Поджигатели (Книга 2) - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 51

• Предыдущая
• 51/126
• Следующая

Кто же поверит, будто у германской полиции нехватило силы справиться с бандой погромщиков? Она заодно с ними! Официальная версия о том, будто погромы являются результатом возмущения, вызванного убийством евреем Грюншпаном дипломата Рата, — выдумка, к тому же не слишком удачная. Мюнхен — только начало. Может быть, завтра то же самое произойдёт здесь, в сердце Германии? Нельзя упускать такой момент! Сегодня богатые евреи будут продавать ценности, которые нельзя спрятать от погромщиков; завтра пойдут в ход портфели акций — вот где начнётся главное, вот что имел в виду Шверер, предупреждая его о конъюнктуре! Винеру предстоит поработать за них обоих.

Винер приказал ехать к Хальберштоку. Если правда, что фактическим владельцем галлереи является Блюмштейн, скромно именующий себя управляющим, то нюху этого господина надо отдать должное. Он во-время сообразил, что еврею нужно избавиться от сокровищ.

Здороваясь с Винером, управляющий галлереей Блюмштейн старался казаться спокойным, но Винер сразу почуял, что сегодняшние новости потрясли его.

— Мне удалось получить сокровище, которое вы увидите первым, — сказал Блюмштейн и повёл Винера в одну из боковых комнат. У дверей сидел служитель. Широкое окно было забрано решёткой.

— Ого, святая святых! — воскликнул Винер. — Давненько мы сюда не заглядывали!

— Не часто случается получить вещь, стоящую того, чтобы держать её здесь. — Управляющий знаком велел дать свет.

Пока поднимали шторы, Винер успел разглядеть, что два небольших полотна висят на противоположных стенах комнаты. В середине комнаты возвышалась скульптура, накрытая чехлом.

Когда ровный, мягкий свет проник сквозь матовые стекла большого окна, Блюмштейн сам стал снимать покрывало со скульптуры с такой осторожностью, будто под холстом скрывались хрусталь и воск.

— Сальватор Кармона, — благоговейно прошептал Блюмштейн.

— Где вы это взяли? — так же тихо спросил Винер.

— Поручение одного испанского гранда…

Уже не благоговейным шопотом, а в полный голос Винер небрежно сказал:

— Это меня не интересует! Скульптуры я не покупаю.

— Ей место в Национальной галлерее!

— Пусть её туда и берут! — В голосе Винера послышалась насмешка. Он хорошо знал, что на предметы искусства у Третьей империи нет ни пфеннига. Ей не до скульптуры, будь то хотя бы Пракситель.

— Покажите, — Винер без стеснения ткнул шляпой в завешенные картины.

— Зулоага и ранний Пикассо.

Винер мельком взглянул на Пикассо и отвернулся. Он слишком давно охотился за этим мастером, чтобы выдать свой интерес. «Сценка из крестьянской жизни» Зулоаги вознаградила его за необходимость не смотреть в сторону Пикассо. Это он понимал: какая сила красок! А лица! Каждое — целая биография. Да такое полотно заинтересовало бы его, даже если бы это не был Игнасиа Зулоага. А Зулоага тем более: это валюта.

Винер знал, что сегодняшние известия из Мюнхена заставят Блюмштейна поспешить с распродажей. Когда управляющий назвал цену, Винер рассмеялся ему в лицо.

— А вчера вы сколько хотели?

— Клянусь вам! — воскликнул Блюмштейн.

— Придётся уступить. Серьёзно уступить, господин управляющий. В Мюнхене уже громят!

Управляющий ничего не ответил.

Когда шофёр уже собирался захлопнуть за Винером дверцу автомобиля, из подъезда выбежал швейцар.

— Господина советника просят в контору к телефону.

Оказалось, что его вызывает к себе генерал Шверер — немедленно и по важному делу.

Длинные тихие коридоры штаба подействовали на Винера угнетающе. Здесь никому не импонировала его замечательная борода.

Шверер сидел где-то в недосягаемой дали огромного кабинета. В рамке затенённого шторой окна он казался таким же портретом, как висевшие на стенах вокруг. Кое-кого из этих строго глядевших сверху господ Винер мог узнать: Мольтке, Бисмарк, Гинденбург…

Винер сразу почувствовал, что перед ним сидит не тот Шверер, которого он знал в домашней обстановке. То же сухое лицо с острым, словно принюхивающимся носом, та же седая, стриженная бобриком голова, а в целом — совсем другой человек. Что-то неуловимое заставило Винера пройти блестящее, как каток, пространство до генеральского стола, ступая на носки.

— Вам пора ехать в Чехословакию, если не хотите прозевать все, — без всякого вступления сказал Шверер и сердито сбросил очки на лежавшие перед ним бумаги. — События развиваются быстро. Ваши коллеги, во главе с доктором фон Шверером, уже выехали из Травемюнде. Дальше они поедут вместе с вами.

Шверер резко встал из-за стола. За гигантским столом, заваленным грудой бумаг, он казался совсем маленьким. Он обошёл стол и протянул Винеру руку.

— Спешите, иначе найдутся ловкачи, которые вырвут кусок у вас изо рта, — сердито проворчал он на прощанье.

Винер понял, что только то, что стены кабинета могли иметь уши, помешало Швереру сказать, что он так же боится за тот кусок, на который разинул уже рот и сам как секретный компаньон Винера.

Сейчас же домой! Предупредить Гертруду, укладываться! Но, сидя в автомобиле, Винер передумал и велел вернуться к Хальберштоку. Жадность не позволяла ему упустить и этот кусок. У Хальберштока он лихорадочно просмотрел коллекцию и отобрал много картин.

— Одно условие: через два часа всё должно быть у меня.

Блюмштейн не помнил себя от радости.

— Будет исполнено, господин доктор! Но боюсь, что сегодня я уже не успею получить по вашему чеку, время операции кончается.

— Учтёте завтра, — небрежно ответил Винер, пряча глаза, так как знал, что завтра еврею будет не до чека.

От Хальберштока он поехал в аукционный зал и забрал у Лепке всё, что заслуживало внимания. Хозяин зала не сразу решился показать Винеру только что привезённое собрание картин Людвига Кирхнера — художника, доведённого фашистами до самоубийства. Винер сморщился.

— Когда-нибудь картины этих самоубийц будут дорого стоить, но теперь с ними ничего, кроме неприятностей, не наживёшь.

Он критиковал полотна Кирхнера, чтобы сбить цену. Купил почти все. Чек был выписан на большую сумму и помечен завтрашним днём.

• Предыдущая
• 51/126
• Следующая