Обратная сторона войны - Сладков Александр Валерьевич - Страница 37

– Мы окружены!

– Да у вас там боеприпасов – на третью мировую хватит!

– У нас потери!

– Терпите!

И потихонечку спецназ и десантники стали духов гасить. Едва поутихло, Куцубей вдруг заметил в своем батальоне странную вещь. Часть бойцов его ходила с Георгиевскими крестами и другими царскими наградами на груди. Выяснилось. Встретилась на пути одной из штурмовых групп квартира со складом видеокассет. Копнули дальше, а там склад с орденами. С хозяином квартиры там что-то случилось… В общем, он умер. А коллекция пошла по рукам. Слава это все быстро пресек. Собрал награды опять в кучу. И вручал уже сам. Мне досталась малая серебряная медаль «За усердие». С одной стороны был изображен царь Николай II. С другой – пышная ветвь и, собственно, само название.

Вадика Куцубей наградил медалью «За двенадцать лет безупречной службы в жандармерии». Однажды на каком-то празднике «Вестей» я увидел ее у Вадика на груди.

– Офонарел?!

– А что, на войне же дали…

В начале лета Куцубей вручил командующему группировкой Минобороны Шаманову медаль «За взятие Чечни и Дагестана», из той же коллекции.

Вручил и вручил, мы ее даже не обмыли.

А в начале апреля мы отправились с ВМГ-2 в горы. Со второй войсковой маневренной группой, которой руководил Шаманов. А как мы к нему попали? Просто. Наши вагончики стояли в лагере ФАПСИ, правительственной связи. И я имел возможность поговорить по телефону хоть с Кремлем. Но я выбрал Шаманова.

– Владимир Анатольевич! Заберите нас к себе!

– Так. Через час на взлетке тебя будет ждать сороковой борт. Мухой ко мне!

Только мы успели собраться, к нам прибежал начальник пресс-службы группировки полковник Астафьев. Запыхавшись, он плюхнулся на лавку и между вдохами-выдохами сообщил:

– Ну, что вы сидите?! Я вам вертолет выбил! В горы полетите, поработаете. На полосе стоит, номер сорок.

– Ой, вот подарок! Спасибо большое!

Мы приземлились в горах возле памятника, воздвигнутого горцами еще царских времен. С надписью, что-то типа: здесь еще никогда не ступала нога русского солдата. Памятник, к слову, был сильно загажен. Этими самыми солдатами. Вокруг ступить было невозможно. Рядом стояли рядами танки «Т-80», бойцы жгли костры.

– А где Шаманов?

– Ну, вы хватились. Он уже уехал.

– Куда?

– В сторону Ведено.

Пока мы ехали вслед в колонне радиоразведчиков из Прохладного, пару раз заблудились. Прибыли под вечер на высоту 991. Там был штаб.

– Товкомандующий!

– Заходите.

Посидели душевно. Заночевали в вагончике у Шаманова. Всю ночь мне чем-то кололо ухо. Утром я обнаружил, что под головой у меня скомканный бушлат, колет мне ухо большая звезда на погоне. Генералу уже присвоили генерала.

Командующий 2-й войсковой маневренной группой генерал Владимир Шаманов

А Куцубея тем временем подняли по тревоге. Сначала его батальон простоял неделю у села Гойское, в предгорье. Там блокировали боевиков. Ну, а потом десантников отправили под Ведено, где у Первомайского в свою очередь боевики заблокировали 506-й российский пехотный полк. Надо было выручать. Заехали в ущелье. Справа хребет, слева обрыв и река Хулхулау. Доползли до населенного пункта Биной, и тут началась стрельба. Засада. Старшего группы, полковника Ачалова, тяжело ранили. Руководил комбат Куцубей. Машины встали, на всем протяжении колонны шел бой. Где врукопашную, где стреляя друг в друга с расстояния пять-десять метров. Дорога кусками была занята или десантниками, или боевиками. Дрались сначала днем, а как стемнело, и ночью. Одному солдату отрезали голову и надели на ветку. Другой наш солдат, маленький ме́хан Цибулин, остался один. Вокруг все погибли. Тогда он закинул оружие и тела пятерых десантников на БМД, одной рукой стреляя из выставленного вперед автомата, а другой управляя машиной, прорвался через духов к своим. Выскочил к Коцубею, подбежал и заплакал.

– Тов-арищ май-ор…

– Ты что, Цибулин!

