Месть Аскольда - Торубаров Юрий Дмитриевич - Страница 60
- Предыдущая
- 60/82
- Следующая
Услышав знакомое слово, Маргарита невольно улыбнулась:
– Как тесен, оказывается, мир… – Увидев, что Петр насторожился, успокоила жестом: – Продолжай.
– Когда Владимир, уже повзрослевшим, вернулся в Новгород, он собрал войско и отомстил за смерть Олега Ярополку. Так стал Владимир князем всей земли Русской. А крестил он Русь так… Или ты устала? – спросил вдруг начитанный разбойник, увидев, что девушка, прикрыв губы ладонью, аккуратно зевнула.
– Нет, нет, я слушаю! – живо возразила та. – Мне очень, очень интересно.
– Крестить Русь, одобрив добродетельную жизнь исповедников, хотела еще Ольга, его бабка. Сама же, опасаясь язычников, крестилась в Константинополе. Хотя, говорят, вначале намеревалась принять римскую веру. Отправляла послов к императору Оттону, просила прислать епископа. Тот отрядил святого отца Адальберта, но его изгнали. Княгиня, правда, вздохнула с облегчением: ее все же больше тянуло к грекам. Поэтому, говоря по совести, Владимир просто завершил то, что давно назрело. Перед собственным крещением Владимир почти ничего не видел, но когда во время крещения священник возложил на него руки, произошло чудо: он прозрел! Упав на колени, князь тогда воскликнул: «Только теперь я познал истинного Бога!»
– Надо же, какие с людьми происходят знаменательные события! А в моей жизни не было ничего примечательного, – произнесла Маргарита с легким оттенком горечи.
Петр улыбнулся:
– А разве наша встреча – не чудо?
Девушка ответила ему такой же доброй улыбкой, и Петр в душе воспарил к облакам.
– А ты знаешь, почему Владимир выбрал именно эту веру? – спросил он, желая развеселить собеседницу.
Та покачала головой отрицательно.
– На Руси зело любят выпить да повеселиться от души, не можем мы без этого, а христианством сии радости жизни не возбраняются, – с готовностью ответил он.
Оба рассмеялись. Потом Маргарита с сожалением сказала:
– А в наших землях к христианству особо не тянутся.
– Это потому, – пояснил Петр, – что давным-давно князь Ростислав Моравский обратился к византийскому двору с просьбой прислать ему славянских проповедников. Император Михаил послал ему тогда двух братьев, Кирилла и Мефодия, но немецкий король Людовик, испугавшись, что Моравия отвернется от католичества, помог Семовиту Пясту свергнуть род Попела. Вот с того времени народ и старается не интересоваться христианством.
– Надо же, а я этого и не знала. Как жесток, оказывается, мир… Да, твой рассказ был поистине интересен и познавателен, но на сегодня, пожалуй, хватит. Мне хочется остаться одной и осмыслить услышанное. Надеюсь, завтра ты поведаешь мне что-нибудь еще, не менее увлекательное.
Петр расцвел в довольной улыбке.
Аскольд Сеча новое назначение воспринял с волнением. Груз ответственности, готовый лечь на его неокрепшие плечи, показался ему столь тяжелым, что, ссылаясь на молодость и малый опыт, он даже попытался отказаться от этого лестного предложения. Более того, назвал имена нескольких зрелых дружинников, которые, на его взгляд, более достойны принять командование.
Димитрий расценил его порыв правильно:
– Можно, конечно, и кого-то из них назначить, но кто лучше тебя знает тех, с кем завтра предстоит сражаться? Я верю в тебя и в твою любовь к земле Русской. Ты доказал ее, друже, не отсиживаясь в сторонке и не прячась от врага. Представь, что ты – лучина, которой надобно зажечь свечи. Вот и зажги их, пусть они озаряют нам путь к победе над врагом! По рукам?
Аскольд улыбнулся и подал руку:
– Коль так, Димитрий, дозволь сделать вылазку. Приволоку монгола, попытаем, каковы их замыслы.
– Я бы тоже с тобой пошел, – кивнул воевода, – да обоим покидать город нельзя.
Той же ночью Аскольд с Голом спустились с восточной стены и, пробравшись обрывом поближе к становищу, затаились в придорожном кустарнике. Наблюдая за неприятелем, они убедились, что монголы охраняют свой лагерь на совесть: конные разъезды курсировали взад-вперед один за другим. Казалось, ночь пройдет без толку. Однако помог случай. Совершая очередной разъезд, один монгол решил сбегать до ветру. Спешившись, он засеменил к соседнему кусту, но, не успев даже изготовиться к соответствующему ритуалу, получил по затылку такой удар кулаком, что без звука повалился на землю.
Пока друзья бесцеремонно волокли незадачливого монгола, тот потерял штаны. Обвязав его веревкой, разведчики дали сигнал на подъем. Наверху, вытянув беспортошного пленного, долго смеялись. А пленным, как вскоре выяснилось, оказался шурин самого Батыя Таврул. Оклемавшись, он при виде дюжих урусов изрядно струхнул. Поэтому даже без пыток сообщил, что войском командует старый багатур Субудай. Без него, дескать, Батый и шагу не делает. Поведал также, что сейчас Субудай подбирает группу пластунов, которые должны будут обследовать участок напротив южных (Лядских) ворот, чтобы потом без потерь протащить пороки. Именно там и планируется провести главный штурм.
В монгольском стане об исчезновении шурина Батыя немедленно доложили Субудаю. Тот зашелся в гневе, поняв, что урусам удастся теперь раскрыть его план. Тогда он решил перенести главный штурм на другую, с крутыми склонами сторону. Подготовка пошла еще яростней. По приказу багатура в поле была возведена стена, подобная киевской, и теперь он тренировал на ней туркменов, готовя их к штурму.
В назначенный день, на рассвете, цепи неприятеля бесшумно, ползком двинулись к городской стене. Вдруг громко прокукарекал петух. Но то была маленькая хитрость Субудая, означающая сигнал к атаке.
Старый кожевник Ульян, прикорнувший у бойницы, услышав в неурочный час крик петуха, насторожился.
– С чего бы это кочет заверещал, братцы? – начал будить он товарищей, но те лишь вяло от него отмахнулись.
Однако старик оказался дотошным: снял с себя малахай и выставил его в амбразуру. Одежку тотчас попортили сразу несколько стрел.
– Эй, мужики, подымайсь! – сообразив, в чем дело, Ульян принялся будить дремлющих стражей с удвоенной энергией.
– Враг у града! – пронеслось вскоре по стене от бойницы к бойнице.
Дед Ульян, перехватив мальца, ночевавшего с отцом на стене, послал его за Аскольдом, благо все, от мала до велика, знали, где обосновался козелец. Татары тем временем обрушили на защитников град стрел, не давая возможности отталкивать приставляемые к стене лестницы.
– Приготовить ухваты! – раздался зычный голос подоспевшего Аскольда. – Всем укрыться и без моей команды ничего не предпринимать!
Люди подчинились, хотя и не всё поняли. Аскольд же стал ждать, когда в поле зрения появится первая татарская голова. Наконец в проеме бойницы мелькнула мохнатая шапка.
– А теперь – пошли-и-и! – Аскольд, ловко угодив ухватом в перекладину, первым отбросил одну из лестниц назад.
Дружинники резво повскакивали и, сопровождаемые визгом штурмовиков лестницы, описывая в воздухе дуги, полетели наземь. Опоздали монгольские стрелки! Когда хватились, было уже поздно.
Первая атака была отбита. Киев ликовал. Но тут, как тараканы из-под печи, начали выползать отовсюду пороки. Однако не зря Аскольд самолично тренировал таранщиков.
– Ну, други, – спустился он к ним, – ваша очередь! Готовьтесь.
Ульян, доселе следовавший за предводителем по пятам, шустро вернулся на стену и, подражая Аскольду, лихо скомандовал:
– А ну, накручивай! Швыряй шибче, кидай дальше!
Первый тяжелый булыжник взвился вверх и, перелетев стену, ахнул прямо в середину порока. Громкий треск известил всех о точном попадании метателя. Стенобитный снаряд был переломлен пополам.
По приказу багатура машины поползли назад. Казалось, штурм был отбит. Но не успели осажденные перевести дух, как воздух сотрясся от грохота тулумбасов и воя труб, перекрываемых многотысячным грозным: «Урачх!» Невесть из каких дебрей выдавливалась на город бескрайняя живая масса, прикрытая щитами. Сверху она казалась железным морем, подступающим к подножию крепости. В работу вступили лучники. Не было возможности даже глазом выглянуть из-за укрытия: настолько плотно и прицельно велась стрельба. Земляной вал вмиг облепила татарва. Штурмовые лестницы вновь окружили крепостную стену. Рослые туркмены, подгоняемые монголами, пошли в атаку.
- Предыдущая
- 60/82
- Следующая
