Монах: время драконов - Ши Роберт - Страница 93

• Предыдущая
• 93/114
• Следующая

– Да, но это не она, разве вы не видите? От чего она умерла?

– То, что ты услышишь, причинит тебе сильные страдания. – Тайтаро придвинулся ближе к нему, голос его стал тише. Даже зная, что Ниосан мертва и ничто уже не может причинить ей зла, Дзебу ощутил страх. Тайтаро положил ладонь на его лоб. – Дзебу, когда Юкио и его армия уплыли из залива Хаката, это было ужасным поражением для Согамори. Был убит его сын. Кийоси.

– Я знаю, Кийоси был на носу ведущего корабля, целился из лука в Юкио. Я не знал, кто это, пока не выпустил ему в грудь свою стрелу и он не свалился за борт. Моко сказал мне.

– Я не подозревал, что именно ты убил его.

– Я думаю, этого не знал никто, кроме меня, Юкио и Моко.

– Если бы Согамори знал, что его сына убил зиндзя, он чувствовал бы, что его действия еще более оправданны.

Тело Дзебу похолодело.

– Что он сделал?

– Все лето Года Лошади он тайно посылал лазутчиков, переодетых монахами, купцами и безземельными крестьянами, по всему Кюсю. Потом, в Девятом месяце, переправил через пролив Симоносеки огромную армию. Прежде чем известие достигло Храма Цветущего Тика, его агенты перерезали все каналы связи и пути отхода. Десять тысяч самураев окружили здания монастыря. Тех, кто пытался убежать, загоняли обратно в пламя. Конечно, монахи сопротивлялись, и более двух тысяч Такаши погибло, как мне сказали. Вейчо, настоятель, погиб в бою. Он был мастером владения нагинатой. Женщины и дети укрылись в самом здании храма. Все погибли в огне. Говорили, что их крики были слышны по всему Кюсю. Когда пламя погасло, не осталось никого. Все люди храма, до последнего, были уничтожены.

Дзебу не мог говорить еще долгое время после того, как Тайтаро закончил свой рассказ. Дыхание его было судорожным, мысли – несвязными. Он чувствовал себя так, будто кто-то бросил его на землю и избил дубинками.

Наконец он произнес:

– Моя мать сгорела? – Было одинаково невозможно выкинуть из головы эту наполовину сложившуюся картину или увидеть ее отчетливо. Лежавшие грудой тела. Крики женщин и детей. Взметнувшееся вверх золотистое пламя.

Тайтаро схватил его за руку.

– Послушай, Дзебу. Этот мир убивает людей всеми мыслимыми способами. Ты не единственный, чей родитель умер насильственной смертью. Ты должен вынести это. Ты – зиндзя.

Дзебу попытался посмотреть в глаза Тайтаро, но луна светила ему в спину, и лицо оставалось в тени.

– Оба родителя, сенсей, оба. – Он судорожно зарыдал. Он не плакал так с того времени, когда Моко сообщил ему о смерти его и Танико ребенка.

– Я ненавижу этот мир, – внезапно произнес он.

– Есть только этот.

– Значит, лучше быть вне его. Самураи правы, когда ищут смерти.

– Ни твой отец, ни твоя мать не искали смерти. Если ты обратишься к смерти из-за того, что они умерли, ты предашь их.

Он вспомнил, как Ниосан сказала в Храме Водной Птицы много лет назад: «Живи, Дзебу», и вновь зарыдал.

– Когда-нибудь я вернусь туда. Я оставлю цветок в пепле монастыря. Потом пойду и убью Согамори.

– Ты уже убил его сына. Быть может, теперь ты можешь понять, хотя бы немного, как Согамори чувствовал себя.

Дзебу встал, навис над Тайтаро.

– О, как ты мудр, сенсей. Почему твоя мудрость не, может подсказать тебе, как надо плакать по моей матери?

– Я уже оплакал ее, Дзебу.

Дзебу хотелось встать рядом со стариком на колени и обнять его. Но он все еще был рассержен.

– Твоя мудрость может объяснить мне, почему ты был на другом краю земли, когда убивали мою мать? Почему она должна была чахнуть по тебе так много лет перед этим?

