Разведка «под крышей». Из истории спецслужбы - Болтунов Михаил Ефимович - Страница 28

Надо признаться, что в ряду причин слабой работы агентурной разведки было и ее крайне скупое финансирование. Откровенно говоря, до Русско-японской войны Главному штабу на негласные расходы по разведке отпускалась фантастически мизерная сумма, немногим более 56 тысяч рублей в год. Она делилась между штабами округов.

Привилегированным положением пользовался почему-то Кавказский военный округ. Дополнительно небольшая сумма вне сметы расходов на разведку отпускалась Туркестанскому округу, а вот Дальний Восток, несмотря на реальное приближение войны, сидел на голодном пайке.

Есть десятки примеров, когда из-за нежелания финансировать негласных агентов были упущены реальные возможности добывания ценнейших сведений. Так, еще в 1900 году инженер-железнодорожник Ловис Лайнц, проживавший в Шанхае, предложил свои услуги российскому военному агенту в Китае полковнику Константину Десино. Но в Санкт-Петербурге решили не платить, и тогда Лайнц нанялся на службу к немцам.

Военный агент в Корее полковник Генштаба Иван Стрель-бицкий предлагал организовать группу секретных агентов из завербованных ранее европейцев. Просил по 300 рублей в месяц на агента. Увы, денег не дали.

С подобным предложением в 1902 году в Главный штаб обратился и военный агент в Китае Константин Вогак. Он тоже желал получить небольшую сумму на вербовку нескольких агентов, но получил отрицательный ответ.

Справедливости ради надо признать, что руководство Главного штаба делало попытки изменить структуру финансирования, но безуспешно. Это потом, после войны, будет признано, что денежное довольствие агентурной разведки оказалось явно недостаточным.

Несмотря на все эти сложности, военная агентурная разведка в меру своих сил и возможностей старалась предостеречь руководство в Санкт-Петербурге.

В 1903 году в Корее через одного из чиновников двора, который был нашим негласным агентом, удалось добыть наброски плана Русско-японской войны, нанесенного на одежду одного из шпионов императора, побывавшего в Японии. Этот план и последующие оценки были переданы в штаб наместника на Дальнем Востоке.

В декабре 1903 года военный агент в Токио полковник Владимир Самойлов докладывал о подготовке к войне.

«С начала января давно уже делаемые приготовления для отправления войск в Корею сделались очень энергичны. Началось фрахтование еще новых судов, по последним данным, надо считать, что всего зафрахтовано 32 парохода…

По достоверным сведениям, в разных дивизиях делаются приготовления к походу. Во 2-й и 12-й дивизиях призвана часть запасных.

Поспешно заготавливают в разных местах зимние вещи: фуфайки, набрюшники, теплые гетры.

5 января издано формальное запрещение печатать в газетах всякие сведения, касающиеся передвижения судов, транспортов и войск. Приняты другие меры относительно телеграфной корреспонденции — телеграммы сколь-нибудь подозрительные не принимаются.

7 января много офицеров Главного штаба выехали на юг. Офицеры, читавшие лекции в разных учебных заведениях, откомандированы в свои части.

Обычный сбор начальников дивизий, ежегодно происходящий в январе, — отложен.

В Главном штабе, военном и морском министерствах — спешная работа. На бывшем вчера обычном зимнем параде не было и половины штабных офицеров.

Отделения Красного Креста обнаруживают усиленную деятельность, в некоторых местах сформированы отряды.

Опять начался прилив пожертвований на войну…»

Казалось бы, какие еще нужны сведения, чтобы понять: Япония готова начать войну. Увы, самые веские аргументы не принимаются в Санкт-Петербурге. Наоборот, из Центра звучат приказания: «не бряцать оружием, не провоцировать японцев». Штаб наместника получает требование «терпения, сдержанности и миролюбия». Но о каком миролюбии может идти речь, если, по всем данным, война с Японией дело решенное. Однако даже после того, как 26 января 1904 года японцы провели торпедную атаку и подорвали наши корабли — «Палладу», «Ретвизан» и «Цесаревич», на Дальний Восток так и не пришел приказ о приведении войск в полную боевую готовность. Не отдал такого приказа и штаб наместника.

