Ведьмино кольцо. Советский Союз XXI века - Шубин Александр Владленович - Страница 63
- Предыдущая
- 63/89
- Следующая
Распайль, в принципе, знал эту теорию и слушал, скептически улыбаясь. В его положении это ничего не давало:
— Ну информалиат, ну неформалы и информационное общество. И что? Всей этой социологией мы белых не побьем. За ними и СМИ, и физическая сила.
— Как вы не понимаете! — вмешалась Аника, которой академическая подготовка и военная смекалка помогли понять, куда клонит Сергеич. — Вам же дают новое оружие. Если под ваше знамя встанут программисты, они могут обойти СМИ, а то и парализовать враждебные каналы. Тут бы хакеров поднять. Как вы думаете, нужна ли хакерам империя? И потом, если вы проигрываете лобовое столкновение, неформальное информационное пространство позволяет вам уйти из-под удара.
— Точно, — продолжал Сергеич напирать на Распайля, заказав ему четвертую чашку кофе с пирожным. — Вальжан провозгласил референдум. Референдум — всегда обман, манипуляция. Настаивайте на постоянном референдуме. Ну как с президентами. Ведь голосуя за президента, вы просто решаете, кто будет от вашего имени выступать в политическом эфире. Вы как бы живете в стране с таким президентом, в то время как ваш сосед живет в обществе другого президента.
— Ну да, это — принцип шестой республики. Очень удобно, у первых пяти президентов — важные прерогативы в отношении правительства...
— А теперь представьте, что одновременно во Франции, а затем и во всем Евросоюзе будут сосуществовать и империя с императором, и республика со всеми президентами...
— Нет, это вызовет слишком очевидное противостояние. Империя сожрет...
— Для равновесия можно добавить еще что-нибудь покруче империи.
Аника вспомнила, что Добрый Троцкий провозгласил Совет. Но Романов отмел этот лозунг:
— Нет, глупый Троцкий. Совет — это наше, это годится в Северной Евразии. Здесь нужно что-то похожее, но на французский манер.
— Парижская коммуна! — воскликнул Распайль и сам испугался своей смелости.
— Точно! Если я что-то понимаю в СМИ, они будут в восторге! Можно набрать вождей потипажней, только чтобы уравновешивали друг друга. Это будет получше единоличного императора.
В этот момент с грохотом взорвалась бомба, которая разнесла остатки центра Помпиду, который уже взрывали три раза.
— Как надоел этот терроризм. Скоро начнут взрывать и красивые здания. Представляете, в терактах стало гибнуть больше народу, чем в технических катастрофах. Ну, так вернемся к нашим бананам. Коммуна, говорите. Но Коммуна плохо кончила. Вальжан может примерить лавры Тьера.
— А мы договоримся с «Версалем». Ведь половина депутатов национального собрания вам сочувствует. Регионы сейчас примут идею Коммуны на ура — они отстаивают свою автономию, а вы принесете ее им как законное право. И с мэром можно договориться, если объяснить, как накормить город.
Распайль неуверенно погружался в идею Коммуны; ведь это же всего лишь игра, как и все в нашем мире. Сейчас только мавры предпочитают стрелять по-настоящему, а остальные — виртуально. Глядишь, за это время удастся накормить людей, и они поверят, что это сделал новый порядок, а не новые порядочные люди.
Распайль, который только что сам обрел сытость благодаря Сергеичу, был готов выслушать дальнейшие спасительные рецепты. Но французская гордость не позволяла ему просто так принять советы советского человека. А когда прозвучали слова «организованное общество», Красный Дани пришел просто в возмущение: «Я так и думал, что вы захотите заменить нашу свободу своим организованным обществом!»
Сергеич стал привычно разъяснять, что существующее в Союзе организованное общество не ограничивает свободу даже так, как ее ограничивает система Евросоюза. Просто каждый человек получает своего «проводника», если не готов самостоятельно найти применение своим способностям. Разве плохо, если каждый занимается тем, что у него получается, а профессионалы-психологи и дилеры пристраивают плоды его трудов, обеспечивают его всем необходимым?
— Да это худший вид капитализма! Человек оказывается опутан паутиной этих «проводников»!
— Неправда ваша! У проводника нет власти, кроме убеждения. Вот вы бы пожили таким образом и не говорили бы... Или безработица лучше? Или постылым делим заниматься всю жизнь?
