Повседневная жизнь жен и возлюбленных французских королей - Шоссинан-Ногаре Ги - Страница 26

• Предыдущая
• 26/50
• Следующая

Заговор Шале возродил старые связи бастардов с Испанией. Они планировали убийство Ришелье и возведение на трон брата Людовика XIII, Гастона Орлеанского. Заговорщики — Шале, Вандомы, Конде, Суассон — рассчитывали на финансовую поддержку со стороны испанцев. Но заговор провалился. Шале был обезглавлен, а Вандомы заключены в Венсен, где в 1629 году Александр скончался. Более удачливый Цезарь в следующем году получил свободу. Но успокоился ли он? Это маловероятно, и в любом случае оставались догадки относительно его участия в неблаговидных действиях. В 1640 году он был даже обвинен в покушении на Ришелье и, желая обрести убежище от преследователей, бежал в Лондон. У него было два сына, Луи, герцог де Меркер, и Франсуа, герцог де Бофор, которые были вовлечены в заговор Сен-Мара, обер-шталмейстера Франции, изобличенного в подготовке ниспровержения, читай — убийства, Ришелье. Сообщниками Сен-Мара были Де Ту, Буйон и Гастон Орлеанский, с которым у Бофора существовали тесные связи… Подозреваемый в соучастии, сын Цезаря предпочел держаться подальше от Бастилии и присоединился к своему отцу в Лондоне. Вандомы с удовлетворением восприняли смерть Ришелье: они надеялись на перемену своего положения и возвращение влияния, которого лишила их абсолютистская политика кардинала. Фактически у Ван-дома старшего были важные козыри, и благоприятные обстоятельства быстро дали возможность это ощутить. Королева Анна благоволила к Вандому и Мазарини, который, дабы сохранить завоевания Ришелье, нуждался в поддержке. Мазарини обратился к Бофору, а немного позже — к Цезарю. Королева встретила их ласково, рассчитывая на их помощь, чтобы нейтрализовать амбиции Гастона Орлеанского и Конде: король лежал при смерти, и Анна не желала делить регентство с этими слишком чванливыми принцами. Смерть короля в мае 1643 года, предвещавшая, казалось бы, осуществление смелых надеязд Вандомов, обернулась против них. Завещание Людовика XIII назначало Анну регентшей, но под опекой Совета, куда должны войти Гастон Орлеанский, Кон-де и государственные министры. Вандомы почувствовали себя одураченными. Они запаслись терпением, ибо королева добилась от парламента признания завещания Людовика XIII недействительным, но их ожидало скорое разочарование. Получив власть, Анна назначила Мазарини премьер-министром и, больше не нуждаясь в Вандомах, обманула их надежды: они не получили никакого места в Совете и тогда дерзко соединились с оппозицией. Отныне они объявили войну Мазарини — так же, как раньше враждовали с Ришелье.

Пылкий Бофор, наделенный фамильным добродушием, унаследованным от своего предка, Генриха IV, и «умом намного ниже среднего», по отзыву Реца, но смелый и любезного нрава, подстегиваемый своей любовницей, мадам де Монбазон, а также мадам де Шеврез, которую ничто не могло излечить от страсти к интригам, вскоре организовал заговор «Влиятельных». План Бофора отличался размахом, поскольку он надеялся не только устранить Мазарини, но и опрокинуть всю французскую политику, как внешнюю, так и внутреннюю: положить конец абсолютизму, сформированному Ришелье и продолженному Мазарини, вернуться к старым формам правления, примирить Францию с Австрией. Но этот великолепный заговор был не более чем секретом Полишинеля, и все знали о замыслах заговорщиков. Всех сослали, кроме Бофора, заключенного в Венсене. Его отец Цезарь, не имевший никакого желания оказаться в тюрьме, предпочел удалиться во Флоренцию, а Меркер смирился и предложил Мазарини выдать за него его племянницу Лауру Манчини. Тем временем в Венсене вспыльчивый Бофор еще больше ожесточился. Когда началась Фронда, этот отважный и популярный принц, раздраженный бездействием, мечтал вырваться на свободу, чтобы воевать с Мазарини. И 31 мая 1648 года ему удалось бежать — как раз, когда вспыхнула парламентская Фронда, — и присоединить свои интриги к проискам тех, кто стремился извлечь выгоду из затруднений двора. Обосновавшись на улице Кинкампуа, он под прозвищем «Короля рынка» организовал под Парижем нечто вроде народного королевства, которым очень гордился. Он причинял много беспокойства, и Мазарини пришлось использовать в отношении Вандомов весь свой дипломатический талант: за Меркера он выдал свою племянницу, а Бофору пообещал наследственное право на должность адмирала, занимаемую Цезарем де Вандомом. Тем не менее Бофор, во главе своей армии, утвердился в Париже, но не сумел помешать молодому королю и Мазарини вернуться туда в феврале 1653 года.

