Господин барон - Дулепа Михаил "Книжный Червь" - Страница 15
- Предыдущая
- 15/73
- Следующая
Чересчур усердные исполнители с явным облегчением прекратили. Полуобморочный негр, дергая связанными за спиной руками, вывернулся из их хватки, отполз к стенке, в ужасе подвывая. Так, запомним исполнительность, позже похвалить надо за старание, а так же зарубим на носу — впредь никаких двусмысленных высказываний и постоянный контроль за исполнением! Ну фон Шницель, ну я тебе покажу сейчас!
Показать не удалось — управляющий, предчувствуя нагоняй, заранее отгородился протоколом задержания и ксерокопией старого текста с подчеркнутым пунктом. «Покушение на имущество господина — вира со свободного человека, раба же следует повесить.» Нда…
— Почему он — раб?
— У него нет имущества на продажу, значит он не купец. У него нет инструментов, значит он не ремесленник. У него нет оружия…
Фон Шнитце методично перечислял признаки социальных групп, и по всему выходило, что данный индивидуум подходит под единственное определение — раб.
Ну вот, а я как раз думал о том, где взять рабочих для очистки рва.
— Эй, чернобровый-белозубый, ты зачем бил стекла?
— Дэнег нет, семья голодный, сам голодный! Они виноват! — Жертва судебной системы, нутром поняв, что мне не хочется его вешать (я все-таки определился) быстро осмелел. — Законав нэ-эт? Можно всо! Я дом биль, патаму чта дэнег не даль!
— Закон это то, что признают законом люди.
— Чэ-е?
— Чего-чего… Говорю, что закон тут я. Зачем ты моего стражника укусил?
— Кушать хотель, денег нэт, пасобия нэт, пачему не даваль? Буду жаловаться!
— Кому?
— В ООН! Ми бэженец!
— Ребята, вы неправильно вешаете. Сначала петлю на шею, а уже потом перекидывать через крюк и подтягивать.
— Э-э! Тут пырава чилавэка!
— Так они для человека, ты-то причем?
— У меня дэты!
— Значит будет кому тебя похоронить и оплакать.
Чернокожий, разинув рот, посмотрел на стражника, деловито снимающего веревку, и снова печально заскулил. Со стороны двухметрового плечистого негра это выглядело странно. Видимо, в его картине мира подобное наказание за подобный проступок было вполне естественным.
— Эй ты, молчать, слушать!
— Э, ничиво нэ делаль, я…
— Молчать!
Вытянулись по стройке «смирно» все, даже стражник с поднятыми вверх, к веревке, руками.
— Приказываю — сего человека для возмещения убытка определить в замковые рабы.
— Господин барон, по «Правде Эсков» от одиннадцатого века, никакой приговор не может быть отменен раньше, чем через сутки после вынесения решения суда. И по той же Правде сей человек должен быть повешен до смерти. — Фон Шнитце неопределенно пожал плечами и перешел на «низкую речь». — Не очень хочется, но у нас тут хватает его соплеменников, нужно твердо указать на нашу готовность сохранить порядок!
— Суд был?
— М-м… формально — нет. Только ваше распоряжение.
— Найди статью, по которой ему причитается срок. Вот по ней он и виноват — заранее приговариваю к двум месяцам исправительных работ, или пока приносимая им польза не перекроет нанесенный ущерб.
— Слушаюсь, господин барон.
— Этого — в камеру!
Стражники и два полицейских подхватили негра и быстро поволокли в подвал. Надо нанять хоть одного нормального человека, транслирующего местным мои задумки, а то эти суровые ребята, слабо понимающие человеческие шутки, тут натворят еще…
— Объясните ему, что кто не работает — тот не ест.
— Будет выполнено. Да, герр Шрайбер жаловался стражнику, что вчера кто-то выл в подземельях.
Ну, это я был. Когда плечом ушибленным да каменную кладку рушить — такие звуки издаешь, самому страшно!
— И ночью тоже кто-то выл, это уже сам Эрдар подтвердил. У него опять… маленькие неприятности с женой, и он ночевал в комнате тюремщиков. Сказал — выло далеко, но жутко.
А это точно не я. Или придется признать, что по ночам я лунатиком хожу по замку.
Мда, веселый у меня домик.
Стоило повернуться к башне с оставленным кофе, как за спиной кто-то откашлялся.
