Мужчина и Женщина - Андреев Юрий Андреевич - Страница 32
- Предыдущая
- 32/87
- Следующая
Загрохотали отодвигаемые стулья, все начали расходиться. — Когда можно будет зайти? — спросила Алевтина Сергеевна. — К концу дня, пожалуйста. Я остался один, запер дверь и вскрыл ее письмо — не письмо, а поток любовной вулканической огнедышащей лавы! До конца обеденного перерыва я ходил по своему кабинету, как тигр в клетке, ясности в моей смятенной душе не прибавлялось. Ведь этот созревавший где-то на краю сознания и неожиданно выплывший вперед «Берхстгаден-проект» потребует в ближайшее же время особо частых деловых контактов с Алевтиной, которая должна его детально обосновать. Какое уж тут уменьшение встреч? И как случилось, что он выскочил, будто черт из табакерки, будто кто-то без моего ведома решил сразу и круто ужесточить ситуацию? Архангелу или сатане это понадобилось?
Когда к концу дня она попросила разрешения войти, села напротив меня и доложила пункт за пунктом свои предварительные наметки, я только и мог развести руками: — Железная леди! — Если бы железная… — едва слышно прошептала она. Наши глаза встретились. Не знаю, почему (видно, крепко учился в школьные годы) из недр памяти выплыла та фраза Льва Толстого, которой когда-то восхищался наш литератор: «Много бы тут нужно сказать, но слова ничего не сказали, а взгляды сказали, что то, что нужно было сказать, не сказано». О, какая мука и какое наслаждение было вот так сидеть и смотреть — глаза в глаза!.. Ничего говорить было не нужно.
Она еле слышно простонала, резко поднялась и, безобразно припадая на больную ногу, буквально выбросилась прочь из двери. А я остался сидеть больной от принятого коктейля, в котором, как я понимал, сейчас уже были намешаны не только жалость и уважение. Отсиделся, отдышался, пришел в себя, постарался загнать куда-то в подземелье настойчиво требовательный, но неразрешимый вопрос: «Ну, почему, почему нельзя быть и с той, и с этой?» Когда брел я домой, нога за ногу, то вспомнил, какой выход — согласно легенде — нашел из подобной ситуации знаменитый американский писатель Джек Лондон. Его будто бы полюбили две равно прекрасные душой и телом женщины, и чтобы не огорчать ни одну из них, мучительно терзаясь проблемой выбора, он застрелился. Смею полагать, что вряд ли подобное решение обрадовало этих замечательных дам, безусловно достойных его любви. И уж точно, я найду буду стараться! — другой исход. Анастасия моя любимая, доверившаяся мне, я тебя не огорчу смертельной болью, сам изгорю, а тебя оберегу…
Так прошла вся неделя. Сценарий был все тот же: письмо с утра, как наркотический напиток страстной и беззаветной любви, деловая суета, четкое и образцовое обоснование Алевтиной все новых и новых аспектов моей стратегической идеи, и — глаза в глаза. Не владея собой, я, принимая от нее начерченную ею схему взаимодействия с партнером, придержал ее руку. Было полное впечатление, что ее затрясло от тока, так непроизвольно забилась рука. «Нет, нет, не надо… — и рванулась к дверям. Вдруг она повернулась и мучительно спросила: — Ну почему? Почему нельзя?..» Я ответил: «Я не знаю.» И она исчезла.
Конечно же, в другие времена Настя непременно заметила бы, что со мной творится нечто неладное. Но на благо или на беду она очень переживала в те дни эпизоды со своими криминальными ухажерами. Чужая кровь, пролившаяся прямо перед нею (а это могла быть и моя кровь), потрясла ее, и она полагала, что меня тоже, потому-де мои реакции на мир изменились. Нервы мои были, как перетянутые струны, и требовалось себя контролировать всенепременно и постоянно, как разведчику. И вот тут-то и произошел некрасивый, хотя и вполне объяснимый нервно-менструальный срыв у Анастасии. В один узел сплелось множество драматических причин и следствий. Я понял, хоть и был во гневе, что мне следует уйти для того, чтобы не наломать непоправимо дров и разобраться самому в себе. Бросил в чемодан электробритву, какие-то бытовые мелочи, рубахи — и ушел.
