Поджигатели (Книга 2) - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 95

• Предыдущая
• 95/126
• Следующая

Но что было делать беженцам, когда поезда проходили через городок, уже набитые людьми доотказа? Итти пешком? Сотни километров? Это были первые беженцы от гитлеровских орд. Люди ещё не знали, что настанет время и в их собственной стране и во многих других странах Европы, когда детские коляски и тачки будут продаваться за бешеные деньги, как единственные средства для перевозки домашнего скарба. Они ещё не знали, что придётся ходить пешком, с мешком за плечами, — и ходить при этом быстро, не по асфальту шоссе, а по грязи обочин и лесным тропам, чтобы не сделаться жертвой немецких лётчиков, из чисто спортивных побуждений охотящихся за беглецами.

Люди ещё не видели этого в прошлом и не угадывали в будущем. Они сидели на своём тяжёлом скарбе, наивно воображая, что самолётов и поездов должно хватить для всех желающих покинуть родные места. Должно!.. О чем они думают там, в Праге?

По сравнению с ними Кропачек мог чувствовать себя счастливцем. Не только потому, что над его головою была крыша, но главным образом потому, что он был уверен: его ждёт самолёт, он улетит во Францию, куда немецкие власти обещали пропустить его через территорию Австрии. И в самом деле, было бы просто смешно, если бы ему, директору Вацлавских заводов, не удалось резервировать для себя самолёт, просто смешно. Удивительно было, конечно, что ему не удалось получить для своего самолёта бензин, но этот товар перестал продаваться, а мальчишка, посланный на завод к Штризе с запиской Кропачека об отпуске бензина из заводской кладовой, как сквозь землю провалился.

Наконец он вернулся, но вместо разрешения на бензин принёс записку Марты, написанную по-немецки. Кропачек отказался взять её в руки.

— Девчонка хочет лететь с нами? — спросил он жену.

— А ты разучился читать?

— По-немецки? Разучился, — решительно заявил он. — И никогда больше не научусь. Клянусь господом-богом.

— Сумасшедший, настоящий сумасшедший!

Воздев руки к небу, пани Августа взяла записку. Марта просила улетать как можно скорее.

Пани Августа просительно проговорила:

— Может быть, ты сам пойдёшь поговоришь с нею? А, Янушку?.. Нам было бы лучше остаться здесь.

— Остаться здесь? — Кропачек остановился перед женой. — Остаться здесь?..

Он больше ничего не мог выговорить.

— Пойди поговори с девочкой, — робко попросила жена.

— Говорить с нею? — Маленькая фигурка Кропачека, утратившая всю свою жизнерадостность, стала олицетворением злобного отчаяния. — Говорить?.. О завтрашней погоде?.. Может быть, о модах?..

— Сумасшедший! Настоящий сумасшедший!

— Я не хочу, ни о чём не хочу с нею говорить, пока она не придёт сюда и не скажет, что желает остаться честным человеком, что она остаётся моею дочерью, чешкой… Да, да, именно так: остаётся чешкой. Чешкой, чешкой!..

Он продолжал, как одержимый, твердить одно и то же и, охватив голову руками, прислонился к раме маленького окна, за которым тускнел осенний день.

Пани Августа оглядела его согнутую спину, на которой обвис ставший непомерно широким пиджак.

— Так я пойду одна, — как ей казалось, решительно, но в действительности жалко проговорила она.

Он не обернулся.

— Я пойду и скажу нашей девочке, что у неё нет больше отца, что… — и она прижала к губам платок.

— Открой ей такую Америку. — Кропачек через силу рассмеялся. — Как будто не сама она заявила нам это.

— Но ты же видишь, девочка хочет нам добра.

— Я не нуждаюсь в помощи гитлеровцев.

— Янек!

— Мне помогут мои руки и моя голова.

— Ах, Януш, Януш!.. — Августа покачала головою. — Ты стал таким непримиримым. Пауль тоже хочет нам добра. Кто, кроме Пауля, может теперь нам помочь?

— Пусть Марта оставит его помощь себе. Так и передай ей: мне ничего не нужно ни от неё, ни от этого её негодяя. — И крикнул вслед, приотворив дверь сторожки: — Имей в виду: каждую минуту может найтись бензин, и мы немедленно вылетим… Ведь правда, Ярош?

— Да, — сумрачно отозвался Ярош.

— Но вы же можете подождать ещё час… Можешь ты пожертвовать один час твоему ребёнку?! — с негодованием воскликнула Августа, но Кропачек не ответил и с треском захлопнул дверь за женой.

Некоторое время царило молчание, потом дверь осторожно приотворилась и в сторожку заглянул старый Ян Купка — механик силовой станции.

— Здравствуй, сынок, — сказал он, обращаясь к Ярошу. — Пришёл узнать, уже не надумал ли и ты улетать?

— Что вы, отец?! — И Ярош обиженно пожал плечами.

— То-то!

Взволнованно шагавший по сторожке Кропачек остановился как вкопанный.

— Может быть, ты, старый приятель, — с оттенком неприязни сказал он механику, — думаешь, что и мне не следует покидать Чехию?

Старик усмехнулся.

— Чтобы узнать мой ответ, пан директор, вам достаточно было бы посчитать чемоданы, с которыми я сюда пришёл. — И он широко расставил пустые руки.

Кропачек невольно покосился на груду своего багажа, наваленного в углу сторожки. Механик поймал его взгляд и рассмеялся.

— Не смущайтесь: не вы первый, не вы последний.

— Ты говоришь это так, словно… укоряешь нас.

— Укоряю?.. — Старик пожал плечами. — Стоит ли, директор? Чему это поможет, что поправит? Разве от моих укоров что-нибудь стало бы на место? Если я кого-нибудь и стану укорять, так только самого себя.

— Уж ты-то ни в чём не виноват, старина!

— В том-то и беда, директор, что виноват, крепко виноват! Пойми я несколько лет тому назад, где настоящая правда, не бывать бы тому, что происходит.

— Ишь ты! — насмешливо проговорил Кропачек. — Достаточно было бы одному такому орлу, как Ян Купка, взяться за дело и…

— Не смейтесь, пан директор, — с укоризною проговорил механик. — Вы, небось, понимаете, что я говорю не об одном себе. Таких старых ослов, как я, оказалось, к сожалению, очень много. Но вам не к лицу смеяться. Всю жизнь вы провели среди рабочего люда и ничего не поняли в происходящем. Это простительно мне, простому механику, а не такому образованному человеку, как вы, пан директор.

— Куда ты клонишь, старина? — насторожённо спросил Кропачек.

— Оба мы не углядели настоящей дороги, по которой следовало итти, чтобы не стать дермом, которое Хенлейн теперь топчет ногами. Вспомните-ка, директор, время, когда мы с вами покидали социал-демократическую партию. Что говорил тогда нам обоим он? — При этих словах механик кивком указал на молча сидевшего Яроша. — Эх, сынок, сынок, стыдно тебе, небось, за своего старика!

• Предыдущая
• 95/126
• Следующая