Крестная мать - Барабашов Валерий Михайлович - Страница 40

— Ладно, поехали, я отвезу, — буркнул он.

Молчком они спустились по лестнице, молчком же, не спрашивая адреса, он отвез ее к дому тетки, остановился у нужного подъезда, и Изольда не на шутку встревожилась:

— Откуда ты знаешь? Ты здесь был?

— Не с пацанами в прятки играешь, Лиза! — жестко ответил он. — И не вздумай затевать с нами какие-нибудь штучки… Работать так работать. У нас все на доверии, поняла? И работать будешь, и бабки тебе хорошие Феликс платить станет, но чтобы язык крепко за зубами держала. Поняла? Как будто у тебя его и нету!

Он вдруг навалился на нее, стал мять груди, бедра, норовя раздвинуть ноги, но Изольда, перепугавшись бешеного этого напора, выскочила из машины, кинулась в подъезд, лихорадочно соображая, что если Жорка станет преследовать ее до самой квартиры тетки, то придется проситься к ней на ночевку — а что делать?

Но Бизон, разъяренный неудачей, с визгом рванул «мерседес» от подъезда, умчался в ночь. Она перевела дух, поправила прическу, застегнула Татьянину шубку и тороплива пошла к автобусной остановке.

А Бизон, вяло матерясь, мчал к себе домой. Перед его глазами стояли безмолвные, послушные резиновые подружки, которые не выпендриваются и не действуют на нервы… Изольду же в следующий раз он и спрашивать не станет, если, конечно, она у них будет работать. Увезет в лес, в глухомань, подальше от города, и пусть хоть оборется там — он все тряпки на ней изорвет, сиськи истерзает, заставит делать то, что ему захочется!..

Глава семнадцатая

Владельцем красного «Москвича», на котором уехали с рынка те два парня, торговавшие блоком цилиндров, оказался некий Мысков Николай Николаевич. В областной ГАИ Сайкину сообщили адрес Мыскова. Паша, предупредив Тягунова, отправился на улицу Спортивную, о которой знал, что она существует в городе, но никогда здесь не бывал.

Спортивная улица оправдывала свое название: улица прилегала к стадиону «Динамо», где занимались физподготовкой сотрудники милиции и госбезопасности, бывал здесь и лейтенант, но на стадион он с коллегами попадал прямо с автобусной остановки, то есть, с магистральной широченной улицы. Сейчас ему пришлось колесить по тесным, застроенным частными домами переулкам, спрашивать встречных-по-перечных. День был холодный, ветреный, ноги скользили по обледенелым узким тротуарчикам, а идти пришлось все время в гору. Спортивная причудливым образом разбросала свои дома по буграм, примыкающим к стадиону, нумерация была какая-то странная, путаная — рядом с домом под номером шестьдесят был восемьдесят второй, а номер семьдесят торчал зеленой крышей за ними, еще выше на бугре. Подойти можно было лишь обогнув бугор слева, дойдя до конца улицы и поднявшись по ненадежной, с подгнившими ступенями лестнице, скатиться с которой — раз плюнуть.

«Как же тут старики ходят?» — озабоченно думал Паша, поднимаясь по лестнице со всеми предосторожностями. Ему, горожанину, привыкшему к асфальту и стандартным пяти- и девятиэтажкам, стоящим, в основном, на ровных площадках, частный сектор был даже в диковинку. Он в самом деле подивился изворотливости застройщиков и их стремлению во что бы то ни стало поставить дома здесь, на буграх. Это ведь неудобно во всех отношениях. Единственно, что оправдывало рождение этих кривых улиц, — сады, участки возле домов, да и от центра недалеко.

Шаткие ступени наконец кончились, Паша оказался наверху, где его глазам открылись еще несколько домов с надворными постройками и гаражными воротами, и он понял, что попасть сюда можно и другой дорогой, поверху, если ехать на машине.

Он долго стучал в наглухо закрытую калитку дома номер семьдесят, потом стучал в окно, и за стеклом мелькнуло наконец стариковское лицо. Глаза старика смотрели на него вопросительно и немо. Паша через стекло показал ему свое милицейское удостоверение. Лицо исчезло, потом, спустя минуту, снова появилось, но уже в круглых старомодных очках в металлической оправе. Голубые слезящиеся глаза старика изучали удостоверение, потом старик снова пропал — махнул рукой, иди, мол, к калитке.

Сайкин сказал ему о цели своего визита, спросил о красном «Москвиче» четыреста двенадцатой модели.

