Выбери любимый жанр

Записки педагога: Осовободите слона! - Макарова Елена А. - Страница 4


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

4

— Кричи, кричи, после ужина получишь,— процедил отец. Поразило это «после ужина». Наказание с отсрочкой. Садизм какой-то.

Дать ребенку понять, что ты не одобряешь его поступка, можно другим способом. Но даже если мы сорвались и накричали, дети великодушно прощают нам такие срывы. Больше того, в душе они нас жалеют. Угрозы ожесточают детей. Они порождают в детях одновременно и страх перед взрослой силой, и ненависть к ней.

Мама Вадима — энтузиаст. Собирает гербарии, клеит картинки в альбом, достает колонковые кисти, собирает шишки и желуди. Вадим ее крест на всю жизнь.

А он себе растет. У него уже выпадают зубы, он смешно шепелявит. В противовес угрюмой маме он иногда улыбается.

А мама как не понимала смысла наших занятий, так и не понимает. Как прежде, так и теперь, входя в класс и глядя на работу сына, спрашивает:

— Что это у тебя?

Вадим отвечает. Она смотрит на меня многозначительно: мол, ладно, пусть не получается, зато не балуется, не выбегает из класса. А у него как раз получается. Просто все четвероногие, которых мы лепим, похожи у него на волка. За кого бы ни взялся, хоть за козу рогатую, а получается волк. Волк — это сигнал, который Вадим посылает во взрослый мир. Но взрослые глухи к этому сигналу. Их тревожит отсутствие сходства между реальной козой и вылепленной.

ЛЮБОВЬ СЛЕПА

Нет сомнений в том, что все родители, за редким и уродливым исключением, любят своих детей. Более того, те родители, которые возят детей к нам в студию, зачастую издалека, в переполненном транспорте, тратя время и деньги, их не просто любят, а любят деятельно, активно. Само по себе это прекрасно. Ну а что если при всей деятельности и активности любящий не понимает и не чувствует объекта своей любви? А объект, к сожалению, не может выразить себя понятным для любящего языком? Тогда любовь слепа, что чревато неприятными последствиями и для любящих, и для любимых.

Некоторые энергичные и деятельные родители, дедушки и бабушки возят детей в студию вопреки всему: вопреки внутренней природе данного ребенка, вопреки его физиологии (есть, например, «моторные» дети, о которых речь будет ниже), вопреки усталости и перенасыщенности впечатлениями от транспорта, от посещения в тот же день детского сада, гостей, телевизора и так далее. В чем здесь дело — трудно сказать. То ли они заворожены тезисом о гармоничном развитии, то ли переполнены любовью к детям или жалости к самим себе («Мы такого не имели, так пусть хоть они…»), то ли мода, то ли соседка посоветовала, то ли просто на фигурное катание не берут…

Пока дети занимаются, они сидят в фойе, в коридорчиках на банкетках. Кто дремлет, кто вяжет, некоторые читают, а есть такие, что и пишут что-то, положив лист на колени. Невозможно смотреть без умиления на этих подвижников. Они уверены, что наши занятия с детьми продуктивней и квалифицированней их собственных. К тому же ребенок приучается к коллективу. Для многих их собственный ребенок с момента сдачи его в студию как бы поделен на пять частей: математическая логика, английский, музыкальные занятия, живопись, лепка. Они вычисляют, выпытывают у нас и у детей, какой предмет их интересует больше всего и есть ли способности, а если есть, то как выражены — ярко или не ярко. Я очень хорошо понимаю этих родителей. Если их глазами, с их уровня зрения смотреть на мир, то чем скорее выяснишь пристрастие ребенка к какой-то одной области, тем раньше начнешь действовать в данном направлении и тем вернее облегчишь жизнь себе и ему.

На первый взгляд все великолепно: и практично, и время не идет впустую. Но тут опасность: не получится ли так, что, поднимая уровень самовыражения ребенка, наши занятия одновременно снизят уровень его взаимопонимания с родителями?

САМОЕ-САМОЕ

Во время занятий Валины родители поглядывают в окошко, не балуется ли Валя, выполняет ли задание или все сидит, сложа руки.

