Там, где живет любовь - Алексеева Светлана - Страница 67
- Предыдущая
- 67/80
- Следующая
– Раз жив, значит, уберегли! – ухмыльнулся тот и, поманив пальцем, тихо добавил: – У меня в администрации свои люди. Они и «стукнули», что отравить тебя хотят, убрать любой ценой. Но мне вовремя маляву прислали. Я и поручил Токарю проследить за тобой. Проследил?!
– Проследил! – ухмыльнулся Волошин, потирая рукой челюсть.
– Нельзя тебе здесь ничего жрать, кроме хлеба, – сделал заключение Гвоздь. – У них яд хороший: через час его невозможно обнаружить даже в крови. А через два ты сдохнешь от сердечного приступа.
По спине Волошина пробежала дрожь.
– Помогите, я в долгу не останусь!
– Значит, так, – наконец проговорил Гвоздь. – Я тебя поближе к себе переселю. Так тебя труднее достать будет. Но ночью я за твою безопасность не ручаюсь. Ночью всякое может быть, поэтому поспи лучше сейчас. Давай, складывай свою скатку и ложись на место Токаря. До отбоя еще далеко. Если не будет кипиша, вполне можешь отоспаться. Мы за тобой приглянем!
Без пререканий, хитро подмигнув, Токарь собрал свои вещи, уступив место Волошину.
– Спасибо тебе! – прошептал Сергей.
– Не за что, – пожав плечами, ответил Токарь. – Запомни, это и есть «по понятиям»!
Разложив матрац, Волошин облегченно вздохнул, умостившись на нарах над Тимофеевичем. Сжимая в руке заточку, данную Гвоздем, он сосредоточенно обдумывал план обороны.
В камере было довольно шумно. Кто-то обсуждал тюремную администрацию, кто-то спорил о сроке, грозящем после суда, кто-то устраивал политические дебаты. Трое зеков, спрятавшись в углу, в полиэтиленовом пакете мешали бражку.
– Сахарку бы добавить! – сделал вывод один из них.
– По-моему, хлеба маловато! – добавил другой.
Прищурив глаза, Сергей наблюдал за происходящим. Постепенно шум слился в монотонную какофонию, окутав сознание тяжелой пеленой сна. Закрыв глаза, он провалился в небытие. Сил сопротивляться больше не было.
Волошина разбудил непонятный шорох и стон, идущий из угла камеры. Открыв глаза, Сергей внимательно прислушался и посмотрел по сторонам. Тихо. Казалось, вокруг него все спали. От длительного лежания на одном боку тело неприятно покалывало и болело. Передернув плечом, он поднял голову и посмотрел в окно. На улице была кромешная темень.
Удивляясь тому, что его никто не разбудил, он свесил голову и посмотрел вниз. Лежа на спине, Гвоздь издавал жуткие звуки бурлящего вулкана. Быстро спрыгнув на пол, Сергей встал.
– Вы куда? – участливо поинтересовался Тимофеевич.
– А куда тут дальше толчка уйдешь? – ухмыльнулся Сергей, сжимая в руках брюки, болтающиеся на бедрах.
Пробираясь сквозь длинные коридоры тюремных нар, он внимательно смотрел по сторонам. Спрятав в кармане руку, крепко сжимал заточку, данную Гвоздем. В любую минуту Волошин был готов к нападению. Древний инстинкт охотника помогал ему медленно переставлять ноги, прислушиваясь к каждому шороху и звуку.
Наклонив голову под кран, Сергей жадно глотал воду, стараясь заглушить неприятное урчание, разрывающее желудок. Задыхаясь и захлебываясь, не обращая внимания на вкус, он старательно наполнял себя этим единственным доступным ему средством для выживания. И только когда в животе начало болеть, обреченно оторвался от воды. Умыв лицо, тряхнул головой и взглянул в зеркало.
Из мутного треугольника, висящего на стене, на него смотрел совершенно незнакомый человек. Спутанная, нечесаная шевелюра, густая черная щетина, запавшие глаза, разбитые губы. Довершением этого жуткого портрета был оторванный воротник рубашки, под которым, стыдливо спрятавшись от алчных глаз, все еще сохранилась небольшая бирка итальянской фирмы Roccino. Казалось, на него смотрел бомж, стоящий на краю паперти. Тяжело вздохнув, Волошин сел возле стола, откуда хорошо была видна камера.
Угрюмо уставившись в одну точку, он думал над тем, как быть дальше. Да, он готов был к любым действиям, любым движениям и атакам. Но где? В тесной камере? Сжав кулаки, он тихо застонал. Застонал от бессилия. Что он мог?! Да ничего! Он даже не мог есть. А на хлебе с водой долго не протянешь.
«А может, Гвоздь с ними заодно? – неожиданно мелькнуло в голове. – Может, он специально меня пригрел, чтобы усыпить бдительность? Если не отравит, так уморит голодом?»
От этих мыслей в висках неприятно запекло. Встряхнув головой, Волошин посмотрел в потолок.
«Парень, возьми себя в руки, – приказал он себе. – По-моему, ты начинаешь сходить с ума. Самое страшное – если ты слетишь с катушек. Тогда тебе точно конец».
Волошин встал и решительно пошел к своим нарам. Возле Гвоздя он чувствовал себя в большей безопасности.
– Что, молодой человек, не спится? – тихо прошептал Тимофеевич. Кряхтя и постанывая, старик опустил ноги и сел на нары.
– Не спится, – вздохнул Сергей, внимательно глядя на старика.
– Садитесь возле меня, я вас чем-то угощу! – предложил Тимофеевич, ловко засунув руку под матрац. Глаза профессора игриво засияли, радуясь малейшей возможности простого человеческого общения. – Когда ко мне кто-то на кафедру приходил, я никогда гостей без чая не отпускал. Даже студенты после нагоняя получали по прянику! У меня всегда в буфете было печенье и много конфет. Старики, знаете ли, почему-то особенно сладости любят!
В подтверждение своих слов он вытащил потертый полиэтиленовый кулек с поломанным овсяным печеньем.
– Угощайтесь! – предложил Тимофеевич и протянул пакет.
Волошин вежливо взял кусок и поблагодарил старика.
– Что вы, Сереженька, ешьте все! – не унимался профессор и, прейдя на шепот, добавил: – Я же все знаю, знаю, почему вам кушать нельзя. Берите, берите, я вам еще хлебушка дам, правда, засохшего, но все равно есть можно!
Положив на колени кулек, Волошин с жадностью накинулся на печенье.
– Спасибо! – с благодарностью глядя на старика, пробубнил Сергей, сжимая в руках опустевший пакет. – С таким аппетитом я давно не ел. Спасибо! Я этого печенья никогда не забуду!
Медленно орудуя языком, он старательно отвоевывал оставшиеся крохи, прилипшие к зубам.
– На здоровье, Сереженька! – ответил Тимофеевич, улыбнувшись искренней, бесхитростной улыбкой. Его добрые светлые глаза окружило множество густых глубоких морщинок. – А теперь ложитесь поспите еще. Я, если спать захочу, разбужу вас. Спите!
– Хорошо! – согласился Волошин и поднялся наверх.
Умостившись на тоненьком матраце, он снова улегся на бок. Зажав в кулаке заточку, подбил подушку и удовлетворенно вздохнул. Вокруг слышался монотонный, назойливый храп, но это ему больше не мешало. Нежное тепло разлилось по всему телу. Закрыв глаза, он впервые за эти дни крепко, по-настоящему, заснул.
Сергей проснулся от громкого, протяжного звонка подъема, разносившегося по камере. Быстро подскочив, посмотрел по сторонам. Камера медленно просыпалась: с матами, стонами, криками. Подпрыгивая и поджимая коленки, кто-то спешил к сортиру. Кто-то, натянув на голову одеяло, старался досмотреть приятный сон. Только Гвоздь, скрестив под собой ноги, спокойно сидел на нарах. Свежий, аккуратно выбритый, он внимательно следил за происходящим.
– Ну что, Чемпион, выспался? – насупив брови, поинтересовался он.
– Угу, – махнув головой, ответил Волошин и, натянув брюки, спрыгнул вниз. – Хорошо поспал, спасибо вам!
– Тимофеевича благодари, не меня!
– Знаю, знаю, – улыбнулся Сергей, быстро переведя взгляд на профессора. Несмотря на шум, Тимофеевич тихо посапывал, подложив под голову маленький, сухонький кулачок.
– Ну что? Вроде все было спокойно? – полушепотом спросил Гвоздь.
– Да, спокойно, – облегченно вздохнул Волошин. – Но что будет дальше?
– Ничего, прорвемся! Главное, разуй глаза и смотри по сторонам. Жрать ничего не бери. После обеда мне обещали кабана подкинуть. Так что потом отъешься! На прогулке держись меня, близко к себе никого не подпускай. Я знаю этих умельцев! У меня был случай, еще при первой ходке, я тогда в СИЗО под Иркутском отдыхал. Так одному корешу, большому перцу, кнопку под зад подложили, а через четыре дня его не стало. Заражение крови! А он как чувствовал, что грохнуть его хотят. Всех сторонился, из чужой руки ничего не брал. Говорил, что слишком много знает, что многих тузов за собой потянуть может. Он вроде главным инженером на военном заводе работал да проворовался. А воровал-то не один! Таблицу деления хорошо знал, с начальством вовремя делился. Говорил, что его смерти в самой Москве хотят. Вот и дождался!
- Предыдущая
- 67/80
- Следующая