— Да, машина у меня есть, — кивал Мысков сухой седой головой. — Токо зимой я на ей не езжу, да и летом теперь мало. Года не те, сынок, и с бензином сам знаешь как, не напасешься ево. Я лучше бабке творожку куплю. Племяннику дал доверенность, Вадиму, он нам с бабкой помогает. Своих ребят нету, Бог не дал. Вот Вадька-то бабку или на рынок свозит, или я когда в собес съезжу или еще куда. Прошлый раз он меня в военкомат возил, с пенсией разбирались. И ремонт он сам делает, у него дружков по этой части много.

— А в прошлое воскресенье вы давали ему машину, Николай Николаевич? На авторынок он ездил? — спросил Сайкин.

— Бог ево знает, куда он ездил, может, и на рынок. — Мысков запахнулся в теплую безрукавку, плотнее прикрыл дверь (они сидели на кухне). — Бабка сейчас хворая лежит, а я пока ползаю. Вадька-то иногда и не говорит, зачем машину берет. Насчет воскресенья… да, кажись, брал. Ага, брал! Хлеба нам привез, молока, минтая, вон, килограмма три навалил. Вадька у нас один племянник, помрем мы с бабкой — машина ево. Я уж подписал завещание. А нехай, в могилу ее с собой не возьмешь. Им, Башметовым, достанется. Не чужим людям.

— Значит, его фамилия Башметов?

— Вадьки-то? А то какая! Мать-то ево тоже Башметова, по мужу, а так она сеструха моя, Мыскова.

— А живут они где?

— А возле цирка. На Моисеева. Как раз против мясокомбината здоровенный такой дом построили. Длинный — страсть! С полкилометра. Идешь-идешь…

Второй подъезд у них, квартира сорок восьмая. А чево это он, Вадька, натворил на машине? Сбил, что ли, кого? Или как? Раз милиция интересуется, значит, что-то тут не чисто.

— Никого он не сбил, Николай Николаевич, не волнуйтесь. Просто мы проверяем кое-что, ищем красный «Москвич» вашей модели.

— А… Нет. Вадька парень хороший, — на всякий случай стал защищать племянника Мысков. — Уважительный. Конешно, машину ему хочется иметь, да еще задарма. Вот и старается он, помогает. А куда она мне?

— Ну хорошо, Николай Николаевич, спасибо, — стал прощаться Сайкин. — Извините, что побеспокоил, служба такая.

— Ты если что, мне скажи, — велел Паше старик. — Я с ево три шкуры спущу. Он отца с матерью не боится, неслух такой с мальства, а меня послушается, машину-то ему хочется заиметь.

— «Москвич» ваш дома сейчас?

— В гараже, где ж ему быть!

— Можно его осмотреть?

— Отчего нельзя. Пошли!

Они спустились по ступенькам крыльца во двор и через внутреннюю дверь, сбоку, вошли в темноватый, с маленьким оконцем, гараж, набитый всякой всячиной. Знакомый теперь Сайкину «Москвич» стоял у стены.

— Багажник откройте, пожалуйста, — попросил лейтенант.

Пока Мысков, шаркая подошвами валенок, ходил за ключами, Паша повнимательнее осмотрел гараж. Привлекло обилие запасных частей: вдоль глухой стены тянулись длинные стеллажи с самыми разными деталями.

«Дед вряд ли все это натаскал, — думал Паша. — К машине он уже потерял интерес, возраст не тот, да и на рынке с ними сидеть, мерзнуть… К тому же, запчасти от самых разных машин: аккумулятор, вон, «волговский», большой, бампер задний — тоже от «Волги», от двадцать первой модели, фары — «жигулевские», глушитель от «Москвича».

Мысков вернулся. Кряхтя, поругивая плохо поддающийся замок, открыл багажник. Паша глянул — блока цилиндров там не было.

— Ты чево ищешь-то, скажи? Я, может, знаю, — хмурился старик. — Чево в багажнике-то спрятать можно?

— Мы с вашим племянником при встрече потолкуем, Николай Николаевич, — уклончиво отвечал лейтенант. — Мне нужно кое о чем его спросить.

— Ну, гляди. Вам, милиции, виднее.

— Вы его друзей знаете, Николай Николаевич?

— А как же! Одного, как облупленного, знаю. Он все время тут. Серегой зовут. Мордатый такой, в машинах хорошо разбирается. Полгаража мне запчастей натаскал. Пусть, говорит, полежат, а то у меня негде.