Выбор Наместницы - Школьникова Вера - Страница 4

• Предыдущая
• 4/141
• Следующая

— Вы бы уж остановились на чем-либо одном, — но она едва заметно улыбнулась.

Ванр поспешил закрепить успех:

— И только от вас зависит, жить мне, или умереть в расцвете лет.

— Но почему такая спешка?

Молодой человек хмыкнул… не рассказывать же ей о попойке, потрясшей весь квартал:

— Увы, миледи, молодость заставляет нас совершать безумства.

Только очень внимательный слушатель заметил бы нотку издевки в полном сочувствия голосе:

— Несчастная любовь? Вы всю ночь пели серенады под окном любимой. Или наоборот, счастливая, и утром вы измяли клумбу под тем же самым окном?

— Сударыня, пощадите! Осталось меньше часа! Вчера я пил с друзьями! Видите — я ничего не скрываю, прошу вас, спасите заблудшую душу!

— Ну что ж, за две свечи в храм Аммерта я, пожалуй, пойду вам навстречу. Но впредь не грешите.

— Я уставлю свечами весь алтарь, спасительница!

Женщина устало потянулась в кресле, поднялась, расправила юбку и вышла из зала. Ванр вцепился в драгоценный фолиант, и только исписав десятую страницу, вспомнил, что не спросил, как зовут загадочную красавицу.

Согласно дворцовому церемониалу, в малом дипломатическом зале, именуемом также розовым, по стенам из драгоценного розового дерева, надлежало принимать послов союзных государств по вопросам, не касающимся объявления войны, мира или согласования таможенных пошлин. Но наместница Энрисса, к возмущению распорядителя двора и недовольству дипломатического ведомства, предпочитала беседовать с послами наедине в одном из своих кабинетов, а малый зал приспособила для ежедневных министерских докладов. Ее забавляло сочетание теплого розового цвета и чопорных лиц первых чиновников государства. Кроме того, по странной причуде зодчего трон в этом зале стоял напротив двери, на фоне огромного, во всю стену окна. Солнце озаряло наместницу сказочным ореолом, оставляя скрытым выражение лица, а министры, щурясь от яркого света, разбирали строчки докладов.

Сейчас она слушала тот самый доклад «О традиции Империи в присоединении новых земель», слушала с неожиданным интересом, отмечая удачные пассажи и хмурясь от неудачных. Справедливости ради нужно заметить, что первых было больше, чем вторых. Автор не поражал полетом мысли, но отличался старательностью. Все же Энрисса не могла преодолеть легкого разочарования — она словно ожидала чего-то большего. Не от доклада (обычно наместница знала суть дела если не лучше, то уж никак не хуже чиновника, затем и проводила утренние часы в библиотеке), а от автора. Наконец, министр замолчал и почтительно склонился перед наместницей, протягивая ей свиток, чтобы та передала его архивариусу. Еще один раздражающий своей бессмысленностью ритуал: зачем зачитывать бумаги вслух? Энрисса подозревала, что первые наместницы попросту не умели читать. Саломэ Первая и Великая уж точно была неграмотной — в те времена и из мужчин умел читать хорошо, если каждый двадцатый, а из женщин… Энрисса фыркнула: сравнив уцелевшие портреты первой наместницы и ее же указы, она пришла к выводу, что король Элиан взял красавицу в жены не за выдающийся ум, а за другие, более ощутимые достоинства.

Наместница быстро просмотрела текст, оценив опрятность почерка. Четкие буквы, сильный нажим, не хватает изящной легкости начертаний, но ни одной помарки, несмотря на спешку. Старинная книга о рукописании, науке распознания характеров по почерку, определила бы автора как человека молодого, полного силы и честолюбивых устремлений, но, увы, приземленного и несколько ограниченного. Труд этот Энрисса знала наизусть и извлекла немало пользы из умения с первого взгляда на лист бумаги определять, с кем имеет дело. Недаром книга принадлежала к числу самых ценных в библиотеке, впрочем, скорее по форме, чем по содержанию — это был единственный фолиант, с первой до последней буквы написанный под трафарет. Анонимный автор явно не пожелал, чтобы читатель смог немедленно применить вновь приобретенную мудрость. Из размышлений Энриссу вырвало деликатное покашливание архивариуса, протянувшего серебряный поднос для документа.

