Последняя песня - Спаркс Николас - Страница 43

• Предыдущая
• 43/70
• Следующая

Она стала частью его жизни, и во многих отношениях — луч­шей частью. Пусть он не всегда ее понимал, несходство характе­ров только укрепляло отношения. Они поспорили, когда Уилл настаивал на том, чтобы проводить ее в суд, от чего она реши­тельно отказалась. Но он помнил ее удивление, когда встретил после завершения процесса с букетом цветов. Уилл знал, как расстроил ее отказ судьи снять обвинение. Следующее слушание было назначено на двадцать восьмое августа, через три дня пос­ле того, как он уедет. Но Уилл понял, что поступил правильно, когда она приняла букет и застенчиво поцеловала его в щеку.

Ронни удивила его, устроившись в «Аквариум» на неполный рабочий день. Она не рассказывала о своих планах и не просила замолвить за нее словечко. Честно говоря, Уилл даже не знал, что ей нужна работа. Когда потом он стал ее расспрашивать, она объяснила:

— Днем ты работаешь, а па и Джона делают витраж. Мне не­чего делать, и, кроме того, я сама хочу заплатить адвокату. У отца денег не так уж много.

Однако когда заехал за ней после первого дня работы, он за­метил, что ее лицо приобрело зеленоватый оттенок.

— Пришлось кормить выдр, — пояснила она. — Ты когда-нибудь совал руку в ведро со скользкой дохлой рыбой? Бррр!

Они могли говорить бесконечно. Казалось, целой вечности не хватит, чтобы обсудить все интересовавшие их темы. Иногда они просто болтали, чтобы заполнить время между серьезными разговорами: например, обсуждали любимые фильмы. Как-то она сказала, что хоть и сделалась вегетарианкой, все же не ре­шила, позволены ли при этом молоко и яйца. Но иногда Ронни рассказывала ему о тех временах, когда всерьез занималась му­зыкой, об отношениях с отцом. Уилл со своей стороны призна­вался, что иногда очень тяжело держаться в рамках и быть имен­но тем человеком, каким его хотела видеть мать. Они разговари­вали о Джоне и Меган и мечтали о том, кем станут в жизни. Для него будущее казалось строго распланированным. Четыре года в университете, после чего будет набираться опыта, работая в другой фирме, прежде чем вернуться домой и управлять отцов­ским бизнесом. И все же, когда он рассказывал об этом Ронни, невольно слыша материнский голос, шепчущий одобрительные слова, постоянно задавался вопросом, действительно ли хочет именно этого. Ронни же честно признавалась, что не знает, как сложится ее дальнейшая жизнь. Но неопределенность, похоже, не пугала ее, отчего Уилл восхищался ею еще больше. Позже, вспоминая их разговор, он вдруг осознал, что она более незави­сима и увереннее идет по жизни, чем он сам.

Несмотря на клетки, ограждающие черепашьи гнезда, ено­ты ухитрились прорыть ходы под сетками и разорили шесть гнезд. Узнав об этом, Ронни настояла на том, чтобы по очереди охра­нять гнездо за ее домом. Им обоим не было нужды оставаться там до утра, но все же они проводили там ночи, целуясь и тихо разговаривая.

Скотт, разумеется, не мог этого понять. Очень часто Уилл опаздывал на тренировки и, приходя, видел, как Скотт возбуж­денно мечется по полю и гадает, что случилось с другом. Сколь­ко ни спрашивал Скотт, что у них с Ронни, Уилл не откровен­ничал, зная, что, по правде говоря, Скотта не слишком это ин­тересует.

Скотт делал все, чтобы привлечь внимание Уилла к сорев­нованиям по пляжному волейболу, либо надеясь, что Уилл ско­ро опомнится и порвет с Ронни, либо делая вид, что последней не существует вообще.

Ронни оказалась права насчет его матери. Хотя та ничего не говорила сыну напрямик, все же он видел, как она вымучивает улыбку при упоминании имени Ронни и как сухо общалась с де­вушкой, когда та приходила к ним в дом. Она никогда не спрашивала сына о Ронни, а если Уилл что-то говорил о девушке том, как они здорово провели время, как она умна и как с ней

весело, ма говорила что-нибудь вроде: «Ты скоро едешь в уни­верситет, а отношения на расстоянии поддерживать трудно».

