Три загадки Арктики - Шумилов Александр Васильевич - Страница 16

• Предыдущая
• 16/42
• Следующая

Потом в «Комсомольской правде» под рубрикой «Записки нашего современника» был напечатан поэтичный дневник Егорова, который он вел в течение четырех дней на месте стоянки экспедиции В. А. Русанова,

Теперь настала пора поговорить о захоронении на мысе «М». Кнутсен здесь не погиб. Выходит, свой конец нашел на мысе кто-то из спутников Русанова или, может быть, сам начальник экспедиции?

Впрочем, вчитаемся еще раз в документы.

«Здесь лежат обгоревшие кости человека», – записал в дневнике Бегичев.

Ларс Якобсен более осторожен. «В большой куче золы, – пишет он, – находились сильно обгоревшие кости, так что было трудно определить, человеческие ли они. Одна из них обгорела меньше, и, по всей вероятности, это была лобная часть человеческого черепа».

Наконец, Рыбин тщательно проанализировал рассказы Якобсена и Карлсена.

«Факт нахождения костей так серьезен, – пишет он, – что при расспросах об этом обстоятельстве я приложил особенное старание, чтобы понять, на основании каких признаков нашедшие их убедились в том, что кости эти принадлежали человеку, и в результате у меня самого такого же убеждения совершенно не получилось.

Ни одной из костей Якобсен не везет и объясняет причину этого тем, что косточки были в таком состоянии, что при неосторожном обращении с ними они распылились в прах…

Остается довериться анатомическим познаниям боцмана Бегичева и капитана зверобойной шхуны Якобсена и их двум еще менее компетентным спутникам.

Размеры отдельных костей, как говорит Якобсен, не превышали длины десяти сантиметров, и только одна плоская тонкая кость была величиной с ладонь; эту последнюю кость нашедшие признали за кость от черепа человека, и, как мне показалось, на этой именно кости построена уверенность их в том, что здесь сожжен труп человека.

При оценке сведений, сообщенных Якобсеном, не следует забывать, что воображение его и его спутников было загипнотизировано рисовавшимися им картинами гибели Тессема и Кнутсена и то, что не могло быть доказано фактами, пополняла фантазия. Боюсь, что так случилось с находкой костей».

Мы полностью присоединяемся к мнению С. А. Рыбина.

В самом деле, трудно «довериться анатомическим познаниям боцмана Бегичева и капитана зверобойной шхуны Якобсена». Определить, принадлежат ли кости человеку, под силу только специалисту.

Выше мы уже писали о костях, обнаруженных на острове Попова-Чухчина. 35 лет они лежали в Музее Арктики и Антарктики. Все эти годы в инвентарной книге значилось: «№ 657 – кости человеческие», и посетители музея могли посмотреть экспонат. Но когда в 1972 году «№ 657» передали специалистам на экспертизу, оказалось, что это кости «животных отряда ластоногих», проще говоря, кости нерпы или лахтака.

Да и вообще картина кремирования теперь, когда мы знаем, что здесь были русановцы, а не одинокий норвежец, кажется нелепой.

История эта подтверждает правило: истина рождается только из проверенных фактов. К сожалению, даже ученые нередко считают возможным использовать недостоверные данные как истинные, а также излагать их «своими словами», вольно или невольно внося новый смысл в первоначальную информацию. И их слова служат в дальнейшем точкой отсчета, и «усовершенствование» продолжается. Прийти таким образом можно к чему угодно. Популяризаторам же особый простор: раз существует разночтение факта, то возьмем тот вариант или придумаем такой вариант, который окажется самым эффектным.

На нескольких примерах мы хотим показать, в какой степени может быть искажена истина.

В дневнике Бегичева мы читаем: «обгоревшие кости человека». В 1932 году крупный советский ученый В. Ю. Визе в известной монографии по-своему «расшифровывает» Бегичева: «полуобугленные кости сожженного человеческого трупа и череп».

