Международное тайное правительство - Шмаков Алексей Семенович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/197
• Следующая

VI. Как опытные старьёвщики, сыны Иуды всё ещё продолжают торговать в конец затасканной трилогией: “liberte, egalite, fraternite”.

Отказываясь же рисовать картины социального рая, подстрекаемые ими крайние учения выдвигают, как универсальную панацею, чувство братства, которое, яко бы, снизойдёт на людей, когда существующий строй будет ниспровергнут. Откуда возьмётся это чувство среди повального озверения и почему не появляется оно теперь, — об этом “освободители”, ещё могли бы, пожалуй, умалчивать. Но они напрасно пытаются замалевать факт, что, если бы тень братства была мыслима на земле, то уже не требовалось бы ни социализма, ни коллективизма, ни анархизма, ни самого “Капитала” Маркса, — этого “Корана Интернационалки”. Обращаясь за сим к двум остальным членам трилогии: “liberte” и “egalite”, нельзя, в свою очередь, не заметить, что равенство возможно не иначе, как при всеобщей нищете. Это же последнее — не что иное, как всеобщее же рабство, а отнюдь не свобода.

Ясно, что равенство и свобода способны растерзать друг друга, но жить вместе они, разумеется, не в состоянии.

Не взирая на совершенную очевидность этого, сыны Иуды сумели, тем не менее, в иллюминациях отождествить “идеал свободы” с собственной талмудической тиранией. Мы, таким образом, встречаемся с никогда ещё до сих пор не виданным, неизмеримо циничным и, без сомненья, подлежащим соответственной каре, биржевым обманом, с загадкой, не постижимой, как для нашего времени, так, вероятно, и для будущих историков.

Фальсифицируя товары и отвлечённые понятия, подделывая деньги, балансы, биржевые курсы и общественное мнение, отравляя экономический и нравственный кредит, веру в идеал, любовь к родине и любовь к свободе, иудаизм на этом именно воздвигает собственный, отчаянный деспотизм.

Закон истории таков, что куда пробирается еврей, там всякая свобода вынуждена собирать свои пожитки и готовиться к изгнанию. Засим по мере того, как развивается иудейское преобладание, возрастает рабство иноплеменников. А когда еврей воцарится окончательно, свобода исчезает, коренное же население гибнет, пожираемое кагальными паразитами в собственной стране.

Что же касается “социального рая”, то он не может не явить трогательной картины: сурово организованная, за счёт самих гоев щедро оплачиваемая и еврейскими шпионами терроризируемая жандармерия готовая на всё; далее — охраняемые ею, высшие администраторы, инженеры и директоры социальных предприятий, исключительно, евреи; наконец, — в грязи и внизу, на самом дне, рабы кагала — иноплеменники.

Таков, без сомнения, неумолимо должен быть результат той “простой” программы, которою обольщаются ныне сирые и обездоленные. “Мы хотим, — говорят им сыны Иуды, — несчастных сделать счастливыми, а счастливых — несчастными!…”

“Всё — Государству”, — провозглашают кагальные благодетели, — для увенчания “райского” здания”, а упоённый миражем благоденствия, “сознательный пролетариат” внимает этому, полагая, что “всё — государству” значит: “всё — всем”. Но разве уже теперь государством не завладевают евреи?… Стало быть, девиз “Всё — Государству” означает не более, как “Всё евреям!”…

VII. Воистину, надо диву даваться, вглядываясь в то, что сейчас происходит вокруг. А, между тем, история ясно и неизменно предостерегала о следующем: макиавеллизм, иезуитизм, мартинизм — только слабые оттиски талмудизма, цель которого на пути веков заключается в том, чтобы стравливать гоев для завоевания ими же самими собственного рабства.

Ещё в 1849 году Доннозо Кортец указывал в испанской палате депутатов, что под красным и чёрным знамёнами, объединяя пролетариев всех стран, учреждается, не в пример прочим, “анонимное общество для эксплуатации народов”.

“Огромными шагами, направляется мир к сооружению самого гигантского и ужасающего из всех деспотизмов, когда-либо существовавших!”

То же, в сущности, признавал и Вениамин д'Израэли, лютый враг Гладстона и ярый противник всех его реформ. Будучи главою консерваторов Англии и уже став лордом Биконсфильдом, он не затруднился, однако, предложить замену парламента прессою — еврейской, разумеется. Не даром ирландский трибун О'Коннель называл помянутого коварного талмудиста “прямым потомком того злодея, который и на кресте не захотел принести покаяния!” Так вот, кое-что понимая в делах этого рода, еврей д'Израэли сказал: “Тайные общества день за днём толкают правительства обоих полушарий к пропасти, куда, наконец, и свалят их, а с ними погибнут как закон, так и всякий общественный порядок”.

Рекомендуя же поставить прессу на место парламентов, д'Израэ-ли, быть может, лучше, чем кто-нибудь, разумел, что есть прямое соотношение между исчезновением арийских государственных людей и расширением верховенства иудейских банкиров. На развалинах прежнего социального строя, с преобладавшим влиянием церкви и дворянства, возникает новая власть, именуемая богатством. Среди окружающего её мусора и других остатков прежнего государственного здания, сокрушаемого революциями, Маммона созидает свой престол. Первенство военных защитников страны сменяется тиранией её финансовых эксплуататоров. “Владычество же иудейских биржевиков есть основная причина современного пауперизма”, — утверждал тот самый Прудон, который, после революции 1848 г., негодуя от стыда, воскликнул: “Мы только жидов переменили!…” “В силу естественного закона, деньги — неизбежный властелин демократии”, — заметил, в свою очередь, и Леруа Больё.

И в прессе и в политике евреи обнаруживали только одно искусство — направлять человеческие массы для порабощения их манёврам больших монополистов. Но у кого в руках деньги, у того и пресса. Кто владеет прессой, тот распоряжается и политикой. А кому подчинена государственная политика, за тем и владычество над судьбами народов.

Приурочивая все свои замыслы именно к этой цели, сыны Иуды с невероятным, только им свойственным цинизмом, объявили себя же и благодетелями обездоленных. Но уже самый факт захвата власти в социализме евреями достаточен, чтобы не сомневаться, каковы должны быть результаты. Сколько бы не облекали его Маркс и К°” в quasi научные лохмотья, социализм, лишенный положительных данных и определённых границ даже в теории, представляет заведомо ложное, варварское вероучение и только в этом качестве может подлежать анализу. Но, пребывая в области химер, тумана и плутней, равно как и будучи рассчитан лишь на оскотинение человеческих масс, он, к их несчастью, может быть ниспровергнут не иначе, как через применение на практике. Увы, осуществить его, в какой-либо одной стране, да ещё в Старом Свете, представлялось немыслимым. Но вот, не бывать бы счастью, да несчастье помогло. Нашелся значительный и достаточно удалённый архипелаг, Новая Зеландия, где эксперимент удалось произвести почти что сполна. Последствия не заставили ожидать себя. В “Земщине” (№ 881 от 29 декабря 1911 г.), мы читаем следующее:

“Семь лет назад, — говорил он в объяснении своей метаморфозы, — Новая Зеландия была процветающей во всех отношениях страною. Полагая, что дела пойдут ещё лучше, если улучшить положение рабочих, я и мои товарищи по партии провели законы, регулирующие отношения труда и капитала, и думали, что насадили тем новый рай на земле. Социалистические доктрины приобрели здесь своё полнейшее осуществление. Я уехал в Лондон и здесь продолжал пропагандировать учение, приносящее, казалось, такие хорошие плоды.

• Предыдущая
• 22/197
• Следующая