Выбери любимый жанр

Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение - Штрик-Штрикфельдт Вильфрид Карлович - Страница 23

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

Постепенно идея стала воплощаться и принимать зримые контуры.

В мою служебную задачу входило организовать, с помощью немецкого и русского личного состава, – набор и обучение «пропагандистов» (в действительности, инспекторов) для русских добровольцев и «хиви», а также военнопленных, сидевших в лагерях во всей оккупированной немцами Европе. Они должны были, в тесном контакте с немецкими комендантами лагерей, заботиться о человеческих условиях существования для военнопленных.

К этому присоединялась разъяснительная работа посредством собственной, русской прессы. Этим путем можно было охватить миллионы русских людей, ободрить их и дать им новую надежду, показать общую цель, чтобы вырвать их из апатии и сплотить на служение их собственному делу.

В первый период отстройки (конец 1942 года) «штаб Власова» с его сотрудниками находился в помещениях Отдела пропаганды ОКВ/ВПр. Обслуживание военнопленных и все акции с листовками, забрасываемыми на неприятельскую сторону, поскольку они исходили от армии, были под контролем капитана фон Гроте. (Ни один из его начальников не знал русского языка.) В служебных помещениях ОКВ/ВПр проверялись окончательно и все публикации на русском языке, составленные здесь же, а позже – в Дабендорфе, – их составление было в ведении русского руководства. В Дабендорфе помещалась и русская редакция, в которой готовились регулярные выпуски обеих русских газет – «Заря» (для военнопленных) и «Доброволец» (для добровольцев и «хиви»).

Сотрудничество между Отделом ОКВ/ВПр/IV и Дабендорфом, протекало, в общем, гладко и строго придерживалось официальных рамок, установленных ОКВ и ОКХ.

Свою другую, гораздо более важную задачу я видел в том, чтобы дать в Дабендорфе, до начала дальнейшего развития дел, прикрытие «русскому центру под руководством генерала Власова», чтобы под крылом Дабендорфа могли зреть идеи и разрабатываться программа русских, собираться и обучаться кадры, завязываться и расширяться связи. Всё должно было быть готово к тому моменту, когда настанет час действий: руководящий штаб, офицерский корпус, управление, пресса и т. д. Всё это должно было готовиться русскими в полной тайне. Гроте, Дюрксен и я совместно разрабатывали планы развития этого дела, на успех которого мы так надеялись.

В рамках этой, так сказать, «подлинной задачи» мы столкнулись со многими коренными проблемами. Одной из основных была проблема правильного обращения с доверенными нам и нам доверявшими людьми. Они пришли к нам из иного духовного мира и, в большинстве случаев, не могли быстро освоиться в новом окружении. Несмотря на отрицание ими сталинской системы, сказывались двадцать четыре года вдалбливания застывшего марксистско-ленинского мировоззрения.

Из лагеря в Вульхайде я перевел в Дабендорф руководителя тамошних курсов, барона фон дер Роппа, немецко-балтийского антрополога. Он владел русским языком как родным, а главное – имел более чем годичный опыт общения с советскими военнопленными.

Проблемы при обучении пропагандистов (инспекторов), сведенных в несколько рот, возникали и вследствие:

1. невозможности указать слушателям курсов ясную политическую цель германского правительства в России;

2. трудности достать необходимые материалы и компетентных лекторов для критики и опровержения мировоззренческой доктрины марксизма-ленинизма. Кроме базарно-крикливых лозунгов нацистской пропаганды, не было никаких теоретических источников, так как коммунистическая литература была отобрана Гестапо и стала недоступной.

Положение облегчало нам то обстоятельство (нельзя его, однако, переоценивать), что на русских производили сильное и притягательное впечатление уровень и условия жизни в Германии. И нацистский режим стремился к тоталитарной, всеобъемлющей власти, но она еще не достигла дьявольского совершенства сталинизма. В Третьем рейхе всё же сохранялись какие-то основы старой государственной и общественной структуры; еще не были задушены полностью частная инициатива и частная собственность; еще было возможно работать и жить, не завися от государства. Немцы еще могли высказывать свое мнение, если оно и не сходилось с официальной догмой, могли даже, до известной степени, действовать так, как считали лучшим. Хотя партийное давление и увеличивалось всё более ощутимо (для нас уже нестерпимо), но эта форма несвободы в Германии оценивалась подавляющим большинством бывших советских граждан мерками сталинского режима насилия и поэтому воспринималась всё же как свобода. И в этом была большая разница между нами. Как раз ведь призыв к свободе и привел русских на нашу сторону, несмотря на многие разочарования. Я говорю сейчас об элите, не о карьеристах, соглашателях или же просто боявшихся репрессий Сталина.

После сталинградского поражения вера немцев в конечную победу Германии и в техническое и моральное превосходство германской армии была подорвана, и Власов именно в этом видел крупный шанс выступить в роли равноправного и независимого союзника. Власов не верил больше в победу нацистской Германии. Но он верил в распад сталинского режима по окончании войны.

В конце 1942 года для нас еще не всё было потеряно. Германские дивизии стояли глубоко на территории Советского Союза. Хотя Сталин и бросил, с успехом, на чашу весов войны русский патриотизм, как противовес нацистскому империализму, но не было признаков того, что Москва решила всерьез изменить и улучшить судьбу советских людей. Ничего не было слышно об отмене репрессий, грозивших каждому, попавшему в немецкий плен.

Я был твердо убежден, что мы, борясь со Сталиным и Гитлером, стояли на правильном пути. Чего же должен был я требовать от себя самого и от моих немецких офицеров в Дабендорфе для совместной работы с русскими? – Никакого вмешательства в русские проблемы, никакой нацистской пропаганды, никакого выпячивания так называемого «германского превосходства», но честный образ мыслей, товарищеское отношение, готовность к пониманию и такт!

С благодарностью и одновременно с гордостью я могу свидетельствовать о превосходной работе, проделанной в Дабендорфе немецкими офицерами, унтер-офицерами и солдатами. В равной степени это относится и к немногим верным штабным сотрудницам, с Вереной фон Дистерло во главе – русские называли её «наша Верена», – до последнего горького часа выполнявшим свой долг.

Немецкий штаб в Дабендорфе состоял из ряда выдающихся людей, которые максимально облегчали выполнение моих трудных задач, благодаря их опыту, знанию русского языка и деловой квалификации, их умению сжиться с людьми и такту в обращении с русскими, а также и благодаря свойствам их характера.

Воззвание Смоленского комитета

Между тем, различные события внушили нам новые надежды.

Доктор Отто Бройтигам, связной офицер от Восточного министерства в ОКХ, постоянно настаивал на изменении германской политики в России. Вполне вероятно, что по его настоянию Розенберг решился на попытку обсудить политические мероприятия, которых требовало военное руководство для облегчения положения войск на фронте. В конференции, состоявшейся 18 декабря 1942 года, участвовали многие генералы и офицеры из ОКХ, а также военачальники фронтов и тыловых областей.

Генерал фон Шенкендорф, полковники фон Альтенштадт, фон Треско и другие офицеры подчеркивали на этой конференции плачевные последствия существующих политических установок, касающихся ведения войны, и неверного отношения к населению. Они требовали уравнения добровольцев в правах с военнослужащими германской армии. Генерал фон Шенкендорф выразил мнение многих, сказав Розенбергу, что, очевидно, фюрера по этому комплексу вопросов снабжали неверной информацией.

Эта конференция Розенберга и просочившиеся после нее сообщения, что на главного идеолога национал-социализма произвели большое впечатление аргументы военных руководителей и он обещал настаивать перед Гитлером на коренном изменении восточной политики, побудили к действиям не только наш «клуб» в генштабе, но и многие крупные штабы, тем более, что во фронтовых частях всё шире распространялось убеждение в невозможности вести дальше войну без участия русских.