Ученик чародея - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 89

• Предыдущая
• 89/162
• Следующая

Ланцанса не так волновал сам заговор, поскольку он был обнаружен, как то, что Шилде может теперь отказаться от Инги Селга. Однако Шилде решил дело по-своему: то, что Инга замыслила бегство, доказывает её способность к самостоятельным, смелым действиям. К тому же провинившийся агент — всегда удобнее чистюли, не чувствующего за собой никакого греха. Одним словом, Инга устраивает Шилде в качестве агента. Но он не покажет этого епископу и собьёт цену на девицу.

— Ну, а насчёт Эрны Клинт, дорогой епископ, не беспокойтесь. Мы передадим её дело господам из организации Гелена. — Шилде с удовольствием потёр ладони, как делают люди, покончив с удачным делом. — А теперь, дорогой епископ, я закажу себе ещё рюмочку доппеля. А вам, конечно, обычный шоколад?

— Знаете, дорогой Шилде, — опуская глаза, едва слышно ответил Ланцанс, — пожалуй, я выпью с вами. Уж очень она меня расстроила, эта девица!.. Одну рюмочку!

— Хоть десять, дорогой епископ, — весело заявил Шилде. — Хоть десять, если вы платите сами за себя!

Через час они вышли из кафе. Лицо Шилде было красно, и он с выражением удивления, точно впервые видел бульвар, людей, деревья, обводил все помутневшим взглядом. На руке его, уронив голову на грудь, висел Ланцанс. Епископ шаркал ногами, и с его оттопыренной нижней губы стекала слюна. Шилде поманил проезжавший таксомотор и принялся втискивать в него расслабленное тело епископа. Когда ему удалось усадить спутника, он взгромоздился на сидение сам и бросил шофёру:

— В Доротеенфройде!

— Куда? — с удивлением спросил шофёр.

Шилде понял, что сказал глупость: отсюда до Висзее было по крайней мере 200 километров . С трудом ворочая языком, сказал:

— Хорошо бы, конечно, в Ригу, но это ещё дальше… В общем куда-нибудь… к девкам!

Условимся, что того, кто уже известен читателю как бывший бригаденфюрер СС со шрамом от укуса на щеке, мы для удобства читателей так и будем называть «бригаденфю-рером». Нет надобности загружать рассказ ещё одним именем. Такое допущение тем более оправдано, что не только в кругу друзей и близких сослуживцев, но даже в некоторых случаях официальных сношений этого человека, по старой памяти, именовали бригаденфюрером. Очевидно, в его кругу полагали, что в существе положения мало что изменилось: может быть, не так уж далёк день, когда к бывшим носителям фашистских прерогатив вернутся их звания и привилегии.

В описываемый день телефонный звонок застал бригаденфюрера в постели. Он потянулся и нехотя сунул ноги в туфли.

Полицейское управление сообщало, что у содержательницы пансиона, где жил русский по имени Кручинин, нашли картину, оставленную за ненадобностью, точнее подаренную им хозяйке пансиона. Именно то обстоятельство, что картина без опасений брошена Кручининым, служит свидетельством тому, что в ней не содержится ничего особенного. Но все же может быть господин бригаденфюрер сам на неё взглянет. Может быть, она представляет какую-то художественную ценность. В таком случае она может пригодиться господину бригаденфюреру.

Через час бригаденфюрер сидел в полиции и с лупой в руке исследовал — сантиметр за сантиметром — коричневое лицо старухи, злобно глядевшей на него единственным уцелевшим глазом. А ещё через час целая свора агентов шныряла по антикварным магазинам и лавкам старьёвщиков, выясняя происхождение картины. Понадобился целый день, чтобы наткнуться на антиквара, который вспомнил, что когда-то он был у особы, продававшей кое-какие вещи, и на стене у неё видел это полотно.

— Это или подобное ему, — неуверенно сказал антиквар. — Но если бы я ещё раз побывал в той квартире, то мог бы ответить с большей уверенностью. — Подумав, он добавил: — Я обладаю редкой способностью ассоциативного мышления.

Бригаденфюрера не интересовали вопросы ассоциативного мышления, которыми, как оказалось, занимался антиквар в свободное от торговли время. Бригаденфюрер посадил антиквара в автомобиль и отвёз на улицу, где жила Марта Фризе. Антиквару было приказано побывать в её квартире под предлогом, что он хотел бы кое-что приобрести.

Через какие-нибудь полчаса, что бригаденфюрер сидел в машине, антиквар появился из-за угла.

— Могу почтительнейше доложить вам, господин полицейрат, — сказал любитель ассоциативной теории, — мои ассоциации верны, но интересующей вас картины у госпожи Фризе больше нет.

— А была?

— Безусловно.

— Где она?

Антиквар недоуменно развёл руками.

— Черта же стоят ваши ассоциации! — сердито воскликнул бригаденфюрер, но антиквар, переждав его гневную тираду (жителям было не привыкать к дурному воспитанию полицейских), — сказал с учтивым поклоном:

— Я ведь не имею чести принадлежать к составу полиции, господин полицейрат, и не могу быть настойчив.

— Зато мы будем настойчивы, — ответил бригаденфюрер.

Двое суток Марта мужественно держалась на допросах, которые вёл бригаденфюрер. Она утверждала, будто не помнит, куда девалась интересующая полицию картина. Возможно, что этим бы дело и кончилось, если бы обыск, произведённый в комнате, где жил Кручинин, не дал в руки бригаденфюрера несколько номеров «Вестника». В одном из номеров газеты было обнаружено объявление «Марты». Сопоставив дату его появления с показанием хозяйки пансиона, занёсшей в свой донос, что русский пришёл домой с большим пакетом, обёрнутым в газеты; отметив то, что в комнате Кручинина был обнаружен лист из дамского журнала, которого не получал Кручинин, но который выписывала Марта Фризе; приняв во внимание, что шпагат, привязанный к колечкам на тыльной стороне «старухи», отрезан от мотка, найденного в кухонном столе фрау Фризе; принимая во внимание рапорты филёров, приставленных для наблюдения за Кручининым, о том, что он скрылся от них, дважды сменив такси именно в тот день и в те часы, когда вышел вечерний номер «Вестника» с объявлением Марты Фризе; проанализировав показания привратника дома, где жила Марта, и показания её прислуги об образе жизни и симпатиях Марты и сопоставив все это, бригаденфюрер пришёл к заключению, что полотно с изображением старухи было получено русским от Марты Фризе. А так как было бы вздором полагать, будто русский скупал драные полотна, чтобы тут же их раздаривать квартирным хозяйкам, то бригаденфюрер сделал столь основательный вывод: холст или рама картины содержали нечто, переданное чешкой русскому.

• Предыдущая
• 89/162
• Следующая