Поджигатели (Книга 2) - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 44
- Предыдущая
- 44/126
- Следующая
Ротмистр рассмеялся:
— Когда дойдёт до дела, Грау, вот тогда я хотел бы вас послушать.
— Здесь, в нашем ордене, правильный взгляд на вещи: сначала ты живёшь, живёшь всем существом, тебе ничего не страшно; потом ты перестаёшь жить, ты мёртв, и тогда тебе тоже на все наплевать. Правильный взгляд на вещи.
— Браво, Вилли! — воскликнул лейтенант. — Ты прекрасно доказал это!
Все время, пока говорил капитан Грау, ротмистр, прищурившись, смотрел на лейтенанта. Эгон обратил внимание на то, как тяжёл взгляд серых глаз ротмистра, полуприкрытых тёмными, почти синими веками. Эгону показалось, что ротмистр не видит стоящего перед ним юноши, а может быть, и никого из офицеров. При возгласе лейтенанта ротмистр очнулся и нервно передёрнул плечами. Ротмистр спросил лейтенанта:
— Вы были в чистилище? — Лейтенант покраснел и обиженно отвернулся. Ротмистр настойчиво повторил: — Я спрашиваю: вы прошли чистилище?
— Вы считаете меня трусом?
— Может быть.
— Это оскорбление?
— Возможно…
— Я готов сейчас же спуститься туда вместе с вами.
Эгон подошёл к Бельцу.
— О каком чистилище идёт речь?
— Советую посмотреть. Это забавно, — ответил тот.
Бельц проводил Эгона в подвальный этаж, где помещался тир. В передней части, у приспособлений и приборов для стрельбы, было разложено оружие — от карманных пистолетов до пулемёта.
— Счастье маменькиного сынка, что Кольбе пьян, — сказал Бельц. — В Испании ротмистр поневоле научился стрелять. Плохо пришлось бы юнцу!
Лейтенант проверил электрический фонарик, вручённый ему смотрителем тира.
— Вам выбирать оружие, мой дорогой храбрец, — насмешливо проговорил ротмистр. — Хотите пулемёт?
— Я бы на вашем месте, Кольбе, ограничился револьверами, — сказал Бельц.
Лейтенант пошёл к мишеням. Ротмистр осмотрел парабеллум.
Когда юнец дошёл до мишеней, тир погрузился в темноту.
Бельц прошептал Эгону на ухо:
— В распоряжении ротмистра три минуты и три выстрела. В течение этого времени лейтенант обязан трижды дать свет своего фонарика.
— Я тебя не понимаю…
— Задача ротмистра — подстрелить того; потом они переменятся местами.
— И ты не прекратишь это безобразие.
— Мужественные забавы поощряются уставом ордена!
Лейтенант включил фонарик на едва уловимое мгновение. Ротмистр рассмеялся и не выстрелил.
Эгон никогда не думал, что время может тянуться пак томительно долго. Три минуты, наверное, уже подходят к концу, — они и без того тянутся безмерно долго.
— Почему не зажигают свет?
Но вместо света темноту прорезал удар гонга и прозвучал хриплый голос Грау:
— Минута!
«Только минута? Этого не может быть?» — подумал Эгон.
В следующий миг он вздрогнул и вцепился в барьер: у мишени мелькнула короткая вспышка. Грянул выстрел ротмистра. Послышался стон. Свет фонарика вспыхнул и больше не угасал. Ротмистр выпускал по нему пулю за пулей. Две три… четыре… Ротмистр сошёл с ума! Он же стреляет по лежащему на земле человеку. Повидимому, лейтенант, падая, включил фонарь. Он ранен, может быть, убит! Капитан Грау завопил:
— Свет! Дайте же свет!
Грохнул последний выстрел ротмистра, разбивший фонарик.
В тире вспыхнуло электричество. Ротмистр стоял, прислонившись к барьеру. Глядя в сторону мишеней потускневшими, теперь уже откровенно пьяными глазами, он бессмысленно улыбался. А в дальнем конце тира стоял лейтенант, уткнув лицо в угол, и, охватив голову руками, истерически рыдал. Отброшенный им фонарик лежал в другом углу.
17
— Госпожа генеральша фон Шверер просила уведомить её, как только вы прядёте, — сказал портье Эгоиу, когда тот вернулся в гостиницу.
Эгон вызвал мать по телефону. Он слышал, как она всхлипывала у аппарата, умоляя его приехать.
Мать встретила Эгона слезами. Из её сбивчивых слов он не сразу понял, что речь идёт о проступке горничной Анни. Фрау Эмма недолюбливала красивую, умную девушку. Её присутствие в доме она считала угрозой нравственности Эрни. Эгон с неприязненным чувством смотрел на растерянные глаза матери, на её лицо, густо покрытое слоем пудры, в котором слезы промыли тёмные дорожки.
— Подождите, мама, — прервал он её. — В чем дело? В чем вы обвиняете Анни?
— В спальню никто, кроме своих, не входил… а пропали мои драгоценности.
Эгона словно ударили. Он даже прикрыл глаза.
— Вещи были в шкатулке? Она стояла на туалете?
— Да, да… Откуда ты знаешь?
— Когда пропала первая вещь?
— Я очень хорошо помню, вот в тот день, когда ты вернулся из Австрии.
— Кто вам сказал, что воровка — Анни?
— Эрни.
— Он сам сказал это?
Голос Эгона стал хриплым.
Фрау Эмма, принимая его гнев и волнение за возмущение преступницей, поспешно добавила:
— Он привёз знакомого следователя гестапо, и тот подтвердил, что Анни воровка.
— По-вашему, гестапо занимается такими делами, как кража брошек?
— Но ведь это случилось у нас в доме, Эгги?
— Я хочу поговорить с Анни.
— Её увезли…
— Вы позволили увезти её в гестапо?! — в ужасе воскликнул Эгон.
— Так распорядился Эрни.
— Ваш Эрни — негодяй!
Фрау Эмма в ужасе отшатнулась:
— Как ты можешь!
— Где отец? Я хочу с ним поговорить…
Генерал обнял сына. Этого не случалось уже много лет. Эгону бросилась в глаза усталость, сквозившая в каждой черте лица старика. Эгон не решился сразу сказать о своих подозрениях. Генерал тоже не заговаривал о краже. Он прежде всего сказал, что слышал от Бурхарда хороший отзыв о новой машине Эгона и искренно порадовался успеху сына. Он подвёл Эгона к карте и стал объяснять, какую большую роль в развитии будущей кампании могут сыграть операции в скандинавских фиордах и в финских шхерах. Вопросом жизни для Германии будет свобода мореплавания — снабжение шведской рудой, финляндским лесом, продовольствием из балтийских стран. В свою очередь, Германии будет очень важно держать под контролем все иностранное мореплавание в Балтике и в северных водах. Особенно мореплавание враждебной стороны — русских…
— То, что ты сам не будешь летать на боевой машине, с лихвой окупится военной ценностью твоих конструкций. Ты будешь больше любого из лётчиков содействовать нашей победе, Эгги! А Германия не забывает тех, кто способствует её величию.
- Предыдущая
- 44/126
- Следующая
