Иммигрантка в западне щеголя (СИ) - Денисенко Кристина - Страница 9

• Предыдущая
• 9/45
• Следующая

Николай Трофимович слушал — Прасковья Марковна говорила: щебетала как птичка над разоренным гнездом, но вовсе не плакала и не жаловалась на судьбу.

Вскоре он угощал ее диетическим яблочным салатом с твердым сыром, петрушкой, кинзой и лимоном; безалкогольным освежительным коктейлем и мороженым. Прасковья Марковна сначала отказывалась и, едва взглянув на меню, заявила, что будет пить только коктейль — тех денег, которыми она располагала, больше ни на что бы и не хватило, но Николай Трофимович уверенно сделал заказ на двоих, и ей ничего не оставалось, как согласиться.

Прасковья Марковна ела медленно и с интересом рассматривала фрески, украшающие интерьер кафе, высокие пальмы в глиняный бочках, глянцевый потолок без люстры. Облюбовала она и столы — на каждом стоял торшер, расписанный серебряными иероглифами и лепестками сакуры. Воздух был пропитан ароматами масел, и все располагало к непринужденной задушевной беседе.

— Прасковьюшка, ты даже не представляешь, сколько значила для меня! Со дня нашего знакомства ты стала моим эталоном красоты и нравственности, именно поэтому после твоего отъезда я сравнивал всех последующих знакомых с тобой. Только с тобой! И ты всегда выигрывала! И еще двадцать с лишним лет я хранил в душе твой светлый образ и надеялся встретить такую же необыкновенную девушку, какой ты была, но к тридцати пяти годам с сожалением понял, что таких больше нет.

— Ого-го! Какое красноречие! А раньше ты мне таких слов не говорил!

— Это оттого, что скромный был, неопытный и отказа боялся.

— Сама скромность!

— Ты что, мне не веришь? Я двадцать лет хранил в сердце нашу первую любовь! Потом, правда, меня все-таки поймала в свои сети Светлана — светлая ей память, и я ей сделал предложение. Но на то время мне уже стукнуло тридцать шесть — пора было и о наследниках подумать.

— И ты до тридцати шести лет думал обо мне?! — «Ах, обмануть меня не трудно!... Я сам обманываться рад!» — подумала Прасковья Марковна.

— Да! А ты как быстро обо мне забыла?

— Ну, Коленька, как сказать? Может, я и не забывала вовсе!

Они обменялись пристальными взглядами и рассмеялись.

— Сколько твоей внучке?

— Двадцатый год, — прозвучало с гордостью.

— О! Невеста! А мои орлы еще не женились и внучатами не порадовали: ни один, ни второй. Наверно, в меня пошли. Хотя, нет — старший точно не в меня: до того бестолковый и упертый, что поладить с ним крайне трудно. Я, собственно, ради него и приехал — в гости! И опять убедился, что он хоть и повзрослел, но все такой же безрассудный — встречается с какой-то мадам непонятного возраста, а как посмотрел его выписки из банка, так взялся за голову: развели его со страховкой как школьника, и эта мадам тоже лиса еще та. Куда он смотрит? О чем думает?

— Красивая, наверно, мадам та! А банки на то и банки чтобы три шкуры драть! Что же ты сыну не подсказал?

— Я устал с ним спорить и учить его жить. Может, плохой отец я из-за этого, но я решил, что для него же будет лучше, если он научится на собственных ошибках. Пусть! Набьет одну шишку, другую — рано или поздно поумнеет. — Николай Зольтеман прогнал прочь невеселые мысли, и его лицо снова засияло. — Вот, младший мой — этот весь в меня! За что ни возьмется, все у него без сучка, без задоринки! Звонил вчера с аэропорта — улетел на Мальдивы. Что ни говори, а когда голова на плечах есть, мужчина может и путешествовать, и работать, совмещая приятное с полезным. Он у меня заведует туристической фирмой!

