Мерзость - Симмонс Дэн - Страница 86
- Предыдущая
- 86/170
- Следующая
Жан-Клод поднимает белую от снега руку, и мы останавливаемся, а затем медленно подходим к нему.
15-футовая лестница, связанная из двух коротких, сдвинулась с места.
— Merde, — говорит Же-Ка.
— Точно.
Снегопад по-прежнему такой сильный, что с трудом удается разглядеть дальний конец соскользнувшей лестницы всего в 15 футах от нас, но через несколько минут, когда снег становится чуть реже, мы понимаем, что случилось.
На дальнем, южном краю расселины имеется уступ — словно колонна льда, поддерживавшая дальнюю стенку; теперь он опустился футов на шесть. Одна наша растяжка из «волшебной веревки Дикона» отсутствует, а другая — левая, если смотреть на юг, — провисла под весом снега и льда; скорее всего, ослабли держащие ее ледобуры и колышек с проушиной. Мы оставили две обвязки для тяжело нагруженных носильщиков, которые должны были проследовать за нами в среду — чтобы они пристегивали карабин своей обвязки к одной из веревок во время прохода по шаткой лестнице, — но обвязок теперь не видно. Они либо занесены снегом, либо упали в широкую трещину.
Мы отвязываемся от общей веревки, и Бабу Рита снова привязывает ее — теперь он ведущий в связке из четырех шерпов. Мы с Жан-Клодом образуем вторую связку, и он опускается на четвереньки, чтобы поближе подползти к лестнице и краю расселины.
Я беру у Анга Чири и Норбу Чеди длинные ледорубы, и мы с Же-Ка как можно глубже вгоняем их в снег и твердый лед и привязываем Жан-Клода куском «волшебной веревки» длиной футов 30, чтобы ледорубы послужили первичной страховочной системой, если он упадет. Я машу рукой Ангу и Норбу, чтобы те встали на ледорубы, придавив их своим весом. Потом беру длинный ледоруб Лакры Йишея и кладу на край расселины, глубоко вонзив изогнутый клюв в лед. Если Же-Ка упадет, то веревка от точки страховки и моя веревка должны опираться на гладкое дерево рукоятки ледоруба, а не врезаться в край расселины. Бабу Рита вонзает свой ледоруб позади нас и накидывает на него веревочную петлю — на случай, если снег провалится под Ангом, Норбу и Лакрой. Теперь он их страхует.
После этого я как можно глубже втыкаю стальной клюв своего ледоруба в снег — тут слишком много снежной крупы, чтобы он надежно закрепился, — и отхожу от края расселины, разматывая 30 футов веревки, которые я оставил между собой и Жан-Клодом.
Он начинает ползти по наклонной лестнице. Я напрягаюсь, приготовившись к внезапному рывку, если Же-Ка сорвется.
У Жан-Клода свободна только одна рука, которой он хватается за лестницу впереди себя; в другой руке у него короткий ледовый молоток, которым он на ходу сбивает лед с деревянных ступенек и веревок. Же-Ка не снял нагруженный рюкзак. Мы поняли друг друга без слов — если лестница выдержит, шерпы тоже должны преодолеть расселину с грузом за спиной. В этом ледяном мире с постоянно падающей температурой и непрекращающейся метелью потребуется слишком много времени, чтобы переправить груз вручную. Так что либо пан, либо пропал.
Примерно посередине, когда ноги и ягодицы Же-Ка находятся выше головы, поскольку он ползет вниз, лестница опускается еще дюймов на шесть в снежной нише на противоположной стороне, и я снова напрягаюсь, готовясь к сильному рывку.
Но ничего не происходит. Новый уступ из снега и льда на противоположной стороне расселины держится достаточно долго, и Жан-Клод успевает доползти до конца. Потом он — удивив меня — встает на краю лестницы и вбивает ледобуры в голубую ледяную стенку маленького желоба, к которому он полз. Берет два куска веревки Дикона, привязывает к ледобурам, а противоположные концы обматывает вокруг двух сторон лестницы, пока веревки не натягиваются.
Не очень надежно, но это лишь начало.
Теперь я почти не вижу Жан-Клода за густой снежной пеленой, но слышу, как он тяжело дышит, вытаскивая из рюкзака ледоруб и погружая его в снег и лед метрах в десяти позади расселины. Он привязывает длинные куски веревки к этому новому ледовому якорю и — просто невероятно — снова заползает на лестницу и привязывает концы веревок к ее средней части. Я бросаю ему еще два конца веревок, которые привязал к своим ледяным якорям, и он продвигается еще дальше, чтобы прикрепить их к краю лестницы. Затем, вместо того чтобы вылезти на нашей стороне расселины, еще раз медленно пересекает пропасть по лестнице, «кошками» вперед.
