонился и страстно поцеловал алые, зовущие губы.

– Ты что?! – откликнулся стыдливый, но радостный женский голос. – Еще увидят…

– Ну и пусть видят! Я всему миру хочу крикнуть: я люблю! Люблю тебя, мою жену, моего боевого товарища, друга!

Но тотчас его лицо посуровело.

– Что с тобой? – встревожилась она.

– Сердце грызет забота о козельских детях: что с ними будет? Мы должны поскорее найти им безопасное место. Мы дали клятву сберечь их. И в память дорогих козельчан, в память моего отца обязаны выполнить обещание. Помнишь слова воеводы: «Я хочу, чтобы…

– …над моей могилой стоял крест!» – закончил мягкий женский голос.

– И он будет стоять, – воин весь преобразился, глаза засверкали. – Нас не сломить!

– Будет, дорогой! – она нежно погладила его по щеке и тяжело вздохнула.

– Всеславна, родная, что с тобой?

– Я вспомнила отца, Аскольд. Жив ли он?

– Да-а, – невольно вырвалось у Аскольда, – что стало с градом, где отец? Думаю, татары не простили козельцам их дерзновенной смелости. Я видел кровавый пир победителей. Нет ничего ужаснее.

Его брови сурово сдвинулись, а взор устремился туда, где над кромкой леса появилась узкая светлая полоса. Там, на востоке, на высоком берегу стоял его прекрасный город. От нерадостных мыслей его отвлекли журавлиный клекот над головой да грозный рев недовольного чем-то хозяина леса. Жизнь диктовала одно: надо принимать решение.

– И все же Чернигов, – сказал Аскольд, тяжело вздохнув. Потом добавил: – Князь должен нам быть благодарным. Как-никак, мы спасли его.

Всеславна покачала головой:

– Не ты ли мне говорил, что Великий князь предал Козельск, не послав ему помощи? А теперь хочешь, чтобы мы пошли к этому человеку? Прости, Аскольд, но трусость, предательство – что страшнее этого может быть?

Как ему хотелось согласиться с ней! Однако суровая действительность диктовала другое: нельзя прямиком из огня да в полымя!

– К несчастью Руси, не он один такой. На моих глазах татары брали Москву, и я не видел, чтобы кто-то пришел на помощь. Но я надеюсь, что князь Михаил одумался и окажет нам достойный прием и защиту. Я не вижу другого выхода. Он ведь христианин и не возьмет грех на душу, отказав невинным сиротам.

Всеславна промолчала. Она не могла не признать правдивость слов мужа.

Между тем туман густел, поляна превращалась в дивное молочное озеро. Сильней потянуло прохладой.

– Надо подбросить дровишек, а то огонь совсем угаснет, – Аскольд бережно приподнял голову жены со своих колен и поднялся, направляясь в лес.

Время, неумолимый пешеход, шло. «Озерная» пелена стала спадать. То здесь, то там стали подниматься взлохмаченные детские головки. Они с испугом таращили глаза на незнакомое окружение и принимались хныкать, жалобно издавая: «М-а-а-а…»

– Спите, спите! – принялся успокаивать Аскольд.

Услышав голоса детей и мужа, Всеславна поспешила ему на помощь.

– Тут больше оставаться нельзя. Детям нужен кров, и я согласна и на Чернигов. Конечно, в Киеве мои родственники позаботились бы о детях по-родительски, – она вздохнула. – Но никто не знает, куда пошел Батый.

– Ты, пожалуй, права, – согласился Аскольд. – Действительно, кто знает, куда повернул хан? А сейчас пойдем, проверим нашего князя.

Василий спал меж корней могучего дуба, удобно положив голову на одно из корневищ. Он сладко посапывал, причмокивая во сне губами.

– Ну совсем еще дитятко, – тихо прошептала сестра, украдкой смахивая слезу. – Что его ждет?

– Будем молить Господа, чтобы наши горести остались позади, – вздохнул Аскольд.

Да, хан не торопился ни на Киев, ни на Чернигов. Он никак не мог избавиться от пережитого под Козельском ужаса. Горы трупов татарских воинов устилали путь козельских смельчаков. И это мог сделать один маленький городок? А что, если урусы объединятся? Тогда конец всем его замыслам!

Хан скрипнул зубами. Прочь от этого проклятого места! Скорее в привольные степи! Там его душа найдет покой. Нагайка свистнула в воздухе. Конь вихрем сорвался с места. Но внезапно властным движением хан осадил коня.

Толпа молча расступилась, пропуская вперед толстого старого монгола, который решительно направился к повелителю.

– Следуй за мной, Великий хан, – сказал он спокойно и развернул коня.

На высоком холме старик остановился. Там, укрытое белым покрывалом, что-то лежало. Старик, громко отдуваясь, слез с коня и направился к странному предмету. Он сорвал полотнище, и взору изумленного хана предстало чье-то тело.

Батый подъехал ближе. Ему сразу бросилось в глаза, что человек был одет в белую рубашку, которая во многих местах была покрыта пятнами крови. В центре чернело маленькое отверстие.

«Стрелы!» – догадался хан. Затем его взор перекинулся на лицо. Брови строго сжаты, восковые щеки ввалились, а выпирающие скулы придают всему облику грозное выражение. Налетевший порыв ветра вдруг шевельнул белоснежную окладистую бороду человека. Хан от неожиданности вздрогнул и оглянулся.

Старый монгол спокойно и понимающе кивнул, словно сбросил с Батыя невидимые оковы, и он уже без всякого страха взглянул на покойника. Какое-то мгновение хан стоял над ним и вдруг медленно опустился на одно колено.

– Он мой враг, – заговорил Батый властным голосом, – но он доблестно, как герой, выполнил свой долг. Вы все, – он посмотрел на своих приближенных, – должны учиться у него военной мудрости, отваге и преданности своему князю. Похороните его, как хоронят Великих батыров. Но чтобы ни один урус не узнал дороги к его могиле!

Последние слова Батыя утонули в диком реве, хлынувшем на холм откуда-то снизу. Хан осмотрелся. Холм сплошным кольцом окружали воины. Это их вопль всколыхнул округу. Они вопили, потрясая оружием, горячо приветствуя слова своего джихангира. Так герои чествуют героев.

Экзальтация достигла таких размеров, что хану стало ясно: крикни он любое слово, и войско очертя голову бросится выполнять его волю, забыв про изматывающие бои, бессонные походы. И он почувствовал, как в нем рождается желание. Он поведет своих доблестных воинов. Пусть ни у кого не останется сомнений в трусости их хана. Он поведет их. Но… только сперва на этого хитрого, скользкого Котяна.

Прежде чем сесть на лошадь, Батый снял с пальца массивное золотое кольцо со вставленным в него огромным, как глаз лошади, алмазом и бережно положил на грудь воеводы Сечи.

• 1/82
• Следующая