Астронавты в лохмотьях - Шоу Боб - Страница 17

• Предыдущая
• 17/67
• Следующая

– А, это ты, – холодно сказала Джесалла. – Я приняла тебя за Лейна.

Толлер улыбнулся и решил, не откладывая, попробовать наладить конструктивные отношения с Джесаллой:

– Обманчивое освещение.

– А почему ты так рано?

– Э… совещание прошло не так, как планировалось. Были неприятности. Лейн тебе все расскажет – он уже едет.

Джесалла наклонила голову и отодвинулась, чтобы свет ее не слепил.

– А почему ты не рассказываешь? Уж не из-за тебя ли это случилось?

– Из-за меня?

– Да. Я советовала Лейну и близко не подпускать тебя к Дворцу.

– Ну, возможно, ему не меньше, чем мне, надоели твои бесконечные советы. – Толлер попытался остановиться, но, увы, не смог. – Возможно, он жалеет, что женился на сухой деревяшке вместо настоящей женщины.

– Благодарю. Я дословно передам Лейну твое замечание. – Губы Джесаллы ехидно изогнулись, показывая, что она вовсе не уязвлена, а даже рада, что такая реакция может привести к отлучению Толлера от Квадратного Дома. – Вероятно, твое представление о настоящей женщине воплощено в шлюхе, которая ожидает тебя в настоящий момент в твоей постели?

– Возможно, – проворчал Толлер, пытаясь скрыть, что напрочь забыл о своей вчерашней знакомой. – Следи за языком! Фелиса не шлюха.

В глазах Джесаллы мелькнули искорки.

– Ее зовут Фера.

– Фелиса или Фера, но она не проститутка.

– Не стану спорить о терминах, – сказала Джесалла, и тон ее стал легким, спокойным, выводящим из себя. – По словам повара, ты разрешил своей… гостье заказывать себе все, что пожелает. И если количество еды, которое она поглотила за утренний день, о чем-то говорит, я считаю, тебе повезло, что не придется содержать ее в браке.

– Отчего же? Придется. – Увидев возможность рассчитаться, Толлер сделал это рефлекторно и довольно опрометчиво, даже не подумав о последствиях. – Утром я как раз хотел тебе сказать, что дал Фере статус жены-стажерки. Я уверен, скоро ты научишься радоваться ее присутствию в доме, и мы все станем друзьями. А теперь, извини, я должен… – Он улыбнулся, наслаждаясь выражением недоверия на лице Джесаллы, а затем повернулся и развязной походкой направился к главной лестнице, стараясь скрыть свое немое изумление по поводу того, как круто могут изменить жизнь всего лишь несколько секунд гнева.

Меньше всего на свете ему была нужна ответственность за жену, даже четвертой степени, и оставалось лишь надеяться, что Фера отвергнет предложение, которое он обязался сделать.

Проснувшись на рассвете, генерал Рисдел Далакотт немедленно встал с постели – за все шестьдесят восемь лет жизни он редко нарушал это правило. Генерал несколько раз прошелся по комнате. Боль и онемение в ноге постепенно проходили, и шаг становился все тверже. Тридцать лет назад, во время первой кампании в Сорке, тяжелое меррилское метательное копье раздробило ему бедренную кость прямо над коленом. С тех пор рана не переставала беспокоить его, и периоды, когда боль проходила, случались нечасто и становились все короче.

Достаточно размяв ногу, генерал прошел в примыкающую к спальне маленькую туалетную комнатку, повернул бракковый рычаг на стене, и из дырчатого потолка полилась вода. Горячая – и это напомнило Рисделу о том, что он не в своих спартанских апартаментах в Тромфе. Далакотт постарался прогнать неизвестно откуда взявшееся чувство вины и целиком отдался наслаждению теплом, которое проникало в тело и успокаивало мышцы.

Вытершись, он встал перед стенным зеркалом – оно состояло из двух слоев чистого стекла с разными показателями преломления – и критически осмотрел свое отражение. Возраст, конечно, сказался на некогда могучем теле, но благодаря строгой дисциплине Далакотт ничуть не ожирел; и хотя суровые черты его длинного лица заострились, седина в светлых подстриженных волосах была едва заметна, и в целом он выглядел здоровым и работоспособным.

«Еще могу служить, – подумал он. – Но выдержу, пожалуй, только год, армия уже выжала меня».