Монархия Бурбонов торжествовала победу, а эпопея бастардов-Вандомов завершилась их подчинением власти, которую отныне никто не осмеливался оспаривать. Интриганы, заговорщики и мятежники превратились в послушных и верных слуг монархии. Цезарь де Вандом, назначенный морским министром, верноподданно нес службу вплоть до своей смерти в 1665 году; Бофор стал его наследником в этой должности: он покорно служил, как и его отец, но внезапно исчез в ходе морской экспедиции, организованной Людовиком XIV в 1669 году, чтобы отнять у Турции Крит. Наследники Вандомов в лице детей Меркера не противодействовали королевскому главенству. Эпоха мятежных бастардов закончилась. Они почувствовали силу власти и отступились от смут, порождаемых колебаниями трона. Отошла в прошлое Фронда, наступило время всеобщего послушания, и бастарды заняли свое место среди тех, кто служил абсолютизму.

Если узаконенные дети Людовика XIV и создавали еще какие-то проблемы, то вовсе не такого рода, как их предшественники. Претензии короля на почитание его бастардов считались чрезмерными и были единственной причиной трудностей, связанных с их особым возвышением, серьезно затронувшим монархическую иерархию. Эти королевские дети не только никогда открыто не выступали против власти отца, но им даже не приходила в голову мысль о мятежном поведении. За одним исключением в период регентства герцога Орлеанского, впрочем, возможно, что истинной причиной тому послужили именно женские амбиции.

Король-Солнце узаконил двух бастардов от мадемуазель де Лавальер и шестерых от мадам де Монтеспан. Он даровал им все права законных детей, а затем, в конце жизни, пошел еще дальше, что вызвало бурную реакцию в обществе, проявившуюся, правда, уже после его смерти. Когда после кончины легитимных детей и внуков у него остался только один самый младший внук, чье слабое здоровье внушало беспокойство, он испугался, что его род по линии законного наследования исчезнет. И тогда он признал за своими сыновьями от мадам де Монтеспан, герцогом дю Меном и графом Тулузским, право наследования короны. Декларация об этом, датированная 14 июля 1714 года, была занесена в протокол парламента 2 августа. Такое новшество вызвало изумление современников, и, по крайней мере, часть общества, к которой принадлежал Сен-Симон, пришла в негодование. Уподобляя бастардов, рожденных от прелюбодеяния, порождению нечистой связи и преступления, Сен-Симон, как и принцесса Пфальцская, отражал эволюцию человеческого менталитета за последнее столетие и изменения общественного настроения, переходя от анархии любовных связей, царившей при Генрихе IV, к суровой морали своего времени, когда воедино сливались понятия священного и легитимного, чести и иерархии. [62]Теперь любое нарушение закона приравнивалось к пятну и пороку, что в глазах общественного мнения лишало чести того, кто был запятнан, даже если дело касалось короля. Являлось ли то результатом проповедей боссюэ, провозгласившего задачу монарха — быть воплощением благочестия и веры, дабы возвеличить свою порфиру и, главным образом, «поддерживать добродетель и расширять путь на Небеса»? Или же подтверждением нового порядка вещей, согласно которому подданные отныне настоятельно требовали контроля над преемственностью трона и в случае незаконной смены преемников были готовы взять всё в свои руки? После смерти Людовика XIV упадок бастардов дал тому подтверждение. Июльский эдикт 1717 года отменял решения Людовика XIV, предусматривая возможность прекращения прямой линии Бурбонов, и недвусмысленно указывал, что «если французскую нацию постигнет такое бедствие, то именно этой нации надлежит восстановить династию мудростью своего выбора». Так рождалась идея о праве нации распоряжаться Короной, и в первую очередь праве на контроль власти. Парадоксально, что бастарды стали невольным рупором протеста, не затихавшего вплоть до революции.

• Предыдущая
• 26/50
• Следующая