В те поры мы не торопились обменять две наши квартиры на одну: нужно было думать о будущем моих детей, неясны были и принципы грядущей приватизации, проблемы будущей квартплаты и т. д., и т. п., короче говоря, я предпочитал платить тогдашние гроши за свою квартиру, полагая, что она как серьезное достояние не есть повод для неясных мне пока экономических вариаций. И вот я явился в свой пустой дом, где, однако, как в охотничьей избушке, хранились все минимальные припасы для автономной жизни даже без хождения в магазины.
Навел кое-какой порядок, приготовил омлет из яичного порошка, заварил чай — за этой нарочитой механической возней кое-как отогнал гнетущие эмоции. Но вот выпил чай и остался наедине с собой, со своими мыслями. И застонал, и упал лицом на кровать; и стал бить кулаком по подушке, и зарычал, потому что боль вошла в сердце мое, никогда не знавшее дотоле таких жгучих обручей. И подлинно понял я тогда Джека Лондона из легенды: он уходил из жизни не от двух равно прекрасных женщин, а от боли своей невыносимой. Ну, нет! Инфаркта не будет, этого позора я не допущу, расквасить судьбе себя не дам: не в таких бывал переделках, ордена-то у меня боевые, мужские, честные!.. Я слез с кровати, постоял на карачках, поднялся, кое-как добрался до ванны. Сначала холодный душ вразумил меня, потом два ведра на голову почти привели в чувство. Влез в махровый халат и опять пришел на кухню: выпить кружку крепкого кипящего чая со столовой ложкой рижского бальзама. «Нет, дорогой Джек Лондон! Не стану я известием о безвременной кончине огорчать своих любимых женщин! Не уйду я из этой жизни так просто. Найду выход. Найду!»
Посидел над телефоном: почти до конца набрал Настин номер — как мне было жаль ее! — и нажал на рычаг. Почти до последней цифры набрал номер Алевтины, чтобы прыгнуть как в реку с моста, но и тут нажал на рычаг, положил трубку на место: в таком состоянии я могу наворотить непоправимое. Нет, Егор, ты мужик, а не импульсивный пацан! Еще раз прошел в ванну, вылил на голову еще два ведра холодной воды, вернулся в халате на кровать, принялся читать старый детектив и — уснул!..
Спал крепко, каменно, и это, видимо, спасло меня. Проснулся без будильника и не мог сразу понять, где я, почему рядом нет Анастасии, потом быстро размоталась вся лента событий, мятущихся мыслей, вновь полезла в сердце боль неопределенности. «Стоп! Обрубить всю эту жвачку. Я матерый мужик, а не гимназисточка нежная. Меня вытянет наверх вся прежняя наработка, не зря же столько жил, набирался опыта. Кривая вывезет!» — и я нашел в обувном ящике старые кеды, натянул спорткостюм и переулочками выбежал к Неве. Старый стандартный маршрут по набережной: сильный встречный ветер, неясный свет поднимающегося солнца, пролетающие мимо редкие пока авто, рваный ритм бега с постоянными ускорениями — все это воздвигало как бы охранительный барьер между сознанием и произошедшими событиями. Надолго ли? Два ведра холодной воды в ванной и вовсе приглушили бедственные сигналы. Крепкий чай с медом, быстрая ходьба до офиса с просчетом в мозгу неотложных дел, и вот я у. себя за рабочим столом — как будто ничего со мной и не было, как будто лишь вчера вечером едва-едва не согласился с Джеком Лондоном. Ладно, дуба не нарезал, обстоятельства одолел, это хорошо, теперь надо успех развивать, вводить, образно говоря, в прорыв свежие войска.
Ан нет: какое тут «вводить», когда обстоятельства подготовили сокрушительные удары! Глупо было не учитывать, что меня ждут воздействия с обоих фронтов, только при отключенном сознании и можно было об этом забыть. В папке «К докладу» лежало письмо в обычном для Алевтины конверте с напечатанным и жирно подчеркнутым словом «Срочно!» Такое случилось впервые. Опять защемило сердце, я вскрыл пакет. «Мой любимый, дорогой, бесценный, единственный! Я не могу так больше жить. Видеть тебя, слышать тебя — и наяву, и во сне — и не иметь права коснуться тебя! Это все равно, как наклоняться к воде, чтобы испить спекшимися губами животворной влаги, а вода от тебя уходит, и губы пересыхают еще больше, и жажда становится совсем нестерпимой. Мой милый! Силы мои исчерпаны. Я не могу больше скрывать свою жажду. Чтобы не обрести вселенский позор во глазах сотоварищей, я должна уйти. Прости, прости, прости меня!» И туг же — заявление об уходе по собственному желанию…
- Предыдущая
- 32/87
- Следующая
