И пришел Город - Ширли Джон - Страница 4
- Предыдущая
- 4/44
- Следующая
Он стоял на тротуаре, глубоко вдыхая бодряще-свежий воздух весенней ночи.
На месте тоже не стоялось; прилив энергии заставлял невольно расхаживать перед входом в клуб туда и сюда.
Да и вышел он не только подышать. Надо было заодно кое в чем убедиться.
Коул оглядел окружающий его город.
Движение было достаточно оживленным – в этот час в основном охотники до «легких» девочек и кочующие стайки подростков. С шумом проносясь, резко сигналили автомобили (фары у многих защищены сетками); юнцы выкрикивали из окон на ходу что-то неразборчивое. Кто-то между делом запустил в Коула бутылкой, бабахнувшей о кирпичную стену справа. «Коз-злы», – процедил он машинально. Бетонные скалы многоэтажек были усеяны разноцветием огней – голубоватые (там, где включен телевизор) затененных гостиных, бесхитростно-белые санузлов, пестрые – там, где идут вечеринки. Плотоядно-розовым светились порносалоны, а легкий ветерок лениво поигрывал грязным конфетти над решеткой водостока.
– Братан, не подвыручишь?
Взгляд выхватил из темноты алкаша, жмущегося возле углового автомата МТФ. Коул сделал два шага и, вставив в автомат карточку, выбил два доллара. Теперь алкашу – или любому, кто вставит свою карточку следом, – можно было их скачать: сумма, которой хватит на бутылку какой-нибудь гадости.
Алкаш скачал себе два бакса и мелкими шажками удалился. Коул, насупившись, сунул руки в карманы брюк. Легкий ветерок слегка колыхал его рабочий фартук. От дешевой забегаловки на углу доносился прогорклый запах кухни, затхлого вина и еще более затхлой пиццы (три пятьдесят за ломтик). На тротуаре маячило несколько зазывал, шлюх, парочка «отмороженных» панков и еще какая-то женщина выгуливала пуделя, держа руку в поясной сумочке (вполне возможно, на пушечке).
Из клуба по-прежнему долетало глухое уханье «фанеры». Кэтц еще не начала второе отделение. Он улыбнулся, припоминая их спор насчет сущности дискомузыки. Она утверждала, что все это – тотальная компьютеризация плюс оболванивание с психотропной обработкой, именно поэтому она уживается при любом правящем режиме, что в конечном итоге делает ее орудием подавления, эдаким социально-обезболивающим снотворным, которое помогает держать всех в узде. Рок-н-ролл эпохи отстоя. А Коул со смехом отвечал, что всякая популярная музыка отражает сущность эпохи или претендует считаться ее частью, и он своим клубом управляет, максимально следуя предпочтениям заказчиков – даже среди официанток два раза в год устраивает опрос, какую музыку они хотели бы слышать между живыми выступлениями, и все в основном отвечают: диско. В общем-то, поэтому и удается время от времени зазывать необычные группы радикалов вроде Кэтц Вэйлен – ведь в других областях приходится идти на компромисс. И еще: другие группы, которые сюда приглашают, – это обычные расхожие составы, играющие то, что в моде. Кэтц же огрызалась, что он потворствует фашиствующему менталитету, и добавляла при этом: «Если до конца разобраться, мальчик мой, то ты конформист. Подстилка общественного вкуса. А я – индивидуалистка». После чего Коул пускался в возражения, и спор выходил на очередной, энный по счету круг, под стать дискомузыке.
«Фанера» оборвалась, когда в микрофон что-то пронзительно провопила Кэтц – ее усиленный аппаратурой голос отрикошетил в оба уличных пролета, заставив шлюх захохотать, а уличную отморозь вскинуться: «Да вырубите вы этот музон!»