А дальше случилось то, что должно было случиться. В ночь на 27 января 1904 года японский флот нанес удар по русской эскадре, стоявшей на внешнем рейде Порт-Артура. Днем у порта Чемульпо в Корее были атакованы крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец».

Началась Русско-японская война.

Каков же был расклад сил вступивших в войну сторон? На первый взгляд Япония явно уступала России. Ведь численность вооруженных сил империи значительно превосходила японскую. Да и как иначе, Россия втрое превышала Японию по населению. Если у первой было 140 миллионов, то у второй всего 46 миллионов. Кадровый состав сухопутных войск соотносился, как миллион к 150 тысячам. Резерв русской армии превышал 4 миллиона, а японской — 800 тысяч. Военно-морской флот империи превосходил японский вдвое.

Все это так. Однако тут как раз и начинаются неприятные для нас но… Основные районы комплектования и дислокации русских войск находились на огромном расстоянии от театра боевых действий. Пропускная способность Транссибирской магистрали невелика. Значит, на начальном этапе боевых действий нужно рассчитывать только на свои силы, то есть на войска, развернутые на Дальнем Востоке.

Что же касается военно-морского флота, то и здесь соотношение по кораблям было не в нашу пользу. Тихоокеанская эскадра в два раза уступала японцам в количестве крейсеров и миноносцев. Силы примерно равнялись только по броненосцам.

Проигрывали мы и в сухопутных частях. 25 тысяч солдат и офицеров, не считая гарнизонов крепостей, могли выставить русские.

Добавьте сюда 30 тысяч штыков в Порт-Артуре, строительство которого, кстати, еще не было закончено.

Японцы подготовили 140 тысяч, а к третьему месяцу войны и все 200 тысяч.

Справедливости ради надо сказать, что предполагалась переброска войск из европейской части. Однако на начальном периоде соотношение сухопутных частей склонялось не в нашу пользу. Следует не забывать и тот факт, что мало перебросить войска с одного театра боевых действий на другой, их надо где-то расположить, сосредоточить, организовать тыловое обеспечение. Здесь тоже были свои немалые трудности.

Планы воюющих сторон оказались прямо противоположными. Япония вела наступательные действия, стараясь установить государство на море. Россия намеревалась обороняться в Южной Маньчжурии и сдерживать японцев до подхода подкрепления из европейской части. И только через несколько месяцев русские генералы планировали начать наступление, сбросить врага в море, овладеть японскими островами и гнать противника до столицы Токио.

Что ж, как говорят, гладко было на бумаге… Однако теперь все это в прошлом. С началом боевых действий в войсках стала ощущаться резкая нехватка разведывательной информации. Несмотря на наличие нескольких штабов разных уровней, начиная от Главного и Главного Морского штаба и заканчивая штабом Маньчжурской армии, ни одному из них не удалось привлечь к сотрудничеству агентов, обладающих ценной развединформацией. Не была разработана система организации тайной агентуры в специфических условиях дальневосточного театра боевых действий.

Крупнейший специалист в области организации агентурной разведки генерал-майор Павел Рябиков в своей книге: «Разведывательная служба в мирное и военное время» писал: «Ненадежность тайной агентуры в мирное время, невозможность получить весьма жизненные и важные сведения о японской армии секретными путями привели к колоссальной ошибке в подсчете всех сип, кои могла выставить Япония, и к совершенному игнорированию резервных войск, неожиданно появившихся на театре войны».

До Русско-японской войны 1904–1905 годов в армии и на флоте не было профессиональных офицеров-разведчиков (их стали обучать в академии только после войны), военным и военно-морским агентам не ставились обязательные задачи по заведению тайной агентуры за границей, и в первую очередь, на территории вероятного противника. И как результат — дальневосточный театр военных действий оказался в разведывательном отношении не подготовленным к будущей войне.