Рельсы - Мьевиль Чайна - Страница 29

— Ну, — Шэм замялся. — Наверное… — Ему было неловко говорить это, но он все же сказал: — Хорошо бы делать то же, что ваши родители. Быть сальважиром.

Деро и Кальдера уставились на него.

— Так ты думаешь, мы — салъважиры? — спросил Деро.

— Думаю, да, ну да, — сказал Шэм. — В смысле… — Он пожал плечами и повел рукой, указывая на их жилье, переполненное фрагментами найденных и восстановленных устройств и технологий. — Да. И потом, куда они шли? — Он встряхнул камерой. — За утилем. Только очень далеко отсюда. Разве нет?

— А твоя семья, что они делают? — спросил Деро.

— Ну, — сказал Шэм. — Мои кузены, они так, всего понемногу. Но ничего особенного. А мои па и ма, в смысле, па, тот ездил на поездах. Но не на сальважире. Не как ваши.

Кальдера подняла бровь.

— Наши-то, конечно, были сальважирами, — сказала она. — Наверное. Мама была. Папа был. Давно. Но разве это то, ради чего стоит вставать по утрам?

— Мы не сальважиры, — сказал Деро. Шэм не сводил глаз с Кальдеры.

— Я говорю, мы были ими когда-то. Я не говорю, что мы сальважиры теперь. Теперь у нас сопредельная профессия.

— Вообще-то я про поиски, — сказал Шэм, который тараторил чем дальше, тем быстрее. — Искать — вот что, должно быть, интересно, правда? Находить то, чего никто никогда не видел, рыть дальше, находить еще, открывать прошлое, создавать новые вещи, постоянно учиться и все такое.

— Ты сам себе противоречишь, — возразила Кальдера. — Открывая прошлое, невозможно находить то, чего никто раньше не видел. А вот искать… Да, поиск по-своему притягателен. — Она пристально посмотрела на него. — Только сальважиры не открывают прошлое: они роются в мусоре. И прошлое наверняка последнее, о чем они при этом думают. Вот в чем они постоянно ошибаются, здесь.

— Здесь?

— Здесь, на Манихики. — и она широко повела плечами, как бы обозначая этим движением остров за стенами дома.

— Почему ты здесь? — спросил Деро.

— Да, почему? На Манихики? — добавила Кальдера. — Твой поезд. Здесь ведь нет кротов.

Шэм махнул рукой.

— Все когда-нибудь приходят на Манихики. Кто за провизией, кто еще за чем.

— И то верно, — сказала Кальдера.

— Утиль, — сказал Деро. — Вы пришли сюда за утилем, так?

— Нет, — сказал Шэм. — За припасами. За всякой всячиной.

Кальдера и Деро повели его по дому. Тот оказался таким разбросанным и хаотичным, что Шэм про себя быстро окрестил его разбротичным. Сначала по лестнице вверх, потом на эскалаторе вниз, и снова: на эскалаторе вверх, по приставной лестнице вниз; а мимо мелькают разные странные штуки, вроде сараев под крышей.

— Ты хорошо сделал, что сообщил нам, — сказала Кальдера.

— Ага, — добавил Деро.

— Мне очень-очень жаль, что с вашими папой и мамой так вышло, — ответил Шэм.

— Спасибо, — сказала Кальдера.

— Спасибо, — серьезно добавил Деро.

— А нам жаль, что с твоими так, — сказала Кальдера.

— О. — Шэм растерялся. — Ну, это уже давно было.

— Тебе наверняка пришлось сильно постараться, чтобы попасть сюда, — сказала Кальдера. — И сказать нам.

— Мы все равно сюда шли, — ответил Шэм.

— Конечно. — Она остановилась у какой-то двери. Взялась за ручку. Посмотрела на брата, тот ответил ей взглядом. Друг в друге они как будто черпали силу. Она набрала побольше воздуха. Деро кивнул, она тоже кивнула и распахнула дверь в помещение, бывшее некогда спальней; теперь оно утратило две стены и выходило прямо в сад под низким небом. Дэйби, почуяв свежий воздух, зачирикала. Плесень, плющ, пятна сырости на стенах и свежий воздух точно стремились вытеснить из комнаты половое покрытие и мебель. Кальдера провела по мокрой пыли пальцем.

За письменным столом спиной к двери сидел мужчина. Он попеременно чиркал на бумаге то карандашом, то ручкой, то набрасывался на клавиатуру ординатора и начинал что-то выстукивать на ней. И все это с пугающей скоростью.