— Нет, я пока что оставлю доклад у себя. А вы, господин Тарни, пришлите ко мне автора, — обратилась она к министру.

— Старший секретарь Артон будет у вас через пять минут, ваше величество.

— Старший секретарь Артон приложил к этой бумаге исключительно печать. А я хочу говорить с автором.

Бедный министр понятия не имел, кто из младших секретарей написал злосчастный доклад, но, судя по ровному тону наместницы, мало виновному не покажется. Интересно, что же он там начудил? Вроде бы обычные бесполезные выдержки из старых трактатов, соединенные между собой восхвалениями империи вообще и наместницы в частности. Очевидно, что присоединять Свейсельские Острова нужно будет на иных условиях, чем земли варваров тысячу лет назад. Но сохранить видимость следования традициям необходимо — основа благополучия любого государства в преемственности власти. Наместница не может с этим не согласиться, что же ей не понравилось?! Министр Тарни отдал нелегкой дипломатической стезе сорок лет жизни из своих шестидесяти и больше всего на свете ненавидел неопределенность. Дождавшись кивка наместницы, пожилой дипломат поспешно покинул зал и вызвал к себе заместителя. А там уже по цепочке доберутся и до виновника. Посмотреть бы на него перед тем, как отправить на расправу. Старый министр не ожидал ничего хорошего от любого изменения в установленном порядке вещей. Обычно косность — качество, неприемлемое в дипломате, но наместница Амальдия предпочитала видеть на ответственных постах своих ровесников, опасаясь горячей предприимчивости молодежи, а Энрисса не спешила становиться той самой новой метлой, что метет чисто да быстро. Она неторопливо заменяла старую гвардию своими людьми, как терпеливый рыболов неспешно травит леску, не давая рыбе сорваться с крючка.

Оставшись одна, наместница запрокинула голову на спинку кресла и прикрыла глаза. Действовать, подавшись первому порыву, оказалось на удивление приятно. Управление государством требовало в первую очередь сдержанности и терпения. Сделать что-то бесполезное и бессмысленное, просто потому, что так захотелось — поступок немыслимый для правительницы, но столь естественный для молодой женщины. Энрисса захотела еще раз увидеть своего утреннего собеседника, посмотреть, как он будет справляться с растерянностью, запинаться, подбирая слова, мысленно переживать конец карьеры, а потом милостиво отпустить, отметив за хорошую службу. Наместница нуждалась в своих людях, молодых, мечтающих о карьере, зависящих только от Энриссы, а потому и преданных ей одной. Она уже присмотрела нового военачальника, а теперь подумывала отправить на заслуженный покой и почтенного Тарни. Обещанные министром пять минут плавно перетекли сначала в пятнадцать, потом в полчаса, наместница успела два раза перечитать доклад, найти пропущенную запятую, а никто так и не нарушил ее уединения. Еще пять минут — и нужно будет одеваться к вечернему выезду в ратушу. Нельзя же позволить случайной прихоти разрушить месяц назад составленный распорядок дня, но настроение безвозвратно испортилось. Энрисса от всей души стукнула по подлокотнику кресла, пользуясь одиночеством. Вопреки мнению придворного целителя, ее величество страдала не столь от постоянных перепадов настроения, сколько от невозможности проявить эти перепады в действии. Умение владеть собой зачастую граничит с лицемерием, и наместнице непозволительно срывать гнев даже на прислуге. Да и прислуга-то всё знатные дамы… Завести что ли простую девку и бить ее по щекам? Энрисса поморщилась, прогоняя дурацкие мысли, и собралась уходить, когда распахнувший дверь лакей склонился в глубоком поклоне:

— Младший секретарь управления иностранных сношений Ванр Пасуаш по приказу вашего величества.

Наместница едва успела вернуться в кресло и принять надлежащую позу — величественная леди на троне, холодно взирающая на своего покорного слугу.

• Предыдущая
• 4/141
• Следующая