Ученик чародея - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 124

• Предыдущая
• 124/162
• Следующая

Грачик в сомнении покачал головой:

— Вы же только что сказали о положении Ванды Твардовской: «тяжёлая ситуация». Значит, вы сами признаете, что…

— Конечно, признаю, — снова перебил Кручинин, — кто же не признает, что именно наше воспитание даёт молодым людям крепкую базу для того, чтобы почувствовать себя сынами своей страны. Это бесспорно. Но если бы не школа, если бы не организованное общество — от октябрят до партии, — что бы это было?

— Знаете что, — неожиданно рассердившись, перебил Грачик, — по-моему, уродливая юность формируется не в трудовой семье, не там, где отец весь день на заводе, а мать у плиты или в мастерской, а именно там, где мамаша торчит дома или шатается по комиссионкам; именно там, где папашин автомобиль привозит юного принца крови в пьяном виде домой. Большинство стиляг — порождение семей обеспеченных, а не строго рассчитывающих трудовые рубли. Ветреные девчонки в нейлоновых паутинках — не дочери рабочих!

— Конечно, существуют у нас и такие уродливые семьи, — согласился Кручинин. — Есть и такие мамаши и папаши. Так это же уроды! А здоровое общество исторгает уродов или лечит их. Вылечим и это уродство. Народ — хозяин заботливый и бережливый.

— Но иногда несколько неторопливый и, увы, подчас расточительный.

— Народ не может быть и не бывает расточителен! — с негодованием возразил Кручинин. — Народ знает цену копейке. Его копейка — это его пот. Расточительствуют только плохие доверенные, которые не знают цены труду. Другое дело, что они швыряют деньги, прикрываясь именем народа. Но народ здесь ни при чем. Он мудро бережлив.

— Сколько раз я давал себе слово уйти в ОБХСС. — Грачик поднял сжатый кулак. — Большое дело и такое чертовски нужное!

— Да, чистота общества — довольно сложная вещь, — со вздохом сказал Кручинин. — Тут нужен срок да срок.

— Я-то согласен ждать…

— Но не ждёт твоё дело? Тоже верно. Вопрос об отношении этой Ванды Твардовской к проблеме «семья и государство, любовь и обязанность» — для тебя вопрос сегодняшнего дня,

— Нет, вчерашнего! — отрезал Грачик, возвращаясь к прерванной теме. — Ванда сказала матери, что ставит ей условие: запретить чужому человеку бывать у них или… или она пойдёт и все расскажет властям. Но это, как мы видели, стоило ей очень дорого… Разве не ясно: Линда передаёт разговор Квэпу. Тот не долго колеблется — дочь должна исчезнуть с их горизонта. Она может помешать плану диверсии. Можно, конечно, представить себе драму, происходящую на этой почве между Линдой и Квэпом. Все-таки — мать. Тигрицы, говорят, и те любят своих детёнышей.

— Ванда, кажется, не тигрёнок… — возразил Кручинин. — С твоих слов она стала мне симпатична.

— И в самом деле очень приятная девушка: умница, кажется, с хорошим сердечком. И собою — хоть куда.

— Но, но — ты не туда глядишь! Экий ты… право! От южного солнца, что ли?

Грачик досадливо отмахнулся, но лицо его отражало скорее удовлетворение чем смущение, когда он продолжал:

— Вероятно, происходит спор, и мать, наконец, усылает Ванду из Риги. Как выясняется, старые ленинградские друзья девочки, у которых она воспитывалась всю войну, — на юге. Обмен телеграммами. Ванде покупают билет на самолёт. Квэп не жалеет денег, лишь бы скорее избавиться от девушки. В Москве предстоит пересадка на Сочи. Мать готовит завтрак в дорогу. Приготовляет термос с чаем. Крепкий и сладкий чай, как любит Ванда. Квэпу ничего не стоит ввести сульфат таллия в булку, начинённую ветчиной, и в чай. Доза достаточна, чтобы убить девушку. Квэп боится её: она может сболтнуть лишнее и в пути, и своим друзьям в Сочи, и вообще она совершенно лишняя в схеме его жизни. Он вносит Ванду в список пассажиров самолёта под чужим именем и выкрадывает у неё документы. Если бы не телеграмма в дырявом кармане, мы не смогли бы узнать, к кому девушка летела на юг.

— Дальше все просто, — согласился Кручинин.

— Не так-то просто, — возразил Грачик. — Мать Ванды тотчас по отлёту дочери съехала с квартиры в Задвинье и больше в Риге не прописывалась. Лишь только теперь, когда мы узнали, что наша знакомая со старой мызы это и есть Линда Твардовская, мы смогли понять, что между делом Круминьша и покушением на убийство девушки существует связь.

— И ты построил свою версию? Эх, Грач, Грач! — в голосе Кручинина звучало разочарование. Не глядя на Грачика, он надел шляпу и вышел.

Если бы это повествование не было отчётом об истинном происшествии, то автору, может быть, и не было бы необходимости тратить время самому и отвлекать внимание читателей на знакомство с таким эпизодическим персонажем, как ночная гардеробщица гостиницы «Гауя» Эмма Крамер. Но, хотя Эмма Крамер была действующим лицом второго, а может быть и третьего, плана, она сыграла свою роль в деле Круминьша. Она одна из тех тоненьких, но необходимых спиц, без которых все дело расследования, может быть, и не смогло бы продвинуться с таким успехом, с каким это произошло, и потребовало бы большего времени для своего производства. Такими незаметными спицами в советской системе борьбы с преступлением являются граждане. Действенная помощь каждого советского гражданина в работе розыска и органов безопасности — залог их успеха. Эта особенность нашей системы была верно подмечена и хорошо охарактеризована ещё Феликсом Дзержинским в известном эпизоде с красноармейцем, явившимся незаметным и даже, пожалуй, невольным героем некоего важного разоблачения.

Эмма Крамер, сделав своё открытие, меньше всего думала о том, что явится героиней целого этапа в расследовании важного дела. Она, как обычно, на своём ночном дежурстве чистила верхнее платье постояльцев. Эмма была трудолюбива и бескорыстна. Ей и в голову не приходило, что кто-нибудь из жильцов должен поинтересоваться, почему его пальто, запылённое или забрызганное грязью с вечера, наутро оказывалось чистым. Она не считала, что делает лишнее, пришивая повисшую на нитке пуговицу пальто. Правда, она не стала бы делать этого для дам, но мужчин считала существами беспомощными и требующими ухода за собой.

• Предыдущая
• 124/162
• Следующая