— Папа, — окликнула его Кальдера.

У Шэма глаза полезли на лоб.

Мужчина оглянулся и улыбнулся. Шэм остался у двери. Глаза мужчины были как будто не в фокусе. Его радость при виде детей граничила с отчаянием.

— Привет-привет, — сказал он. — Что это, у нас гость? Прошу, прошу, входите.

— Это Шэм, — сказала Кальдера.

— Он оказал нам услугу, — сказал Деро.

— Папа, — продолжала Кальдера. — У нас плохие новости.

Она подошла к нему ближе, и его рассеянное лицо дрогнуло. Шэм молча попятился, спиной вперед вышел из комнаты и беззвучно прикрыл за собой дверь. Хотел отойти подальше, но тут же услышал плач.

Минуту-другую спустя дети-Шроаки вышли в коридор, их лица были мрачны.

— Я думал, ваш папа был тот… ну, которого я нашел, — шепнул Шэм.

— Был, — сказал Деро. — А это наш другой папа.

В рельсоморье типов устройства семьи не меньше, чем самих островов, разбросанных по морю, Шэм знал это. Не всем людям хочется устраивать свою личную жизнь так, как это принято на их родном острове. Поэтому там, где государство не навязывает своим гражданам определенных норм семейной жизни и не ставит на их защиту закон, те, кто готов встретиться с общественным неодобрением лицом к лицу, устраиваются так, как считают нужным. Шроаки, видимо, были из таких; отсюда и их странный домашний уклад.

— Их было трое, — сказала Кальдера. — Но папа Биро… — Она оглянулась на дверь. — Его никогда не тянуло шататься бог знает где, как маму и папу Эвана.

— Шататься, — повторил за ней Шэм, надеясь на продолжение.

— Он смотрит за домом, — добавил Деро. За его спиной сестра, поймав взгляд Шэма, одними губами сказала: «Смотрел».

— И пишет. — Кальдера просигналила: «Писал». — Он стал… забывчивым. Но за нами он присматривает. — Кальдера пояснила: «Мы присматриваем за ним».

Шэм моргнул.

— А больше здесь никого нет? — спросил он. Как же они умудряются заботиться и об этом рассеянном человеке, и о себе самих? — недоумевал он. И тут его осенило.

— Знаете, что я слышал? — начал он. — Я слышал, что раньше умели делать искусственных людей. Вот из этого. — Он показал на окружавший их утиль. — Они могли ходить, и думать, и работать… — Он огляделся вокруг с таким видом, точно ожидал, что сейчас из-за угла выйдет эдакая мусорная няня и заворкует, призывая своих подопечных.

— Утильботы, что ли? — сказал Деро. И издал неприличный звук.

— Мифы, — сказала Кальдера. — Их не существует.

Загадочная фигура из стекла, металла, камня и резины, созданная воображением Шэма, рассыпалась в прах при столкновении с жестокой реальностью, предоставив Деро с Кальдерой самим заботиться и о себе, и об их горюющем втором папе.

Как ни тянуло Шэма к осиротевшим на две трети Шроакам-младшим — чего он совсем от себя не ожидал, — как ни интриговала неоконченная история Шроаков-старших, пора было и честь знать. Время вело себя как обычно — то есть мчалось, как оглашенное, точно поезд с горы. К тому же Шэм сомневался, что Шроаки еще хотят его видеть. А не предпочтут остаться одни со своим единственным родителем.

Деро проводил его к выходу, а Кальдера пошла снова проведать папу Биро. Идя известной уже дорогой через сад, мимо арки из стиральных машин, Шэм размышлял о своих делах на завтра, о докторе Фремло и об остальных, прикидывал, чьими указаниями и приказами он может пренебречь, чтобы опять наведаться к Шроакам. Наверное, именно потому, что его голова была занята мыслями о возможных нежеланных вмешательствах со стороны людей, облеченных властью, он и обратил внимание на человека у дома Шроаков.

Он стоял, привалившись спиной к стене, его объемное серое пальто явно превосходило любые требования погоды. Широкие поля шляпы скрывали лицо. Шэм нахмурился. Человек вполне мог смотреть прямо на него. По крайней мере, в направлении дома Шроаков он смотрел точно. Прохожие продолжали проходить, солнечный свет сочиться с неба, а Шэма потрясла уверенность в том, что этот человек стоит тут не случайно.