Тайтаро сказал печальным, уступчивым голосом:

– Когда ты ругаешь меня за то, что я отдаю предпочтение монашеской мудрости, а не человеческим чувствам, я почти слышу голос твоей матери. Ты так похож на нее. Когда-нибудь, Дзебу, ты придешь к пониманию обособленности человеческих существ. Мы, зиндзя, учим единству всех существ. Так как мы понимаем это единство, быть может, мы лучше других умеем постичь обособленность.

– Ты любил ее, я знаю это.

– Я очень любил ее.

– Почему ты смог оставить ее?

– Я чувствовал, что должен выполнить определенную миссию. Я обладал предвидением, если хочешь. Существовали определенные вещи, которые я призван был сделать. Мир входит в новое время. Годы медитации в одиночестве послужили подготовкой. Мое пребывание здесь, в Китае, является частью этой миссии. Я знаю, что ты сможешь понять это, мой сын, так как сам уже шел по этому пути.

Дзебу медленно сел рядом с Тайтаро.

– Что ты имеешь в виду?

– Мой сын, когда мы в последний раз встретились в Храме Водной Птицы, я не знал всего, чем ты занимался, а у тебя не было времени рассказать мне. Меня всегда интересовало, существовала ли женщина, которая значила для тебя так же много, как твоя мать – для меня. Во время моего краткого посещения Храма Цветущего Тика перед отъездом в Китай я узнал о тебе и госпоже Шиме Танико.

– Что ты узнал? – Лицо Дзебу горело.

– Что самое первое задание, которое я поручил тебе так много лет назад, так и не было выполнено. Что твоя жизнь и жизнь госпожи Танико были неразрывно связаны с того времени. Но тем не менее вы оба, и ты, и она, очень давно решили пойти раздельными путями. Я подозреваю, что она значит для тебя больше, чем любая другая женщина во всем мире, а ты для нее – больше любого другого мужчины. Тем не менее каждый из вас чувствует, что ваше предназначение не позволяет вам быть вместе.

– Быть может, это верно, – сказал Дзебу.

– Но она ближе к тебе, чем ты можешь представить, мой сын.

– Еще одно проявление твоей мудрости зиндзя. которая позволяет видеть каждого везде, сенсей?

– Совсем нет, Дзебу-сан. Я имею в виду, что госпожа Танико здесь, в Китае. Она находится при дворе Кублай-хана.

Всю ночь скорбно завывал над степями Монголии горячий южный ветер. Длинные травы едва колыхались. Вечные Небеса, которым поклонялись монголы, были абсолютно черными, украшенными неисчислимыми звездами, Люди, скитающиеся по этим пустырям всю свою жизнь, что и делали поколения монголов с незапамятных времен, легко читали эти звезды.

Предзнаменования были благополучными. «Когда Северная Рыба сблизится с Большим Псом, – говорили астрологи Кублая, – хан обретет могущество, и все враги его будут разгромлены». В эту ночь две эти блуждающие звезды подошли друг к другу на самое близкое в этом году расстояние.

Вой ветра был едва слышен из-за топота десятков тысяч копыт. Спавшие в траве птицы, встревоженные надвигающимся громом, взлетали в небо. Их крики были единственными звуками, слышными посреди грохота надвигающейся орды.

Лица всадников были закрыты тканью от ветра и пыли. Офицеры сновали взад-вперед вдоль длинных шеренг всадников, проверяя правильность строя и шепотом отдавая приказы.

За всадниками в темноте скрипел деревянными колесами обоз, каждая повозка была нагружена грибовидной юртой. В центре катящегося города из юрт неуклюже двигались черные громадные фигуры. Боевые слоны шагали по траве, сминая ее и двигаясь, несмотря на огромные размеры, значительно тише, чем лошади или быки.

Войско Кублай-хана продвигалось на север, в сторону Гоби. Шел Десятый месяц Года Крысы – четвертого года с начала войны между Кублаем и его братом Ариком Букой.

Бесчисленное множество раз за тысячи лет армии сталкивались на этих травянистых равнинах. Бехче, тюрки, монголы, а также другие народы и племена, чьи имена были давно забыты, сражались здесь друг с другом, а также с колесницами и армиями китайцев. Степные травы были обильно политы кровью воинов и удобрены их плотью. Земля была усеяна их костями.

Первый розовый свет восхода забрезжил на востоке. Вернулись разведчики, доложившие передовым отрядам о кострах стоянки за холмами на севере. Цветные лампы, свет которых был виден только с одной стороны, подали знаменам знак остановиться.

• Предыдущая
• 93/114
• Следующая