Гиблое место - Шхиян Сергей - Страница 19
- Предыдущая
- 19/92
- Следующая
Деревня была дворов в пятьдесят, с близко стоящими друг к другу избами. Вокруг нее был тын из вертикальных бревен. Мы подошли к запертым воротам. Фортификационные свойства забора были не очень качественны, он был невысок, и бревна отрухлявели от времени, но выглядела ограда на первый взгляд весьма солидно. Кто-то из нашей компании начал колотить в ворота ногами, и минут через пять в щелях показались сначала любопытные ребячьи глазки, а затем пришли и взрослые. Начались долгие бестолковые переговоры, с выяснением, кто мы такие и как сюда попали. Селяне уже никому не верили и пускать за ограду толпу незнакомых людей не спешили. Пришлось за дело браться Алексию. Ему удалось убедить крестьян, что мы православные и мирные люди. Наконец ворота со скрипом распахнулись, и мы попали за ограду.
Человек двадцать взрослых жителей обоего пола, вооруженные подсобным воинским инвентарем, настороженно встретили нашу компанию, и только разглядев наше с отцом Алексием священническое одеяние, успокоились.
– Кто здесь старший? – спросил я, не зная, как точно назвать главу местной администрации: старостой или старшиной.
– Я, староста, – откликнулся крепкий мужик с бельмом на левом глазу и ржавым двуручным мечем, на который он опирался, как на дубину.
– Накормить нас сможете? – задал я самый злободневный сейчас вопрос.
– Ну, – начал, поскучнев лицом, говорить мужик, он даже, чтобы не смотреть на меня, отвел зрячий глаз в сторону, – нынче у нас и зерна-то, почитай, не осталось. Весна – весь припас вышел. Конечно, если только Христа ради...
– Нам милостыня не нужна, мы серебром заплатим, – подавил я в зародыше его сомнения.
– Ну, если так, тогда конечно. Тогда почему не помочь, – сразу повеселел староста. – Кислыми щами с пирогами, да кашей накормим. Почему ж добрых людей не накормить.
Между тем все деревенские жители от мала до велика собрались у ворот и с великим интересом рассматривали гостей. Мои же сотоварищи, оказавшись в относительной безопасности, совсем потеряли силы и начали один за другим садиться, где кто стоял, прямо на землю. Нужно было что-то делать. Селяне не спешили нести свои пироги, потому опять пришлось подтолкнуть развитие событий.
– Тебя как звать? – спросил я старосту.
– Антоном кличут.
– Разведи людей по избам, пусть отдохнут, – велел я непререкаемым тоном, предполагая, что иначе нас так и будут держать у ворот. – Поторопи баб, люди несколько дней не ели.
– Это можно, – легко согласился староста и прикрикнул на односельчан.
Крестьяне засуетились и начали разводить по дворам непрошеных гостей, выбирая, кто кому приглянется. Мы с отцом Алексием и Натальей Морозовой с детьми последовали за старостой. Наталья Георгиевна немного отошла после недавнего потрясения и сосредоточилась на детях. Теперь, кроме дочери, которую она по-прежнему несла на руках, к ней жался мальчик по имени Бориска лет восьми с бледным заострившимся личиком.
Староста Антон жил в крепкой, новой избе покрытой берестой. Деревенские жилища, сколько я не видел их в разные эпохи, почти ничем не отличались друг от друга. Прогресс и нововведения явно обходили жилища наших предков стороной.
Внутреннее устройство изб до двадцатого века осталось без изменений в большей части великорусских деревень. Обыкновенно крыша избы была деревянная, тесовая, гонтовая или из драни. В XVI и XVII веках были в обычае кровли из березовой коры. Форма их была скатная на две стороны, с фронтонами на других двух сторонах. Окна в простых избах были волоковые для пропуска дыма; по надобности на них натягивали кожу; вообще они у бедных были малы (для сохранения теплоты); когда их закрывали, в избе среди дня становилось совершенно темно. В зажиточных избах окна делались большие и малые; первые назывались красными, а последние, по своей фигуре, были продолговатые и узкие. До второй половины XVII века вместо стекол обыкновенно употреблялась слюда. Такие окна и назывались красными, а от них и сама изба – красною.
Мы поднялись на «предместье», примитивное подобие крыльца, и через низкую дверь прошли внутрь. Свежие бревенчатые стены еще не окончательно почернели от дыма и были темно-коричневыми. Вслед за нами в помещение прошло все семейство старосты, и там сразу стало негде повернуться. Нас усадили за стол и подали кислые щи, странный напиток из ржаного и ячменного солода и пшеничной муки, а к щам пироги. Вторым блюдом была пшенная каша на воде. На Руси был Великий пост, и пироги оказались с капустной начинкой. С голодухи мы жадно набросились на еду.
Наевшись, я позволил себе расслабиться, однако велел старосте выставить охрану на тыне и будить себя в случае чего. После этого лег на жесткую лавку у стены и мгновенно заснул. Сколько времени я проспал, не знаю, наверное, недолго, потому что принудительное пробуждение было тяжелым и мучительным.
– Что случилось? – с трудом приходя в себя, спросил я жену старосты, которая упорно трясла меня за плечо.
– Казаки, батюшка, – скороговоркой произнесла она, – мой мужик велел тебе сказать.
Какие казаки, и где я нахожусь, до меня дошло не сразу, еще какое-то время я недоуменно таращился на стены чужой, незнакомой избы. Потом вспомнил, где нахожусь, и вскочил с лавки.
– Где твой Антон?
– У ворот. Казаки велят их впустить, грозятся деревню пожечь, а он сомневается.
– Отца Алексия разбуди, – велел я женщине, спешно обуваясь, – пусть немедля идет к воротам.
– Только казаков нам не хватает, – думал я, стремглав выскакивая наружу.
Дом старосты находился в середине деревни, и ты-новые ворота от него были не видны. Я сориентировался по шуму и побежал в нужную сторону. Все наличные в деревне крестьяне уже собрались около запертых ворот.
Я пробрался к тыну и выглянул в щель. Не меньше сотни казаков, кто, спешившись, кто верхами, толпились по ту сторону забора.
– Отворяй ворота, смерд поганый! – надсадно кричал здоровенный, усатый мужик, скорее всего, атаман ватаги. – Отворяй, кому говорю, иначе всю деревню спалим!
– Никак невозможно, государь-батюшка, – надрывался в ответ староста, стоя на приставной лестнице и возвышаясь головой над воротами, – не велено никого пускать!
- Предыдущая
- 19/92
- Следующая