Мерзость - Симмонс Дэн - Страница 32
- Предыдущая
- 32/170
- Следующая
Какие-то вшивые 15 футов гладкой скалы. Давай, Джейк, — чистой вертикальной инерции, коленей, носков теннисных туфель и, если понадобится, зубов должно быть достаточно, чтобы продержаться на одном месте три секунды и подняться на эти 15 футов.
Я тянусь вверх, широко раскинув руки, вытаскиваю ноги из спасительной трещины и начинаю ползти, карабкаться вверх.
На краю карниза у меня заканчиваются силы, и я вынужден сделать паузу и висеть на руках несколько секунд, прежде чем подтянуться и перебросить тело через край, на мягкую траву.
Чертов Дикон. Он рисковал нашими с Жан-Клодом жизнями ради… чего?
Его проклятая трубка лежит на траве футах в десяти справа от меня. Я встаю и окидываю взглядом действительно впечатляющий вид, которым любовался Дикон, с моей помощью спустившись сюда на веревке. На карнизе есть также тонкий камень, загибающийся назад и вверх, который прекрасно подходит для крепления веревки для спуска. Я накидываю на него веревку, делаю несколько оборотов, смещаюсь влево и махаю Жан-Клоду, который вернулся к вертикальной трещине, и мой ледоруб теперь у него под ногой. Новая позиция для страховки — с одной рукой глубоко в трещине, балансируя на изогнутой стали ледоруба, — могла бы остановить меня, сорвись я с обрыва.
Возможно.
Скорее всего, нет.
Несколько секунд я пытаюсь восстановить дыхание, затем кричу:
— Готов! Страхую!
Отвечает мне только эхо.
Же-Ка предстоит непростая задача — оставить узкую полоску моего ледоруба, потом спуститься по вертикальной трещине под него, выдернуть ледоруб и вставить в петлю в своем рюкзаке.
Затем он машет мне — расстояние между нами кажется странно большим, — криком предупреждает меня и выходит на поверхность скалы.
Жан-Клод срывается после третьего участка траверса. Начинает сползать, как я, но натянутая между нами веревка не позволяет ему перевернуться головой вниз, когда он скользит к обрыву и падению в пропасть.
Но этого не произойдет. Между нами теперь меньше 40 метров веревки, и я упираюсь ногой в камень, чтобы увеличить рычаг и без труда удержать его на страховке, которую я организовал, обмотав веревку вокруг невысокого остроконечного камня за моей спиной. Веревка растреплется, когда мы будем поднимать Жан-Клода, но с этим ничего не поделаешь. Мы тщательно проверим ее и при необходимости используем для спуска другую.
Жан-Клод не пытается остановить падение самостоятельно — бережет пальцы, ногти и колени, — а просто раскачивается внизу, описывая широкую дугу, и возвращается к поверхности скалы прямо подо мной.
Затем он подтягивается, пока подошвы его ботинок не упираются в поверхность скалы, и я напрягаюсь, несмотря на страховку в виде камня у меня за спиной. Же-Ка начинает карабкаться вверх — с единственной опорой из натянутой, истрепанной веревки, — и я страхую его так быстро, как только могу, чтобы веревка не терлась о скалу дольше, чем необходимо. У нас хорошая пеньковая веревка, самая дорогая из тех, что смог найти Дикон, но это всего лишь спасательный трос толщиной в полдюйма.
И вот он наверху, перебирается через край карниза и падает на траву.
Я сматываю веревку, внимательно осматривая ее.
— Проклятый Дикон, — бормочет Же-Ка по-французски, тяжело дыша.
Я киваю. Эта фраза составляет вторую половину моего французского словарного запаса. И я полностью разделяю его мнение.
Жан-Клод освобождается от последнего витка веревки, подходит к трубке Дикона и поднимает ее.
— Дурацкое место, чтобы оставлять трубку, — говорит он по-английски. Потом сует эту чертову штуковину в большой нагрудный карман, застегивающийся на пуговицу, откуда она точно не выпадет.
— Может, приготовимся и начнем спуск? — спрашиваю я.
— Джейк, дай мне три минуты, чтобы полюбоваться видом, — говорит он. Я вижу, что подъем отнял у него все силы.
— Отличная идея, — соглашаюсь я, и пять или десять минут мы просто сидим на мягкой траве, свесив ноги с обрыва и прислонившись спинами к нагретому солнцем кривому каменному шпилю, который собираемся использовать как опорную точку для спуска по веревке.