— Господин фон Гравштайн?
Черный костюм-тройка, безукоризненный галстук, белоснежная сорочка, запонки и блестящие туфли. Не, это не рабочий человек.
— Я Давид Блюмшилд, представитель банка «Блюмшилд и сыновья».
Ну точно, не рабочий.
У ворот мялся какой-то мелкий мужичок, но было ясно, что они не вместе. Тот, что мялся — мелкий, шустрый и принюхивается, словно кот дворовый, а этот — породистый. Вражина.
— Барон Могила фон Гравштайн. По какому делу вы прибыли?
— Видите ли, наш банк уже двести лет занимается кредитованием землевладельцев под залог их собственности. Бароном Элиасом фон Гравштайн сто сорок два года назад заключен договор на предоставление долгосрочной ссуды. С тех пор он многократно переоформлялся, но в данный момент…
Я вздохнул. Уж очень это вступление напоминало пару эпизодов из моей деловой жизни, продолжение я мог предсказать заранее.
— Короче давайте.
— Короче? Как хотите! — Он открыл папку, такую же, как у фон Шнитце, только гораздо… гламурнее, что ли. Вытащив из нее лист состроил деловое выражение лица и зачитал: — В соответствии с подпунктом семнадцатым, девятого параграфа дополнительного приложения к договору об условиях займа, при блокировании счетов барона мы имеем право арестовать имущество, для обеспечения возврата наших денег.
Эгельберт подпрыгнул:
— Это незаконно! Вы не имеете права требовать исполнения…
— Теперь — имею. — Банкир перебил вмешавшегося управляющего и развел руками. — Конечно, закон об ограничении обязательных гарантий при займе, принятый восемьдесят лет назад, не позволял прибегнуть к данному подпункту, но вы отменили и его тоже. Так что я заявляю права на этот замок и земли вокруг. Разумеется, от лица банка.
Он с очевидным удовольствием закрыл свою папку и уставился на меня.
И почему-то увял, когда я ему радостно улыбнулся в ответ.
— Эгельберт, я понял!
— Что вы поняли, господин барон?
— Понял, чего не хватает! Все просто, и давно описано классиками! Вот этот тип, он же еврей?
— По некоторым признакам я мог бы заключить, что…
— Богатый?
— Вероятно, господин барон.
— Тогда почему все еще на свободе? Я вчера читал «Айвенго», там есть точная инструкция, как положено поступать в данном случае.
— Э-э… я хотел дождаться вашего решения, господин барон.
— Хорошо. Оно таково — за решетку этого!
Блюмшилд, почувствовав, что шутками здесь не пахнет, начал пятиться к воротам. И в этот момент второй стражник их закрыл, заложив засов.
— Я гражданин федерации! Только посмейте, и к вечеру здесь будет вся армия и полиция!
— Газеты читать надо. Никого здесь не будет.
— Мое руководство этого не потерпит! Вы будете иметь серьезные неприятности!
— Стража! — я махнул рукой, подтверждая цель, и повернулся к банкиру. — Благодарю вас, мой дорогой, вы станете жемчужиной экспозиции! Мытарь уже сидит, людоеда поймали утром, теперь будет настоящий еврей-ростовщик! Черт побери, да я на одном вашем показе отобью все затраты на ремонт!
Блюмшилд еще протестовал и махал договором, не понимая, к чему идет дело, а к нему уже со странно просветлевшим лицом направлялся прислушивавшийся Фиск.
Через минуту я наблюдал выполнение знакомого приема — вопящий и негодующий узник хватается за косяк, его уже привычным рывком отдирают и он под скрип закрывающейся двери скрывается из вида.
Мда, непорядок. Надо дверь смазать.
Или оставить, для пущего драматического эффекта?
— Александэр?
— Что, Эгельберт?
— Вы сказали — людоеда?
— Полагаете, тот здоровенный чернокожий не людоед?
— Ну-у, я не уверен, но думаю…
— Правильно, тут никогда нельзя быть уверенным окончательно. Давайте так — пока наш политэмигрант не начнет выполнять всю норму до конца, пайку ему давать половинную. И посмотрим, как он на соседей реагировать станет. Кстати, разместите на сайте баронства вакансию «Тюремщик для еврейского ростовщика». Требования — жестокость, непримиримость, готовность работать в пыточной.
- Предыдущая
- 15/73
- Следующая
