Болтливые куклы (СИ) - Кочешкова Е. А. "Golde" - Страница 57
- Предыдущая
- 57/82
- Следующая
Кроме Зара. Труднее всего было ускользнуть именно от этого белого зануды.
Почему-то после ухода Шена несносный демон решил взять на себя ответственность за благополучие Хекки. И имел совершенно особое представление о том, что для этого нужно делать. В частности, он довольно часто успевал предугадать, на какую шалость сподобится младший. И очень спокойно, быстро и тихо нарушить все планы Хекки. Да еще и отчитать как следует…
С другой стороны — если уж удавалось оставить в неведении даже Зара, значит, задумка была действительно хороша! А если нет… то и жалеть не о чем.
Хекки совершенно не мог жить в скучном обыденном мире.
Он дурачился не потому, что хотел кому-то испортить настроение, скорее того требовала его лукавая натура.
Совершенно свободно и без натуги Хекки мог превратить любое занятие в балаган. Для этого достаточно было перестать относиться ко всему серьезно. Вместо обычных плавных и красивых движений начать делать смешные и нелепые. Собирать лицо в дурацкие рожицы. Или изображать из себя неумеху.
Хекки обожал слушать, как смеются остальные мальчишки. Даже серьезный Зар иногда улыбался, глядя на эти кривляния. Мастер Хо, правда, не одобрял 'неуместное' веселье во время своих уроков, и потому приходилось выбирать момент, когда наставник бывал в хорошем настроении. А как-то раз мастер даже попросил повторить серию смешных и рваных движений, которые Хекки изобразил в конце долгого и трудного занятия.
— Твое тело умеет себя порадовать, — усмехнулся наставник, глядя на это 'выступление'. Но в глубине его глаз промелькнуло что-то похожее на задумчивость. — Может, когда-нибудь, лет через десять, ты сумеешь добавить в танцы этого храма что-то особенное… новое. В том случае, конечно, если тебе хватит ума не раскидаться своими талантами понапрасну. И заниматься с должным усердием.
Эти слова, сказанные вроде бы небрежно, Хекки хорошо запомнил.
Прежде мастер Хо никогда не позволял себе заметных похвал в адрес младшего ученика. Если и говорил о чем-то с одобрением, то так уравновешивал это сарказмом, что Хекки хотелось поскорей спрятаться от его пронзительных ехидных глаз.
Может быть, именно после того случая он начал как-то особенно рьяно стараться понравиться наставнику. Мог репетировать сложные движения до полного изнеможения, если видел, что мастер наблюдает за ним пристальней обычного. А еще он все чаще пускал в ход свое самое неотразимое 'оружие' — улыбку.
Первые годы, проведенные в храме, порядком отучили Хекки смотреть на людей тем самым ясным взором, которым он обладал, живя в родном доме. Некому было улыбаться… Строгие наставники и служители храма все больше глядели мимо него, не замечая незначительного малявку в темной ученической одежде. Мальчишки же в танцорской школе и вовсе воспринимали любую улыбку как проявление слабости. А быть слабаком Хекки не хотел и потому долгое время старался просто не попадаться никому лишний раз на глаза. Понадобилось немало времени, чтобы стать по-настоящему своим в их маленьком сообществе.
Но теперь он уже мог себе это позволить.
И улыбки, и шутки, и даже иллюзию слабости. Потому что невозможно так много заниматься своим телом и не научиться при этом хорошо драться.
Хекки научился. Пришлось.
Не всегда рядом были Шен или даже Зар, когда кому-то из мальчишек хотелось поверить младшего на прочность. А давать себя в обиду он не собирался. И нельзя сказать, чтобы кого-то всерьез побил (как то умудрился сделать Зар), но все же вполне доходчиво дал понять — трогать его не надо. Ничего хорошего из этого не выйдет, кроме разодранных рубашек и глубоких следов от зубов на разных частях тела. Пока Хекки был маленький, он дрался как настоящий звереныш — кусался и царапался, потому что бить как следует еще не умел. Но за годы жизни в храме всему научился. Тем более, что у мальчишек дружеские потасовки — одно из любимых развлечений, даже если никто никого специально не задирает. Это ведь только Шен далек был от подобных забав… И как он ухитрялся обойти их стороной? Будто заколдованный…
Сам Хекки не то чтобы очень уж любил махать кулаками, но определенный задор в этом находил. Особенно в те дни, когда было совсем скучно. Тем более, что его, как младшего, все равно жалели, и по-настоящему крепких синяков он никогда не получал.