— Какая хорошая работа! А моя Настенька окончила «Донецкий техникум Луганского национального аграрного университета» — инженер-озеленитель и оператор по искусственному осеменению животных и птицы. Одноклассницы поступили, кто в юридический, кто в экономический, а она говорит: «если все будут адвокатами и бухгалтерами, то кто же будет сельским хозяйством заниматься?» Я не отговаривала ее. Сам понимаешь, Коленька, и в ее словах доля правды есть. Главное, чтобы работа в радость была. Тем более озеленитель это еще не значит, что Настенька будет огурцы в теплицах выращивать или подсолнухи на поле полоть! Она могла бы и руководить процессом, внедрять современные технологии, сидя в удобном кресле аграрной конторы! Но для этого одного лицея мало — без высшего образования не обойтись. К сожалению, в этом году Настенька не поступила — война на Донбассе перекроила все карты. Может, это и к лучшему — у Настеньки будет время подумать, окончательно сделать свой выбор и подготовиться.

— Вижу, что не разделяешь ты выбор внучки. Но смею тебя заверить, что аграрная сфера ничем не хуже туристической! Пусть модно сейчас разъезжать по европейским странам — Лондоны, Парижи! — но ведь даже наши фермеры могут себе позволить слетать на Бали! И, дорогая моя Прасковьюшка, если поездки можно и отложить, то кушать человек никогда не перестанет, а значит, что без сельского хозяйства обществу не обойтись! Так что агрономы еще нужнее, чем туристические операторы! И умный агроном найдет возможность и особняк построить в сосновом лесу на берегу речки, и птицефабрику открыть — еще и переплюнет своих одноклассников юристов и бухгалтеров! А девочке порой для счастья нужно только удачно выйти замуж, и можно вообще не работать.

— Моя Настенька не из таких девиц. Она уже работает! Кассир в супермаркете. Не фонтан, конечно, но эта вакансия оказалась самой приемлемой из предложенных. Надеюсь, что через пять лет она станет как минимум менеджером в аграрной фирме.

— Дай то Бог! Прасковьюшка, — Николай Зольтеман замялся, — а дети твои — ты, я вижу, траур не носишь, — живы?

— Дочка у меня была одна-единственная, — тяжело вздохнула Прасковья Марковна, — умница, красавица, закончила «Горловский государственный педагогический институт иностранных языков», работала в школе преподавателем английского языка, потом замуж вышла за проходчика и пошла ее жизнь наперекосяк. Шахтеры, знаешь, они какие — что ни день, то бутылка самогона. Деньги пропивал, на такси разъезжал, дорогую одежду себе покупал, ни в чем себе любимому не отказывал, а Татьяна моя в одном платье пять лет ходила. Зарплата у учителей небольшая ведь, вот и надумала она на заработки в Польшу поехать. Настеньку с этим животным оставила, и уехала. Я зятя с внучкой каждый день проведывать приходила, а однажды пришла, а дом горит: заснул с сигаретой — Настенька чудом жива осталась. Забрала ее к себе и растила как дочь, а моя Татьяна только письма писала, да посылки слала к Новому Году и на дни рождения, а потом и вовсе забыла о нас. Настеньке тогда уже одиннадцать было. И вот уже восемь лет ни одной весточки от моей дочери нет. Ни слуху, ни духу.

Разговор снова принял печальный тон, и Николай Зольтеман, дабы не расстраивать старую знакомую, успокоил ее как мог и сменил тему на культурно-общественную, а потом, когда провожал ее к общежитию еще и купил в цветочном магазине огромный букет темно-алых роз.

Лев Зольтеман, обедая в пиццерии, прокручивал в памяти два важных события: неожиданно ранний приезд отца и трагическую кончину друга. Еще вчера ему бы и на ум не пришло, что Алекс, такой молодой и жизнерадостный человек, не доживет даже до субботы, которую он так трепетно ждал. Да что там — до субботы? Ему и тридцати не было. Эта скоропостижная смерть никак не укладывалась в голове, а тут еще отец — не успел перешагнуть порог дома, как начал проверять, что, где и как.

Кусок в горло не лез. Незадолго до того, как Лев с трудом заставил себя доесть пиццу, в его аудиенцию вошла официантка в сопровождении Сюзанны. От одного только вида последней Лев едва не подавился и попросил официантку убрать со стола и принести бокал светлого пива и рюмку коньяка с лимоном для Сюзанны.

— Нам нужно серьезно поговорить, — сходу заявила Сюзанна и, бросив лаковую цветастую сумку-саквояж на соседнее кресло, присела напротив Льва.

— О чем?

• Предыдущая
• 9/45
• Следующая