Монах: время драконов - Ши Роберт - Страница 83

• Предыдущая
• 83/114
• Следующая

Хотай и несколько других молодых монголок сидели недалеко от Танико и Сереметры. Хотай громко вздохнула.

– Действительно странные времена настали – мы вынуждены сидеть рядом с людоедкой и огнепоклонницей.

Танико, будучи примерной буддисткой, никогда не евшей мяса, не могла понять, откуда пошла молва, что ее народ – каннибалы. Она раздумывала, как бы ответила Сереметра Хотай. Но недооценивать ее монгольское происхождение, особенно во время курултая, было бы политически неверно.

– Ты знаешь об обычаях наших стран так же много, как куча верблюжьего дерьма знает о море, – сказала Сереметра, тряхнув головой.

«Поэзия, – подумала Танико, – чистая поэзия. Как бы мне хотелось научить Сереметру сочинять танки. Но сначала она должна изучить наш язык».

Она обратила внимание на главное помещение дворца. На пространстве, напоминающем городскую площадь, собрались люди из трех четвертей мира: кинь, кидани, тибетцы, маньчжуры, корейцы, аннамцы, кампучийцы, бирманцы, турки, персы, арабы, аланы, кипчаки, армяне, болгары, русские и еще много людей разных народов, названий которых Танико еще не знала. Правили всеми ими представители северных кочевых племен, называющие себя теперь монголами, – темные кираиты, широкоплечие меркиты, разговорчивые уйгуры, высокие канкалы, молчаливые скрытные люди Северного Оленя. Наиболее роскошно одетыми – в меха, шелка и драгоценные камни, награбленные в половине княжеств всего мира, были те, чьи деды происходили из племени монголов якка, из которого вышел сам Чингисхан.

На чуть поднятом помосте под навесом из золотистой ткани в этот час все еще пустовали места, которые должны занять Кублай-хан и его советники. Танико знала, что они встретились Где-то в другом месте, решая, что следует провозгласить этому собранию лидеров монгольской империи в качестве коллективного решения.

Кроме тех, кто обладал правом голоса на курултае, многие пришли из любопытства – просто поприсутствовать и поглазеть. Были ламы в красных одеждах, монахи в черном из страны франков, белокожие люди из западных стран, люди в тюрбанах с длинными белыми бородами из мусульманских государств, где жили соотечественники Сереметры. Был даже сохей из страны франков – воинствующий монах с желтыми волосами, на плече черного плаща которого был вышит белый крест. Он немного напомнил ей Дзебу.

Курултай был связующим началом, на котором держалась вся империя монголов. Все члены династии Чингисхана, все видные монгольские военачальники и знать, все принцы княжеств, сдавшихся монголам, собирались на курултай, чтобы, посовещавшись, принять великое решение. На курултае Чингисхан объявил об учреждении единого правительства для всех воинственных племен Монголии, став во главе его. На курултаях были избраны Великими Ханами его преемники: Огодай, Гуюк и Менту. На курултае Великий Хан Менту вновь объявил войну Китаю, которая закончилась из-за преждевременной кончины Чингисхана.

Теперь Кублай-хан, младший брат Мешу, созвал курултай, чтобы избрать очередного Великого Хана. Тот, кого изберут, сможет заявить о своих притязаниях на все земли от Кореи на востоке до России на западе, от Сибири на севере до Бирмы и Аннама на юге. Он будет править не только самой огромной империей в современном мире, но самой огромной империей, которую когда-либо знало человечество.

Раздались звуки рогов и грохот барабанов. Занавеси разомкнулись, и в помещение в окружении ноянов, оркхонов и гурханов вошел Кублай-хан. Собравшиеся вожди, большинство из которых сидели на коврах, выпивая, кушая и разговаривая, поднялись на ноги.

Когда Кублай-хан открыл рот, чтобы начать говорить, наступила полная тишина.

– Прошло десять месяцев с той поры, как в Учуане умер от болезни мой брат, Великий Хан. – Его голос, низкий и мощный, разносился во все уголки огромного зала. – Тридцать дней назад были разосланы приглашения на этот курултай. Четыре дня мы встречались здесь. Времени приехать на курултай было достаточно для всех. Наш Прародитель говорил: «Все, кто не пришел на курултай, должны быть как стрелы, выпущенные в тростник. Они должны исчезнуть». Пусть так и случится со всеми, не пришедшими на этот курултай.