Спор разгорался. Романов стал обличать европейскую цивилизацию:
— Вы не смогли уследить за Накоплением маргинальной массы, не смогли ее рассосать. И еще говорите о том, что за ней будущее! Если так — мавры будут вашим будущим! Накопление маргинальных масс — фундаментальная социальная ошибка, которая, как правило, ведет к революционным потрясениям!
Распайль тоже злился, но во многом разделял мнение Романова о европейской политике:
— Хорошо вам с вашими просторами, общинной традицией. Вам легко обустраивать электронные общины, наукограды, агломерации коттеджей в чистом поле. А у нас занят каждый клочок земли, все закрыто частной собственностью, а сейчас еще и природные катаклизмы из-за потепления — земля гибнет на глазах. Отсюда и нехватка продовольствия, военные потрясения только обострили проблемы, доставшиеся еще со времен Депрессии.
— Общинную традицию, между прочим, не легко было восстановить. Да и просторы такие, что французы не поедут их осваивать. Чукотка — это совсем не Нормандия.
— Почему бы не попробовать? Какая-то часть активных маргиналов с удовольствием сменит скуку Парижа на авантюру жизни в Сибири.
— Вот! — остановила их Аника. — У вас есть вторая за день конструктивная идея. Серж вполне может договориться о такой программе в России.
Сергеич чувствовал вдохновение деспота, который перекраивает жизнь по собственному произволу. Все казалось возможным. Где достать продовольствие, чтобы накормить Париж, пока их реформы не наберут обороты? И снова Сергеич шокировал Дани:
— Заложить парижские музеи!
Распайль, который уговаривал уже третий бокал вина из купленной Романовым бутылки, молча бросился на Романова с кулаками, но Аника хладнокровно прижала его к столику.
— Ну что ты, дурашка, все равно из Парижа ничего не уйдет. Просто город должен создать музейную корпорацию, которая будет доить туристов круглосуточно, а не несколько часов, как сейчас. А владельцами половины корпорации будут крестьяне со всего мира, которые предоставят вам продовольствие. Они даже не соберутся никогда все вместе, но зато будут считаться совладельцами культурных сокровищ. Так что не бойся, Мона Лиза из Лувра не уедет, будет и дальше всех доставать своей улыбкой за конкретный энергоресурс, которым вам просто придется делиться с крестьянами. По сути, за нынешнее спасение вы делитесь престижем и частью будущих доходов. Плохо ли? У нас музейная корпорация вообще на треть принадлежит музейным работникам. Знаешь, как они пашут. Только появись у музея среди ночи — будут зазывать посмотреть их экспозицию.
— Ну, конечно, что у вас смотреть в русских музеях, — съязвил Распайль и тут же испугался. Возмущенный Романов замахнулся на обидчика русской культуры только что опустевшей третьей бутылкой. Но бдительная Аника спасла французскую историю от трагедии, схватив Романова за руку.
Когда они вышли из кафе, уже вечерело. По мере дегустирования вин все трое успели неоднократно поссориться и помириться и сейчас находились в состоянии братства и любви. Распайль вис на Анике, Сергеич обнимал их обоих. В этом состоянии они добрались до площади Республики, где все еще продолжались демократические камлания. Отодвинув охранника уверенной рукой, Дани ступил на лестницу к трибуне. Его тут же узнали и пропустили без очереди. Он преобразился. Дани поднимался по лестнице сосредоточенно и торжественно, так, как поднимаются на эшафот. Его лицо было одухотворено. Когда над площадью зазвучал энергичный ритм, обычно сопровождавший выступления Красного Дани, другие речи стихли, и только камеры СМИ стали стягиваться к статуе, вместо которой уже появилась фигура оратора.
В свете виртуальной подсветки Дани походил на статую мушкетера или Сирано. Он говорил фразами, отточенными, как клинок, и разил точно в цель, одновременно попадая в ритм мелодии. «Мастерство есть мастерство», — признал Сергеич. Призыв Дани к информалиату связать Францию воедино нитями дружбы дошел до адресатов. Романов опасался, что во Франции термин «информалиат» не очень распространен, но у слушателей не было сомнений в контексте — они и есть часть этой великой силы, этого творца нового счастливого мира, который наступит после войны.
- Предыдущая
- 63/89
- Следующая