Так что со временем умение улыбаться вернулось к нему в полной мере. И Хекки решил, что больше уже не позволит себе потерять это полезное качество.
Однажды он просто понял, что перестав быть невидимкой, может снова стать собой.
И первой жертвой его обаяния пал не кто иной, как мастер Хо.
Не так и много для этого понадобилось — искренне изобразить рвение в танцевальной науке да несколько раз вовремя улыбнуться. Не просто растянуть губы пошире, а вложить в это всю душу. Как если бы мастер Хо был ему роднее, чем Шен…
Эта простая магия сработала.
Она всегда срабатывала, если уж по правде говорить… исключая лишь непростой период привыкания к храмовой жизни. Но он канул в прошлое — и хвала за это всем богам!
Время летело…
Едва Хекки привык жить без Шена, как оказалось, что уже и Зар покидает танцорскую школу.
Не то, чтобы эта новость была очень огорчительной (без белого зануды явно жить веселей), но все-таки задела Хекки. Привык он к постоянным нравоучениям и ощущению защищенности, чего уж там. И когда Зар навсегда оставил покои, отведенные для обучения мальчиков, Хекки испытал особое ощущение покинутости и одиночества.
Отныне он был предоставлен сам себе. Остальные мальчишки и наставники — не в счет. Ни с кем особенно Хекки так и не сдружился, хотя со всеми ладил. И никто ему не был по-настоящему нужен…
Он все чаще думал о мире за пределами храма.
Эти мысли преследовали Хекки и во время занятий, и за едой, и тогда, когда он оставался наедине. Но особенно трудно было справляться с желанием вырваться на свободу по утрам. Потому что ночами ему снились улицы Тары — залитые светом, скрытые туманами или покрытые свежим хрустящим снегом — всегда такие манящие, живые, обещающие сотни удивительных событий и встреч.
А в десять лет так трудно устоять перед зовом приключений…
Часто, слишком часто Хекки думал о том, чтобы навсегда удрать из храма. Это было не так уж сложно. Гораздо трудней потом не оказаться вновь пленником этой святой обители… Он был достаточно наслышан о страшных наказаниях, которые могут постичь беглеца, и до дрожи в коленках боялся стать героем одной из таких историй. Известно ведь, что обычной поркой тут дело не обойдется. Могут до конца жизни сослать в храмовые подземелья — заботиться там о прокаженных (которых никто никогда не видел). Или выколоть глаза и усадить на входе — собирать милостыню… Хекки не знал, сколько правды в этих историях, но сам проверять не хотел.
От других мальчишек он не раз слышал, что есть и иные пути вырваться на свободу.
Например, очень понравиться кому-нибудь оттуда. С воли.
Многих этот путь отталкивал. Длинный Вэм не раз говорил, будто скорее сожрет земляную жабу, чем позволит кому-нибудь сделать из себя игрушку для любовных утех. И демонстративно плевал на пол, чтобы показать, что он думает о такого рода способах покинуть храм. Но Хекки никогда не находил в себе отвращения к этому пути.
Нравиться кому-то — что в этом плохого?
Получать за свою красоту и грацию дорогие подарки всегда приятно. Особенно, если главный подарок — это возможность ночевать в настоящей постели… в настоящем доме.
Он понимал, конечно, что никакой покровитель не сможет навсегда стереть клеймо с его пятки. Что даже самые долгие отлучки из храма будут лишь иллюзией свободы. Но лучше уж так, чем до восемнадцати лет томиться в этих холодных стенах, а потом всю жизнь возвращаться 'домой' прежде, чем ударит последний гонг.
Словом, Хекки твердо решил, что покуда его страх так силен, остается только один путь. И этот путь не пугал его вовсе.
Вот только чтобы поскорее найти себе покровителя, ему следовало как можно раньше вырваться из учеников в танцоры. А значит — стать лучшим, стать безупречным.
- Предыдущая
- 57/82
- Следующая