Волны оголтелого рока разносились по улице, сотрясая фонари – Коул лично в этом убедился, приложившись к одному ладонью: железный столб от басов буквально гудел. Чувствуя необходимость на время укрыться от шума, а заодно и от косвенных обвинений в непозволительно громком пении Кэтц (а нынче ночью дело пахло именно этим), Коул потихоньку побрел от клуба в сторону. Держа руки в карманах, он смещался к югу, время от времени останавливаясь под фонарями перетереть с полузнакомыми дилерами и праздношатающимися, в общем-то, ни о чем… Просто дружеский кивок и что-нибудь вроде: «Ну, как оно?» – «Да так, ничего, если б еще бабки водились…» Потом его остановил Марио и стал парить, как ему скоро засветит «чумовое бабло» за счет модельного бизнеса, потому что баба у него разродилась такими, знаешь, джинсами без задней части, с прозрачной тканью на все ягодицы – осталось только найти инвестора и реально подчистить дебет. Коул вслух заметил: «Тебе всегда нравилось созерцать жопу, Марио». Остальные заржали – филиппинцы с Мишн-стрит, ищущие приключений. Коул раздал несколько сигарет, попутно отклонив предложение Марио о спонсорстве убойного, по его выражению, предприятия. Пришлось наспех придумать, что деньги куда-то там уже вложены, и продолжить свой путь.
Остановился переговорить и с чернокожим хозяином порномагазинчика, дожидавшимся, когда уйдет последний, один-единственный посетитель. Поглазел с вежливым интересом на последние поступления, где фигурки совокупляющихся в многочисленных позах из-за расстояния напоминали мясистые буквицы какого-нибудь причудливого алфавита. Чуть призадумавшись, заподозрил себя в том, что, не исключено, наведался к этому порнушнику, чтобы при виде трехмерных актов оплодотворения ощутить какой-нибудь – пусть хоть самый небольшой – жизненный подъем. Прислушался: происходит ли что-нибудь внутри. Ничего – никакого подъема; хоть бы какая-то эрекция… Оба скромно посмеялись над грудой лежалых книжек, которые торговец (у него, судя по всему, были какие-то проблемы со ступней) заговорщически продемонстрировал Коулу в задней комнате. Как выяснилось, порнороманы никто больше не читает. Одни только журналы, трехмерки и фильмы, да еще мульти-стимуляторы. «Держу тут у себя всю эту срань уже лет пять – думал, продам, – сетовал клерк, ковыляя обратно в зал. – Хер-то. Сожгу весь хлам на обогрев, если тепло в этом году отключат. По теплу ограничения ввели – просто пиздос какой-то».
Коул согласился и снова вышел в паутину улиц. По дороге он набрел на трех чернокожих путан; одна из них, не знакомая с Коулом, дежурно его окликнула: «Алё, познакомиться не желаем?» Остальные две шутки ради приблизились с видом, что хотят его обаять; пришлось притворяться, что он не в силах устоять перед их чарами.
– Но вы слишком мало берете с клиента, миледи! Только за одну такую чудо-ногу я обычно вношу семьсот баксов предоплаты, не торгуясь! Но я не пойду на это исключительно из любви к вам: налоговики вас задолбят.
– Ёрш твою медь! Коул, да я тебе за халявный кир прямо в твоем крысятнике отдамся.
– В крысятниках бухла не подают-с, мадам.
– Я хотела сказать: в вашем фешенебельном питейном заведении, монсеньор.
– О-о! «Монсеньор», «фешенебельное заведение»… Подтягивайся часикам к двенадцати – плесну бренди и еще чего-нибудь, за теплые слова.
Все трое быстро переориентировались на хвалебные оды в адрес клуба.
– Я читала интервью того мудилы в «Гурмане». Нет, я правда твою фотку видела в журнале!
– В каком именно?
– Типа в «Обозрении».
– Правда-правда, она постоянно всю эту хрень читает, – подтвердила одна из троицы, деловито запаливая косячок.
– Статья про то, какой ты у нас разносторонний, дорогуша ты наш Коул. Ты там еще здорово проехался насчет этих «кротов»-активистов – до сих пор, наверно, зубами скрежещут.
– Интересно, что я мог такого сказать? Не припомню. Какой-то крендель задавал мне вопросы, а я на них отвечал, а потом и вообще забыл. Не надо было, наверно, давать им то интервью.
– Ты говорил, что активисты работали в связке с местным криминалом. Они хотели взять под свою крышу проституток, а профсоюз путан им этого не дал. Тогда они наняли бандюганов, чтобы те не давали проституткам и сутенерам спуску: типа под видом протеста насчет морального облика, а сами просто хотели срубить с них денег за свою крышу…
– Мать твою, а ведь и вправду, – встрял кто-то со стороны. Коул не заметил, кто именно: в эту минуту его одолевало нешуточное беспокойство. Ведь эти самые активисты взорвали зажигательную бомбу в одном из оклендских клубов за то, что туда пускают девиц легкого поведения…
- Предыдущая
- 4/44
- Следующая