Облачаясь в неофициальное синее одеяние, он думал о предстоящем дне. Сегодня его внуку Хэлли исполняется двенадцать, и чтобы доказать, что он готов поступить в военную академию, мальчик должен выполнить ритуал – в одиночку расправиться с птертой. Это было важное событие, и Далакотт вспомнил, с какой гордостью смотрел, как проходил испытание его сын Одеран.

Военная карьера Одерана оборвалась, когда тому было тридцать три, – он погиб в воздушной катастрофе в Ялрофаке. С тех пор по торжественным дням Далакотт выполнял мучительный отцовский долг, заменяя сына.

Рисдел оделся, вышел из спальни и спустился в столовую. Там, несмотря на ранний час, уже сидела за круглым столом Конна Далакотт. Она была высокая, с приветливым лицом, но фигура ее уже начала приобретать солидность, свойственную женщинам средних лет.

– Доброе утро, Конна, – поздоровался Далакотт, отметив, что она одна. – Неужели Хэлли еще спит?

– В свое двенадцатилетие? – Конна кивнула в сторону высокого – от пола до потолка – окна, в котором была видна часть обнесенного стеной сада. – Он где-то там. Тренируется. На завтрак даже не взглянул.

– Для него сегодня великий день. Да и для всех нас тоже.

– Да. – Что-то в голосе Конны сказало Далакотту, что она еле сдерживается. – Чудесный день.

– Я знаю, ты огорчена, – мягко сказал он, – но Одеран хотел бы, чтобы мы провели этот день как можно лучше. Ради Хэлли.

Не ответив, Конна спокойно улыбнулась.

– Ты по-прежнему ешь на завтрак только кашу? – спросила она. – Может быть, соблазнишься и съешь немного белой рыбы? А еще есть сосиски, пирог с фаршем…

– Я слишком долго прожил на рационе рядового, – запротестовал он, согласившись ограничиться светской беседой.

Все десять лет после смерти Одерана Конна вела хозяйство и твердо строила свою жизнь без помощи генерала Далакотта, и с его стороны было бы нетактично давать ей советы в такой день.

– Ладно, – сказала она и, открыв одно из блюд, стала накладывать ему в тарелку. – Но на обеде малой ночью никакого солдатского рациона тебе не будет.

– Принято.

Пока Далакотт обменивался любезностями с невесткой и ел слегка подсоленную кашу, в его голове вихрем проносились воспоминания, и как часто случалось в последнее время, мысли о сыне, которого он потерял, вызвали мысли о другом сыне, которого он так и не признал.

Оглядываясь на свою жизнь, генерал вновь раздумывал, каким образом получалось, что он считал незначительными события, которые потом оказывались главными поворотными пунктами в его судьбе.

Если бы давным-давно его не застали врасплох в небольшой схватке в Ялрофаке, он не получил бы серьезного ранения в ногу. А в результате его направили на отдых в тихую провинцию Редант, и там во время прогулки вдоль реки Бес-Ундар он случайно нашел очень странный предмет – генерал никогда не видел ничего похожего. Он подобрал его и с тех пор повсюду носил с собой.

Рисдел владел этим предметом уже около года, когда в одно из редких посещений столицы внезапно решился и понес его в поселок ученых на Зеленую Гору, чтобы выяснить, нельзя ли объяснить странные свойства вещицы. О предмете он не узнал ничего, зато многое узнал о себе.

Как человек, посвятивший себя военной карьере, он взял постоянную жену чуть ли не из долга перед государством, чтобы она обслуживала его между кампаниями. Отношения у них с Ториэйн сложились ровные, теплые, даже дружеские, и он считал, что иначе и не бывает. До того дня, когда он въехал в сад перед Квадратным Домом и увидел Эйфу Маракайн. Встреча с молодой и стройной хозяйкой была подобна смешению зеленых и пурпурных энергетических кристаллов и завершилась она взрывом бурной страсти и восторга, а затем обернулась немыслимой болью. Он бы ни за что не поверил, что можно так страдать, пока сам не испытал этого…

– Дедушка! Экипаж приехал! – В высокое окно постучал Хэлли. – Можем ехать на гору.

– Иду, иду. – Далакотт помахал светловолосому мальчику, который так и подпрыгивал от возбуждения. Крепкий паренек, хорошего роста, и вполне способен управиться с полноразмерными птертобойками, висящими у него на поясе.

• Предыдущая
• 17/67
• Следующая