Вид, открывающийся с этой почти 250-футовой скалы — как из большого окна на 25-м этаже какого-нибудь нью-йоркского небоскреба, — необыкновенно красив. Я вижу другие утесы, выше, тоньше и труднее для скалолазания, и лениво размышляю, забирались ли на них Джордж Мэллори, Гарольд Портер, Зигфрид Херфорд и Ричард Дэвис Дикон в те годы, после окончания Мэллори и Диконом Кембриджа в 1909-м и до начала войны в 1914-м.
Что касается меня, то я только что покорил одну-единственную валлийскую скалу, и больше не собираюсь в этом году — а может, и вообще. Очень весело, но одного раза достаточно — спасибо.
Приятно сознавать, что ты жив.
Насладившись видом и дав Жан-Клоду немного отдышаться, мы крепим веревки для спуска. Тот кусок, с помощью которого я поднимал Же-Ка, используя скалу как опорную точку для страховки, выглядит нормально, но мы прячем его в мой рюкзак, на крайний случай.
Спуск на веревке — это весело. В конце первого 80-футового участка мы раскачиваемся у гладкой поверхности скалы — в вертикальном положении, как маятники, — пока Жан-Клод наконец не хватается за край вертикальной трещины, по которой мы карабкались вверх, и останавливает наше движение. Секунду спустя он уже в трещине, упоры для ног и неровности которой мы запомнили при подъеме — одна надежная площадка на всей вертикальной трещине, — и еще через несколько секунд я присоединяюсь к нему.
Же-Ка завязал надежный узел для нашего спуска на двух веревках, поскольку застрявшая веревка, которую невозможно выбрать, может стать настоящим кошмаром на таком длинном участке, и для последнего отрезка нам нужно 160 футов веревки, два куска по 80 футов.
— Тяни веревку! — одновременно кричим мы с Жан-Клодом. Если потянуть не ту веревку, то хитрый узел, навязанный Же-Ка на петле, накинутой на камень, затянется, и нам придется трудно.
Я проверяю концы веревки, расправляю несколько небольших перекрученных мест и развязываю предохранительные узлы, которые мы навязали на концах волокон. Затем сильно тяну веревку — левую, о которой мы только что напоминали друг другу. Когда она приходит в движение и падает, я кричу: «Веревка!» Это и давняя привычка, и необходимость. Восемьдесят футов падающей веревки способны сбить скалолаза с узкого выступа, даже самого надежного.
Мы вытягиваем первый кусок и сматываем его, а затем я снова кричу: «Веревка!» — и стягиваю второй.
Ничего не застряло. Никакой мусор не свалился нам на голову. Мы поднимаем вторую веревку, сворачиваем ее, и Же-Ка начинает связывать их вместе своим безупречным узлом из арсенала «Гидов Шамони», которым всегда сращивает веревки.
Пять минут спустя мы уже на земле, тянем длинную веревку и отскакиваем в сторону, когда она со всего размаху шлепается на землю, поднимая в воздух пыль и сосновые шишки.
Вместо того чтобы, как положено, сразу же осмотреть и свернуть ее, мы оба идем к камню, у которого сидит Дикон и, похоже, спит.
Я не верю своим глазам. Мне казалось, что он будет наблюдать за нами на самых сложных участках подъема и на траверсе.
Разодранной теннисной туфлей я толкаю колено Дикона, чтобы привлечь его внимание.
Он сдвигает шляпу вверх и открывает глаза.
Я понимаю, что мой голос очень похож на рычание.
— Ты нам расскажешь, какого… какого черта… какое это имеет отношение к Эвересту?
— Да, — говорит Дикон. — Если вы принесли мою трубку.
Жан-Клод без улыбки извлекает трубку из кармана. Мне даже жалко, что она не раскололась надвое во время спуска.
Дикон кладет ее в нагрудный карман своей куртки, встает и смотрит на каменную стену. Мы втроем смотрим вверх.
— Я поднимался на нее вместе с Джорджем Мэллори в тысяча девятьсот девятнадцатом, — говорит он. — После как минимум пятилетнего перерыва в скалолазании — четыре военных года войны и год, когда я пытался найти работу после войны.
- Предыдущая
- 32/170
- Следующая
