Черный Магистр - Шхиян Сергей - Страница 3

• Предыдущая
• 3/66
• Следующая

Пока я говорил, недоумевающее выражение лица хозяйки перешло в насмешливое. Она разглядывала меня, не скрывая иронию. Назвав себя, я замолчал, давая возможность отреагировать на мое признание. Думаю, что я, скорее всего, выглядел совсем нелепо, и мой виноватый вид развеселил хозяйку.

— Весьма польщена, — после небольшой паузы, сказала хозяйка. — Я Екатерина Дмитриевна Кудряшова, здешняя обывательница. Изволите быть местным жителем?

Она представилась и говорила церемонным тоном, смеясь только глазами.

— Нет, я в Троицке проездом. Попал сюда совершенно случайно, а так как мне раньше доводилось бывать в вашем городе, не мог отказать себе в удовольствии посмотреть, как он изменился за последние годы, — пространно объяснился я.

Возможно, я и зарывался, но мне очень хотелось есть. Остаться здесь на ужин было очень соблазнительно.

— Ну и как вам изменения? — поинтересовалась Екатерина Дмитриевна, с трудом скрывая веселые искорки в глазах.

«Чего это она так развеселилась?» — подумал я. Вслух же сказал:

— Впечатляют. Мощеная дорога, фонари. Ваш дом, наконец. Когда-то на этом месте было подворье портного Фрола Исаевича Котомкина...

Договорив фразу, я прикусил язык, но, кажется, поздно. Смешинки в глазах хозяйки пропали, их выражение стало скорее испуганным.

— А что вы о нем знаете? — поинтересовалась она.

Понимая, что зарапортовался, я попытался уйти от прямого ответа и перевести разговор на другую тему.

— Не то что бы знаю... меня больше интересует городское зодчество, вот в этой связи...

Однако, Екатерина Дмитриевна не дала себя заговорить и вернулась к прерванной теме:

— Мой прадед не был столь известным человеком, чтобы о нем помнили посторонние.

— Ну, а если я краевед и знаю о нем по старым записям в городских книгах?

— Вы же не местный житель! — перебила Екатерина Дмитриевна.

— Да, я действительно приезжий и совершенно случайно, исследуя историю, так сказать Отечества, узнал историю вашего прадеда...

Я начал нести такой странный вздор, что сам себе диву давался.

К тому же меня начало покачивать, как будто подо мной был не пол, а корабельная палуба.

— То, что вы правнучка Фрола Исаевича — это чрезвычайно приятно. Надеюсь, он в добром здравии. О-очень почтенный человек, хотя портной, между нами, так себе. Как, кстати поживает его дочь, Евдокия Фроловна? Увидите, передавайте привет...

В голове у меня звенело, и слова произносились машинально, через силу. Почему-то казалось, что меня сейчас выгонят из дома, а очень хотелось есть и страшно было выходить одному в темноту.

— Никогда бы не подумал, что вы Дунина внучка, совсем на нее не похожи, такая красавица, Семен, он тоже... Дедушку вашего зовут Семеном?

Я хотел еще сказать, что был дружен не только с ее бабушкой, но и с дедушкой, но не смог сформулировать мысль и окончательно запутался в словах. Мысли куда-то разбежались, и я растеряно оглядел присутствующих. Сцена была забавная, как в последнем акте «Ревизора». Мне стало стыдно, что я так напугал этих приятных людей.

— Пожалуй, мне пора, — через силу проговорил я. — Очень приятно было познакомиться.

Я попытался поклониться, но голова потянула вниз, а пол начал почему-то приближаться к лицу. Краем сознания я успел зафиксировать женский крик. Потом услышал, как кто-то начал стучать в пол каблуками. Я хотел спросить, что, собственно, здесь происходит, но не спросил, потому что все перемешалось, и спрашивать стало не у кого. Перед моим лицом трепетала занавеска, а сверху, вдалеке, вместо неба, был белый потолок.

Чья-то мягкая ладонь легла мне на лоб, и дребезжащий старческий голосок сказал:

— Смотри, Катя, барин очнулся!

— Бабушка, я тысячу раз просила вас, не называть его барином.

— Прости, милая, но я уж буду по-своему, по-старому, как же не барин, коли барин.

— Кто барин? — поинтересовался я.

Рука на моем лбу дрогнула и исчезла, а надо мной склонилось женское лицо, которое я когда-то видел.

— Как вы себя чувствуете? — спросила женщина, забавно шевеля полными, ярко очерченными губами.

— Хорошо, — ответил я, — только очень хочу спать.

— Вот и замечательно, поспите, мы вам мешать не будем.

Я хотел сказать, что ни рука, ни лицо мне не мешают, напротив, они очень кстати, с ними легко и покойно, но не успел, чувствуя, что проваливаюсь в сон…

Проснулся я от тихого шепота. Взгляд уперся в керосиновую лампу, под зеленым абажуром, стоящую на столе напротив кровати. Такие богато украшенные лампы я видел только на Калужской площади в антикварном магазине, еще в советские времена. Стоили они очень дорого. Эта мысль зацепилась за сознание и мешала сосредоточиться на окружающем.

— Он просыпается, — сказал кто-то невидимый.

— Где я?

— Не волнуйтесь, — ответил тот же голос. — Вы у друзей.

— Вы кто?

— Я ваш доктор.

— Что со мной случилось?

— Вы заболели, но теперь поправляетесь.

Я с усилием повернул голову и увидел говорившего со мной мужчину. Это был молодой человек, лет двадцати восьми. У него были пышные темные волосы, усы со слегка загнутыми кончиками и шотландская бородка. Одет он был в пиджак из мягкой, толстой ткани, рубашку с высоким воротником, украшенную широким галстуком-бабочкой.

Я начал вспоминать, что со мной случилось. Память возвращалась медленно и неохотно.

— Какой сейчас год? — спросил я, реализуя мысль, засевшую в памяти когда-то очень давно.

— Пятьдесят шестой, — ответил доктор.

— Чего, пятьдесят шестой, девятьсот пятьдесят шестой?

— Что это вы, голубчик, говорите! Какой может быть девятьсот пятьдесят шестой! Вы, почитай, почти тысячу лет упустили! Сейчас уже тысяча восемьсот пятьдесят шестой год. Вы только не волнуйтесь. Мы находимся в России, в 1856 году, в том же году, когда вы и заболели. Вы несколько дней были без сознания, а сейчас у вас небольшая потеря памяти. Скоро вы поправитесь, и все будет в порядке.

Кое-что я и вправду начал вспоминать.

— Это, что дом Котомкиных?

— Вот, видите, вы уже кое-что припомнили. Да, это дом принадлежит вдове купца первой гильдии Кудряшовой, а Котомкина — девичья фамилия ее бабушки, Евдокии Фроловны.

— Дуни?

— Ну, если вам так угодно, то бабушки Дуни.

— А где она? И откуда у нее взялась внучка?

— Она здесь, в комнате, — терпеливым тоном, каким обычно врачи говорят с душевнобольными, сказал доктор. — А внучка, ну не знаю, откуда взялась, скорее всего, родилась, как и все...

— Дуня здесь? — переспросил я. — Где она?

— Здеся я, батюшка барин, Алексей Григорьевич, — зазвучал уже слышанный мной ранее старческий голосок. — Живая, здоровая.

Доктор диковато посмотрел мимо меня, куда-то в сторону, и в поле моего зрения вплыла старушка в черном платочке и коричневом шерстяном платье.

— Вы... Дуня?! — поразился я.

— Я, батюшка, она самая и есть

До меня стало доходить. Я пристально посмотрел старушке в лицо и сквозь безжалостное время разглядел знакомые черты. Бабуля улыбнулась той же, что и раньше, немного смущенной улыбкой и прикрыла беззубый рот уголком платка.

— Что, постарела?

— Здравствуй, Дуня! — искренне обрадовался я знакомой душе. — Вот не думал, не гадал тебя встретить!

— А уж как я рада! Ты, барин, как тогда уехал, так мы все тебя вспоминали и гадали, как ты? К нам и братец твой младший приезжал, Александр Григорьич, да только вышел на минутку и навек сгинул. Батюшка оченно расстраивались. Все, бывало, сетовал, как же мы братца-то Алексея Григорьевича не уберегли.

— Ничего с ним не случилось, — успокоил я старушку. — И по сей день живой, здоровый.

Потом обернулся к доктору, который с отвисшей челюстью наблюдал за нашими семейными воспоминаниями.

— Так вы говорите, сейчас пятьдесят шестой год?

— Совершенно верно, — подтвердил он, часто моргая, как от яркого света, глазами. — Уже почти девять месяцев пятьдесят шестой, а за ним будет следующий, Пятьдесят седьмой! А потом, если позволите, пятьдесят восьмой...

• Предыдущая
• 3/66
• Следующая