А он сидит. Толстый, краснощекий бутуз. Поглядишь на его вишневый рот, на его пухлые пальцы с младенческими перевязочками — душа радуется. Ему так интересно все, что происходит вокруг, что интерес, любопытство перевешивают деятельность. Валя сидит, подперев щеку кулачком, милый ребенок, о котором некоторые преподаватели думают как об умственно отсталом: плохо говорит, глотает окончания слов, целые слоги и «не участвует в учебном процессе».

Родителям Вали за сорок. Высокие, грузные и очень ответственные. В отличие от других родителей они невероятно нетерпеливы.

— Опять ничего не сделал! — восклицает мама Вали. Она закрывает непочатую коробку пластилина и обращается к Вале: — Почему ты сидишь, почему ты ленишься работать, как все дети? Ответь, почему ты ничего не сделал?

— Не сделал,— разводит Валя руками,— для чего делать?

Валя — мыслитель, философ. Это далеко не первый ребенок такого склада, который мне встречался. Но только родители тех детей были ненастойчивыми, не относились к нашим занятиям столь серьезно. То, что Валя бездействует, само по себе ни о чем говорит. Он не может понять, каков смысл, конечная идея всей этой нашей деятельности. Но поймет — и без всякого принуждения станет заниматься вместе с детьми.

Все это я пыталась как-то объяснить родителям. Родители без особой веры в мои слова печально качали головами.

— Если бы это он только у вас ничего не делал! Он на всех предметах так! На него все жалуются. Мешает.

Мне Валя не мешал. Но некоторые преподаватели действительно думали по-другому. «Мы должны отбирать результативных детей — объясняла одна.— Это в общеобразовательной школе хочешь не хочешь — учи, а у нас есть полное право отбирать. Валя нам не нужен».

Вопрос, на мой взгляд, поставлен неверно. Вернее было бы поставить его противоположным образом: нужны ли мы Вале?

— Он так рвется в студию,— говорили родители, но я не знала, верить им или нет. По Вале, во всяком случае, этого не ощущалось.

Вскоре Валя заболел.

Придя в школу после долгого перерыва, Валя с разбегу бросился ко мне через все фойе, обнял меня за колени и, задрав голову, проговорил: «Я вас так люблю… Я вас так люблю…» И как припустился от меня с победным возгласом: «Я ее обнял! Я ее обнял!»

После пылкого признания Валя принялся за дело. Он начал лепить. И совсем неинтересно. Аморфная форма, бестолково слепленные кусочки пластилина. Но какова же была радость родителей! На каждый урок они приносили коробочку для готовых поделок, аккуратно складывали в нее колобков и уток, сообщали, что скоро устроят выставку Валиных работ дома. Они, как пчелы, собирали урожай и не могли надивиться на чудо.

Вскоре произошел первый конфликт. Валя вылепил чудо-дерево и отнесся к лепке со свойственной остальным детям непосредственностью.

— Хорошее дерево, — похвалил Валю папа.— А это листики?

— Это лепешки, — возразил Валя.

— Разве на дереве растут лепешки?

— Это чудо-дерево,— объяснил Валя.

— Мудришь ты что-то,— обиделся Валин папа на сына. Но когда увидел, что у всех детей чудо-деревья — у кого газетное, у кого — улиточное, а у одного мальчика даже дерево инквизиции — с черными крестами, то с некоторой опаской посмотрел на меня и увел Валю из класса.

А уж когда Валя после долгого пыхтения нарисовал фломастерами «самое-самое-пресамое» и получилась у него первая свободная композиция, которую он и назвать-то не мог, а только спрашивал у меня: «Красиво? А теперь еще красивей?» — папа с полным недоверием и осуждением поглядел на меня.

— Что это за белиберда? — спросил он.

— Корона,— выпалил Валя. Ребенок понял, чего от него хотят: ясности.

— Корона! — хмыкнул папа, глядя на разноцветные пятна, соединенные волнистыми линиями.— Это что ль, из сказки?

— Из сказки,— повторил Валя и снова тихо спросил меня.— Красиво? Самое-самое?

4
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело