Ведьмино кольцо. Советский Союз XXI века - Шубин Александр Владленович - Страница 36
- Предыдущая
- 36/89
- Следующая
Нет, нет, не может быть. Все-таки человек не может деградировать в одно мгновение на целые века. Когда вся эта заваруха кончится, глобальные информационные связи можно будет восстановить. Ведь остались и технологии, и специалисты по их изготовлению. Люди будут неизбежно стремиться к тому уровню жизни, к которому привыкли. В свое время это помогло восстановить Союз и выйти из кризиса.
Этот оптимистичный вывод срезало брошенное между прочим замечание Засурского: «Ужасно то, что сейчас информация не может перетекать с места на место. А в тылу халифатской армии идут специалисты, которые подвергают чистке информационные базы, ведут учет специалистов и их знаний, уничтожают все „лишнее“. Вот как».
Таня ждала, что ответит ее Сергеич. Ведь для него было привычкой оставлять за собой последнее слово. А тут он продолжал молчать, пережевывая европейскую белковую жвачку. Поведение мужа, явно растерянного и беспомощного перед лицом обстоятельств, ее в очередной раз разочаровало.
Сергеичу стало не по себе от возможности превратиться в средневекового чернокнижника, сгибающегося под тяжестью своих знаний и неспособного обмениваться ими с окружающими, может быть, из-за их неготовности к диалогу, а может быть, из-за угрозы прямых репрессий. Он похолодел от предчувствия этого одиночества длиною в остаток жизни.
Ну так уж дудки! Не выйдет. Нужен ковчег, где важнейшая информация сохранится от этого потопа. Очевидно, что в нынешних условиях базы данных европейских цивилизаций может сохранить Россия. Нужно направить экспедиции по их сбору. Для начала заехать в Париж, где находится важнейший банк данных в Западной Европе. Пожалуй, это будет хороший повод побеседовать с Принтамом о Софье.
Так, сначала в Прагу, где осталось одно важное дельце, затем — в Париж, а потом бегом назад. Ноев ковчег не может участвовать в морских сражениях. Теперь Сергеич окончательно утвердился в недопустимости вступления Союза в войну, как бы ни были благородны ее цели.
Пока они поглощали порошковое мясо с брюссельской капустой, Сергеич продолжал растерянно молчать, а Александр с юморком описывал Тане сложившуюся на фронтах ситуацию:
— ...а с Боснийского плацдарма они пробили оборону НАТО в Хорватии, уже вторглись в Венгрию и пробиваются в Чехию. Гордым мадьярам приходится вспоминать времена XVI века.
Было видно, что польский подданный белорусского происхождения недолюбливает гордых мадьяр. Таня решила вставить свои пять копеек:
— А как же сербы? Ведь они могут ударить во фланг мусульманам.
— А что сербы? Они не входят в НАТО. И вообще их позиция зависит от Союза. Если вы вступите в войну, тогда, конечно, и они... Халифату придется нелегко. Я думаю, через месяц вместе мы выкинем их из Европы.
— Сережа, ты слышал? Мы должны...
— Ничего мы не должны. Все, доели? Время не ждет. Прага ждет.
Толпа на площади заметно поредела. Вдоль улиц медленно плыли перегруженные электронным скарбом автолеты. Впервые за несколько десятилетий на улицах Берлина образовались пробки. Сергеич вырулил на Фридрихштрассе.
Александр молча положил руку на колено Тане и ласково улыбнулся ей. Масипас мирно урчал на своем месте так громко, что заглушал мотор. Сергеич и не знал, как близко он оказался к настоящему одиночеству.
Ковер-самолет
12 августа.
Великая пустыня.
Василий, Гуля, Ахмед.
Иса, сын Мариам, да святится имя его, говорил:
«Жизнь — мост. Проходи по нему. Не строй на мосту себе дома».
Это изречение было написано по-арабски, по-русски и по-английски на стене небольшого одинокого здания, расположившегося в предгорье на краю пустыни. Через секунду надпись сменилась другой: «В каждом из нас живут змея, осел, собака и женщина. Но в конце все они остаются на земле, а Аллах призывает нас в небо».
Василий нажал на кнопку звонка. Через несколько минут на пороге появился смуглый человек с изборожденным морщинами лицом и бороденкой а-ля старик Хоттабыч.
— Ассалом алейкум, — произнес Хоттабыч.
— Алейкум ассалом. Вы говорите по-русски?
— Немножечко говорю, — вполне чисто ответствовал старик.
— А это ваше изречение? — поинтересовалась Гуля.
— Не знаю. Смотря какое. Их тут много. Некоторые — мои.
— Мы войдем? — на правах проводника спросил Ахмед.
— Ты войдешь, — старик указал на Васю. — Вы подождите.
Ахмед пожал плечами, а Гуля вообще никак не отреагировала. Она привыкла подчиняться.
Василий вошел в саклю, которая на поверку оказалась предбанником обширного подземного помещения. Хозяин присел на небольшую деревянную тумбочку и взглядом усадил гостя на половичок, который при соприкосновении с сидалищем зашипел и начал подниматься над поверхностью. Вася даже подпрыгнул от неожиданности, но потом понял, что имеет дело не с восточным ковром-самолетом, а с обычной воздушной подушкой.
— Ну, к делу, — пригласил хозяин.
Вася открыл компьютер и направил его луч на пол. Среди комнаты возник бюст отца Фомы, который произнес: «Дорогой друг. Дело, с которым к тебе обратится этот молодой человек...» Появился портрет Васи в обнимку с Фомой (чтобы труднее было подделать в случае чего), «...очень важно для нас всех. Помоги, пожалуйста».
— Ну и?
— Надо бы в Караганду. И по возможности незаметно.
— Да уж. Если тут ехать в Караганду заметно, то вряд ли доедешь. Ладно. Вас двоих отправлю. С девочкой. Третьего отправишь назад.
— Почему?
— Ты его давно знаешь?
— Две недели.
— А я две минуты. И за эти две минуты он дал мне попить, что он тут власть.
— Это как это?
— Вот ты не местный. Ты здешних обычаев не знаешь. Можешь быть невежливым. А парень этот знает. Но он может позволить себе вести себя так, как будто этих обычаев нет. Они у него в крови. Но еще у него в крови власть, которая освобождает его от обычая, от того, что он младше меня, и от того, что я здесь живу, а он — путешествует. Так здесь можно было общаться лет сорок назад, но не нынче.
Вася не поверил Хоттабычу. Этот мнительный старикан всерьез спутал его планы. Ахмед как раз очень бы понадобился в Темиртау. Хоттабыч обиделся на легкую неучтивость молодого таджика, казалось, вполне эмансипированного. Ну и друзья у отца Фомы. Святой отец, надо отдать ему должное, предупредил, что спорить здесь не стоит.
Ахмед воспринял новость с небольшой обидой, но в общем спокойно. Дождавшись, когда Ахмед на машине скрылся в горах, Хоттабыч не стал драть волоски из бороды, а спустился в свое подземное жилище. Через несколько минут он явился с лысым мужиком, который вышел с Васей на двор и дернул какой-то рычаг. Ничего не произошло. Тогда мужик сказал: «Шайтан!» — и дернул еще раз. Шайтан услышал. На крыше зажужжала солнечная электроустановка, песок заклубился, и из-под него вылез коврик, похожий на тот, что был подстелен под Васю, но только в десять раз больше.
Хоттабыч вышел на двор и торжественно произнес: «Отвези их на границу Стана». Вася галантно взял Гулю за руку и подсадил на ковер-самолет.
Мужик за рулем злобно сплюнул на песок: «Шайтан!» — и поднял ковер-самолет над пустыней. Водитель включил зонтик, палящее небо исчезло за желтоватым маревом. Видимо, сверху автолет сливался с пустыней.
Водитель хранил молчание, и Гуля, словно в подражание ему, изображала египетского сфинкса. Вася решил, что раз уж Хоттабыч дозволил ей сесть на ковер-самолет, то спутница, по крайней мере, должна развлекать их беседой.
— Почему ты молчишь, Гуля, ты гид или не гид?
— Честно говоря, я очень боюсь. Я вообще ещё не поняла, зачем я согласилась ехать. Это же противозаконно. Пустыня — бандитское место, источник зла и скверны. И никакой я не гид по пустыне. Вот, обращайся к нему. — Гуля ткнула пальцем в сторону молчаливого шофера.
— Шайтан! — шофер виртуозно увернулся от встречного авиатранспорта, такого же замаскированного, как и они, и потому замеченного в последний момент.
- Предыдущая
- 36/89
- Следующая