Уже упоминавшиеся нами популяризаторы А. и Ч. Центкевичи в 1953 году слова «полуобугленные кости» заменяют на «полусгоревшее тело». «Полусгоревшее тело Кнутсена было найдено… в районе мыса Стерлегова». Но если «полусгоревшее тело», то почему бы не пойти дальше? «По-видимому, он был совсем без сил от голода и усталости и умер, упав в костер».

Впрочем, безусловный рекорд искажения фактов поставил И. Казанцев в своем рассказе «Железный боцман» («Борьба миров», № 12, 1929). Он якобы цитирует письмо Бегичева: «Прибыли на один островок, пошли бродить. Иду я и вдруг вижу – фляжка. Поднял. Сверху нерусская надпись. Смотрю, невдалеке валяются бумажки. Пошел я по этим следам: вдруг вижу: лежит человек, руки раскинуты, пальцы скрючились. У меня кстати оказалась фляга со спиртом. Я ее в зубы ему. Через час отогрел. Оказалось, он норвежец, известный исследователь Арктики (здесь Казанцев посчитал необходимым сделать сноску – «Ныне покойный Р. Амундсен»!!!). Он, что называется, потерпел аварию и сдал. Крутился бедняга, пока были силы, потом выдохся и собрался в царство небесное. А я ему сказал: подожди, дорогой друг, на земле не так плохо живется. Он оказался чудесным человеком (позднее я с ним путешествовал кое-куда)».

Последними словами оканчивал свои рассказы незабвенный барон Мюнхгаузен. Ассоциация однозначна, и, может быть, это умышленный прием автора, чтобы его простили за поразительную выдумку. Но извинить людей, которые пишут или редактируют книги и при этом демонстрируют вопиющее незнание истории или грубое пренебрежение к ней, по нашему мнению, невозможно.

Теперь, когда спал гипноз версии о гибели одного из спутников Амундсена у мыса Приметный, а точнее, на мысе «М», следует заново пересмотреть все обстоятельства трагического похода Тессема и Кнутсена.

Мы оставили наших героев 2 сентября 1919 года в гавани «Мод», в маленькой хижине, сложенной из плитняка.

Через 15 лет здесь побывали советские полярники, зимовщики станции «Мыс Челюскин». Один из них писал:

«Снег внутри хижины превратился в лед, а снаружи подходил под самую крышу только с одной стороны. Около хижины лежала шлюпка, имевшая довольно приличный вид и сохранившая даже свою окраску. Сзади хижины валялись доски, обручи, много бочек, как пустых, так и забитых и наполненных чем-то. После осмотра выяснили: бочки эти были с солониной, часть которой еще сохранилась. Сама хижина сложена вся из таких же сланцевых плиток, как и знак на мысе Челюскин.

Когда снег был удален из хижины, то внутри было найдено: две деревянные койки в виде двух неглубоких ящиков, деревянный стол, лампа, целый ряд запаянных жестянок, большой набор всевозможных инструментов и остатки одежды. У задней стены хижины был сложен из того же камня открытый камин. Консервы находились в великолепном состоянии, равно как и мука; только конфеты, тоже запаянные в жестяных банках, превратились в сплошную массу.

Все найденное в хижине поражало качеством отделки. Топоры, молотки и другие инструменты сделаны из нержавеющей стали с тщательно пригнанными рукоятками из полированного дерева. Консервные банки покрыты лаком и не имеют ни одного ржавого пятна. Пролежав под снегом 15 лет, все предметы кажутся почти новыми. В этом и сказался организационный талант Амундсена, его заботы о каждой мелочи, каждой детали снаряжения».

Как видите, Амундсен оставил продовольствия в избытке. После ухода «Мод» Тессем и Кнутсен, как и было договорено, прожили некоторое время в избушке в ожидании снежного покрова и вышли в путь 15 октября.

Зимовщики мыса Челюскин позднее нашли в избушке записку, которая дает возможность составить представление о планах и пути моряков:

• Предыдущая
• 16/42
• Следующая