Хотя Танико уже провела много часов вместе с Кублай-ханом, от его вида перед этими могущественными людьми, от звука его голоса у Танико перехватило дыхание. Его одежды были тяжелыми от золотой вышивки, на плечах слоями лежало золото, мерцали драгоценные камни, а на голове был усеянный камнями головной убор китайского императора, благодаря которому он выглядел еще более высоким, чем был на самом деле. Но он подавлял бы своим видом собравшихся даже без этой демонстрации значительности. Он был так огромен, что возвышался над стоящими рядом военачальниками монголов. Он был тяжел и сложен как борец. Его широкое лицо было смуглым, а глаза настолько черные, что казалось, они вбирали в себя весь свет в помещении, который потом вновь отражался от его сверкающих одежд.

– Я требую права говорить.

Все головы повернулись к источнику этого нового голоса. Танико увидела, как мужчина, пробираясь сквозь толпу, шагал к возвышению, на котором восседал Кублай-хан.

– Я – из монголов якка, о хан, и служил Золотой Семье всю свою жизнь. – Потомков Чингисхана называли Золотой Семьей.

Стоящий рядом с Кублай-ханом оркхон крикнул:

– Лучше замолчи сейчас, Торлук, если хочешь иметь возможность говорить завтра.

– Это не настоящий курултай, если мы не можем заставить слушать себя, – ответил седой монгол. Танико услышала одобрительный гомон из толпы монголов.

Кублай-хан поднял крупную ладонь.

– Темник Торлук совершенно прав. Все могут говорить свободно на курултае. Годы службы Торлука перекрывают мои втрое, и его слова заслуживают нашего уважения.

Торлук прошел к помосту качающейся походкой привыкшего к седлу монгола и встал так, чтобы все в зале могли видеть и слышать его.

– Я призываю хана немедленно распустить этот курултай. Это собрание не имеет права избирать нового Великого Хана.

Сейчас были слышны только удивленные шепотки. Танико видела, как те, кто не понимал по-китайски, спрашивали других, что сказал темник Торлук. Стоявший рядом с Кублай-ханом оркхон, говоривший раньше, завопил:

– Измена!

Танико похолодела от страха. Было очевидно, что Торлук говорил от лица тех, кто объединился против Кублая. Все в зале сейчас наблюдали за ханом, ожидая, чем он ответит на вызов.

Танико уже хорошо знала Кублая, но никогда еще не видела его в качестве хана, руководившего собранием своих вождей. Всегда при их встречах он был один, или, в крайнем случае, в его покоях присутствовало еще несколько человек.

Она испытывала страшный ужас, впервые встретившись с ним. Сначала он показался ей чудовищным. Полагая, что ему захочется лечь с нею, она благодарила Будду за то, что знала Дзебу как любовника, по крайней мере понимала, что можно соединиться с таким высоким и тяжелым человеком, не испытывая боли.

– Садись рядом со мной, – произнес он гулким голосом, похлопав по подушке огромной ладонью. – Будешь пить вино?

– Благодарю вас, мой господин, – вымолвила она. Вино сможет все облегчить. Она взяла красивый серебряный кувшин для вина со стоявшего перед ним низкого столика и налила темное желтое вино в алебастровую чашу. Подняла чашу и протянула ему правой рукой, чуть поддерживая ее левой, – это было ритуалом подношения вина женщиной мужчине, занимающему высокое положение. – Вы должны позволить служить вам, мой господин. Это обычай нашей страны. – Он, улыбаясь, принял от нее чашу и выпил. Она налила вторую чашу для себя.

Его глаза были очень узкими и очень черными, как кусочки черного дерева. Широкоскулое лицо было крупным, как у лошади. Это было сильное лицо, а пытливый взгляд и подвижный рот предполагали острый ум.

– Твоя страна – Страна Карликов, Ты могла слышать, что я… как тебя зовут?

– Танико, мой господин. Я дочь господина Шимы-но Бокудена из Камакуры.

• Предыдущая
• 83/114
• Следующая