– Я автомат потерял…

Куцубей прижимал его к груди и гладил по голове.

– Ерунда, Цибулин. Успокойся, Цибулин. Мы найдем его, твой автомат.

Потом на руках у Куцубея умер зам по вооружению старший лейтенант Сурков. Бой шел пятнадцать часов. Но Куцубей хитрый. Он взял да и запустил по кромке хребта, на котором сидели боевики, одну из рот. И духи оказались между двух огней. Быстро с ними справились. А наутро боевики приехали извиняться.

– Мы не на вас засаду делали.

– А какая разница?

– Других хотели стрелять.

– А у вас какие потери?

– Сто восемнадцать убитыми.

– У нас двадцать пять. Это что ж получается, в засаду попали мы, а ваших набили в шесть раз больше?

Духи смутились.

– Получается.

Через две недели в засаду попал 245-й Мулинский пехотный полк.

Семьдесят три солдата и офицера погибли. Шесть БМП сожгли, один танк и одиннадцать автомобилей. Но это уже в соседнем, Аргунском, ущелье. Куцубей тем временем уже разблокировал 506-й полк. А мы засобирались домой, в Ханкалу. Уже неделю на высоте 991 стоял плотный туман. Я уговаривал Шаманова отпустить меня с Куцубеем.

– Да я сяду с ним в колонну и доберусь. А здесь еще неделю проторчу, пока погода для вертолетов появится.

– Нет. Жди авиацию.

И, о чудо, небеса расступились, в солнечную дырку к нам тут же клюнули вертолеты и унесли нас на Ханкалу. А Куцубей по пути назад только за первые двадцать пять километров снял пять фугасов. Опасное это дело – путешествовать по чеченским горам.

После первой войны Куцубей жил холостяком, жена от него ушла. Стал встречаться в Ульяновске с другой женщиной, Ольгой. Через год пошел свататься. Увидел портрет. С него смотрел первый муж Ольги. Старший лейтенант Сурков, тот самый, что умер в Биное у Куцубея на руках. Слава так и говорил его сыну, маленькому Пашке: у тебя два папы, один на кладбище, а второй я. Потом авария, Пашка погиб, семья распалась. В общем, в реальной жизни не все истории бывают со счастливым концом.

Война затягивалась. Вроде взяли Грозный, освободили Аргун, Гудермес, горы прошли насквозь, а победы все нет и нет. В России начали волноваться, дома-то ждут сыновей, отцов, братьев.

– Так, ребята, собирайтесь! Едем снимать вывод войск!

Вот те на. Подрывы, засады продолжаются, а войска выводят. Едем под Ачхой-Мартан, в лагерь «Шток», откуда начинали наступление на Бамут в апреле девяносто пятого. С нами десятка два приезжих журналистов. Их специально на вывод привезли. А на «Штоке» праздник. Транспаранты, оркестр, парад. Люди чистенькие, с оружием. Техника выстроена, в общем, все, как положено. Митинг небольшой, и…

– По машинам!!!!

Колонна, пыля, порулила в Россию. Журналистов покормили и проводили на вертолет, во Владикавказ. А мы, местные, группировочные, остались ждать попутной лошади на Ханкалу. И тут – пожалуйте, снова пыль на дороге. Та самая бронеколонна. Не доехала до России, развернулась и обратно в парк. Люди спрыгнули на землю и разбрелись по своим палаткам. Кино, да и только. А генерал подмигнул лукаво:

– Да какой уж там вывод, и так людей не хватает.

А через неделю мы вообще на праздник попали. Настоящий вывод войск.

Его объявили по всей России. Из Бороздиновской уходил гарнизон. Нам сказали: будет большой праздник. И не обманули. Мы прилетели как раз к началу. Представьте: высокая трибуна, на ней плакат «Вы выполнили свой долг». На трибуне министр внутренних дел России Куликов, начальник Генштаба России Квашнин, Секретарь Совбеза России Батурин и более мелкие лица. Вертолеты кружат, выстроен спецназ внутренних войск в краповых беретах, сводный оркестр из нескольких гарнизонов. Итак. Начали. Перед трибуной проходит БРДМ с оторванным колесом, с прицепленной к ней походной кухней, и человек десять ментов хромают в серой форме. Все. Мы, естественно, снимаем и, по прибытии на Ханкалу, перегоняем. Через пять минут меня требуют на связь.