Встав на желоб, Жан-Клод ледовым молотком и рукавицами счищает снег, чтобы носильщикам было легче встать и пройти восемь футов вверх по неровному уступу к самому леднику. Затем он бросает свою страховочную веревку и последнюю бухту «волшебной веревки Дикона» через расселину и отходит назад, чтобы привязать их концы к своему ледяному якорю, и приготавливается страховать. Наблюдая, как мой друг проделывает все это на высоте более 20 000 футов, я сам начинаю тяжело дышать.
— Все в порядке, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. — Первый — Лакра. Бабу, ты страхуешь двух остальных, пока я буду привязывать страховочные концы, свой и сахиба Клэру, к Лакре. И пожалуйста, объясните ему и остальным, чтобы они ползли к лестнице на четвереньках — вместе с грузом, прошу вас, — и двигались медленно. Скажи им, что опасности нет. Даже если лестница сорвется, что невозможно с новыми растяжками, мы с сахибом Клэру вас подстрахуем. Всё в порядке… Лакра первый…
Несколько секунд объятый ужасом шерпа не двигается, и я понимаю, что придется иметь дело с бунтом.
Но в конце концов после моей бурной жестикуляции и криков на непальском от Бабу Риты Лакра медленно ползет вперед, заползает на лестницу, пытаясь ставить колени на покрытые льдом ступеньки лестницы и по очереди перемещая руки в варежках. Это длится бесконечно, но наконец Лакра переползает на ту сторону, и Жан-Клод его отвязывает. Шерпа с отмороженными ногами хихикает и смеется, словно ребенок.
«Остались четверо», — устало думаю я. Но улыбаюсь и машу Ангу Чири, чтобы он опустился на колени и полз вперед, чтобы я привязал к нему обе веревки.
Еще через сто лет, когда все шерпы собрались на той стороне и образовали связку, чтобы идти дальше, я с трудом вытаскиваю изо льда три ледоруба и изо всех сил бросаю на ту сторону расселины. Же-Ка подбирает все три.
Меня страхует только Жан-Клод, но вторая веревка, которую он мне бросает, привязана к его ледорубу, который по-прежнему служит ледовым якорем. Я обвязываюсь свободным концом «волшебной веревки» и навязываю петлю Прусика для ног — на случай, если лестница уйдет у меня из-под ног. Для альпиниста гораздо лучше свалиться в расселину с узлом Прусика, который позволит самостоятельно подняться по веревке и выбраться наружу — навязывая маленькие петли, похожие на стремена, — чем ждать, когда один или несколько человек на другой стороне вытащат его с помощью грубой силы.
Переползая по лестнице, я делаю ошибку — смотрю вниз, в заснеженную сине-черную бездну. Пропасть под шаткой обледенелой наклонной лестницей выглядит в буквальном смысле бездонной. Наклон лестницы, когда на ней находишься, кажется еще круче. Я чувствую, как кровь приливает к голове.
Наконец я на той стороне, и заботливые руки помогают мне встать. Присоединяясь к общей связке, я оглядываюсь назад на паутину веревок и импровизированного моста из лестниц, который мы только что переползли, и смеюсь, как недавно смеялся Лакра Йишей, когда усталость смешивается с радостью просто от того, что ты жив.
День близится к вечеру, а идти еще далеко. Жан-Клод идет первым, а я становлюсь в связку третьим, вслед за Бабу Ритой, как и прежде, и мы продолжаем медленный спуск по леднику сквозь непрекращающуюся метель. Я вижу, что Анг Чири и Лакра ковыляют, не чувствуя обмороженных ног, словно на деревянных протезах.
Наверно, мне никогда не понять, как Жан-Клод не сбивается с пути. Мы спускаемся ниже и снова оказываемся среди нависающих громад ледяных пирамид. Здесь меньше свежего снега и чаще попадаются бамбуковые вешки, похожие на быстрые и небрежные чернильные штрихи на белоснежном листе бумаги. Этим серым днем не видно границы между снегом и небом, и громадные пирамиды изо льда внезапно возникают впереди и с обеих сторон, словно закутанные в белые саваны призраки гигантов.
- Предыдущая
- 86/170
- Следующая
