Заговор - Шхиян Сергей - Страница 30
- Предыдущая
- 30/98
- Следующая
– Живой, скоро явится, – сердито ответил я. – Нашел свою старую любовь!
– А... – протянула она. О Ваниных сердечных делах Прасковья ничего не знала и не могла понять, почему я такой сердитый. – Тот, – она указала взглядом на перегородку, за которой лежал наш пленник, – ожил и грозится.
– Сейчас посмотрю, – сказал я, взял свечу и пошел проведать старика.
В соседней каморе на лавке никого не оказалось. Я решил, что пленник свалился на пол, посветил, но и там его не было.
Вместо связанного человека на полу валялись куски разрезанных вожжей.
– Прасковья! – закричал я. – Иди сюда!
Девушка тотчас явилась.
– Когда он начал ругаться?
– Сразу же, как ты ушел, – растеряно ответила она, разглядывая все те же перерезанные вожжи. – Никак, сбежал?
– Сбежал, – подтвердил я, поднимая аккуратно перерезанные ремни.
– Убью гаденыша! – не сдержался я, имея виду оруженосца. – Как же это он его обыскивал!
– Прости, хозяин, – проблеял за спиной виноватый голос, – люба мне Аксинья!
– Ты посмотри, что наделал! Ты как его обыскивал, если он сумел все порезать и освободиться?! – опять закричал я.
– Аксинья повинилась, – плачущим голосом ответил он. – Ей некуда идти!
– Какая Аксинья! Старик сбежал!
– Как это сбежал? – совсем другим тоном спросил Ваня. – Он же здесь лежал! Быть того не может!
– Может, – обреченно сказал я. – Теперь все может!
– Как же так, тут же он был, – бормотал рында, потом поделился возникшей гениальной идеей, – а вдруг он куда-нибудь заполз?
– Ты лошадей запряг? – спросил я, игнорируя ду. рацкое предположение.
– Сейчас, сию минуту, одна нога здесь, другая там! – воскликнул парень и попытался ускользнуть из избы. Однако у него на пути возникла простоволосая, растрепанная Аксинья и, загораживая выход, опять повалилась на колени:
– Боярин! Прости меня грешную, не иначе как бес попутал! Никогда больше на чужое не позарюсь! Замолю грехи!
У меня от всех событий последних минут уже голова шла кругом. Нужно было что-то предпринимать, хотя бы попытаться перехватить лазутчика, а кругом стоял гвалт, и все говорили что-то свое.
– Сидите на месте, я пойду его искать, – сказал я, окончательно теряя терпение.
– Можно я с тобой, – высунулся было Ваня, но тотчас спрятался за спину Прасковьи.
Я как был, с обнаженным клинком, выскочил во двор. Наша усадьба была окружена невысоким частоколом, как обычно на Руси, кривым и местами поваленным. Выбраться отсюда наружу труда не составляло. Я прикинул, куда бы в таких обстоятельствах пошел сам и побежал в сторону задней стены. Там начинался обширный пустырь, примыкавший к небольшой роще. Бежать в другом направлении, как мне казалось, у старика резона не было, почти во всех соседних подворьях были собаки, и ночное хождение неминуемо вызвало бы целый псовый переполох.
Небо уже стало практически черным, но видно еще было метров за сто. Оказавшись за территорией усадьбы, я осмотрелся. Кругом было пустынно и тихо. Я решил первым делом проверить рощицу и побежал к ней напрямик через пустырь. 'Передвигаться здесь оказалось сложно, ноги путались в бурьяне, мокром от павшей росы. Штаны до колен сразу же промокли. Около первых деревьев я остановился. Здесь, под кронами, было совсем темно, и рассчитывать можно было разве что на слух. Я затаил дыхание, слушая, не захрустят ли где-нибудь сухие ветки. Однако все по-прежнему было тихо, разве что неожиданно закричала ночная птица.
На любой охоте, если хочешь получить положительный результат, один из главных факторов – это терпение. Поэтому я решил ждать на месте. Если направление побега мной определено правильно, то рано или поздно беглец себя выдаст. Если я ошибся и старик ушел другой дорогой, то значит, его счастье.
Минут пять я неподвижно стоял на одном месте, весь обратившись в слух. Вскоре ухо стало различать отдельные звуки, отделять их от шелеста листвы и скрипа деревьев. Ничего необычного в ночных шумах не наблюдалось. Опять закричала та же птица. Голос у нее был неприятный, резкий, но как мне показалось, не тревожный. Вообще-то уже можно было прекратить бесполезное преследование, но возвращаться назад и опять выслушивать оправдания и извинения не хотелось.
Безалаберность и разгильдяйство меня всегда выводят из себя и нередко приводили к бессмысленным взрывам гнева. Никого это, в конечном счете, не дисциплинировало, сам же я потом испытывал угрызения совести.
Я прислонился к толстому березовому стволу и пережидал, пока окончательно не пройдет гнев. Постепенно сложившаяся ситуация перестала казаться тупиковой, я вспомнил, как крался по конюшне к любовникам, и невольно улыбнулся. Если еще представить, что испытали рында и Аксинья, услышав в самый неподходящий момент над своими распростертыми телами мой громовый рык, можно было и засмеяться.
Когда чувство юмора окончательно победило гнев, я отправился назад. Мокрые штаны неприятно липли к ногам, и я старался выбрать места, где трава растет ниже. На одной из таких проплешин я и увидел тело нашего пленника. Старик лежал ничком, поджав под себя ноги. Видимо побег не прошел ему даром, и на последнем этапе подвело сердце. Помня недавний инцидент с ножом, я подошел осторожно сзади и, для страховки придавив его тело рукой к земле, прощупал на шее пульс. Пальцы сразу стали мокрыми, а пульса не было. Видно, все-таки укатали Сивку крутые горки. Не по возрасту было заниматься пожилому человеку игрой в казаки-разбойники.
Я выпрямился и поднес руку к глазам. Пальцы показались черными.
Кажется, смерть беглеца наступила не от сердечной недостаточности, а от ранения. Теперь мне спешить было некуда и, соблюдая предельную осторожность, чтобы не оказаться рядом с дедом в сырой земле, я пошел к нашему подворью. Что могло случиться с беглецом, можно было только гадать. Пока ясно было одно, теперь лазутчику уже не удастся навести на нас своих сторонников.
В избе встревоженная троица сидела рядком на лавке и переживала, что со мной что-то случилось. Понять их было можно, Ваня хоть и совершил сегодня подвиг любви, но как воин пока стоил немного, и без меня и он и женщины оказывались беззащитными. Когда я вошел, все вскочили, а Прасковья, та даже бросились на шею. Не могу сказать, что это мне было неприятно.
- Предыдущая
- 30/98
- Следующая