Или спрашивала, не находит ли Уилл, что они слишком мно­го времени проводят вместе. Он ненавидел, когда мать говорила подобные вещи. С трудом сдерживался, чтобы не прикрикнуть на нее, потому что понимал, насколько она несправедлива. В от­личие почти от всех знакомых Уилла Ронни не пила, не ругалась, не курила и не сплетничала. И они не зашли дальше поцелуев, но Уилл инстинктивно чувствовал, что для матери это значения не имеет. Она была так предубеждена против Ронни, что любые попытки переубедить ее были бесполезны. Раздраженный ее уп­рямством, Уилл изобретал различные предлоги, чтобы находить­ся дома как можно меньше. Не только из-за отношения матери к Ронни, но еще из-за того, что его отношение к матери переме­нилось.

Вдобавок он презирал себя за неспособность восстать про­тив нее.

Второе, что омрачало летнюю идиллию, если не считать пред­стоящего судебного заседания, на которое должна была явиться Ронни, было постоянное присутствие Маркуса. Хотя обычно им удавалось избегать его, иногда это было невозможно. Когда они натыкались на него, Маркус обычно находил способ спровоци­ровать Уилла, упомянув о Скотте. Уилл не знал, что делать. Если он вспылит, Маркус может обратиться в полицию, если промол­чит — будет опозорен. Ведь сам он встречается с девушкой, ко­торая не боится признать свою вину в суде, и его не на шутку мучило, что он не может набраться храбрости сделать то же самое. Он пытался уговорить Скотта пойти и признаться, но тот наотрез отказался. Мало того, умел напомнить Уиллу, не напрямую, конечно, что сделал для него и его семьи в тот ужасный день, когда погиб Майки. Уилл понимал, что тогда Скотт вел себя героически. Но теперь стал задаваться вопросом, значит ли, что доброе деяние в прошлом покрывает все будущие грехи, и смо­жет ли он сам выносить все бремя дружбы со Скоттом.

Как-то ночью, в начале августа, Уилл согласился взять Ронни на пляж поохотиться на морских пауков.

— Я же сказала, что терпеть не могу морских пауков! — виз­жала Ронни, ухватившись за руку Уилла.

— Они такие смешные! — уверял он. — И вовсе не куса­ются.

Ронни наморщила нос.

— Они как неприятные ползучие жуки из космоса.

— Ты забываешь, что охота была твоей идеей.

— Не моей, а Джоны! Он сказал, что это весело! И так мне и надо за то, что слушала кого-то, кто изучает жизнь по мультикам!

— А я-то думал, что человек, скармливающий выдрам скольз­кую рыбу, не боится безвредных крабиков.

Он повел лучом зажженного фонарика по песку, освещая шнырявших повсюду крабов, называемых морскими пауками.

Она по очереди поднимала ноги, боясь, что крабик прыгнет на кроссовку.

— Во-первых, их здесь тучи. Во-вторых, если бы я знала, что творится по ночам на пляже, заставила бы тебя все ночи прово­дить у черепашьего гнезда. Так что я немного сердита на тебя за то, что скрывал все это. И в-третьих, пусть даже я работаю в «Ак­вариуме», это еще не означает, что должна радоваться, когда кра­бы бегают по ногам!

Он изо всех сил сдерживал смех, но ничего не вышло. Она все поняла.

— И перестань ухмыляться. Не смешно!

— Ужасно смешно... тем более что сейчас на пляже не менее двадцати ребятишек и их родителей делают то же самое.

— Не моя вина, что их родители лишены здравого смысла.

— Хочешь вернуться?

— Нет, не стоит. Ты уже заманил меня сюда, в самую гущу этого безобразия. Мне придется с этим мириться.

— Но ты же знаешь, что в последнее время мы часто гуляли по берегу.

— Знаю. Так что спасибо за то, что принес фонарик и испор­тил мне настроение.

— Прекрасно! — фыркнул он, выключая фонарик.

Ронни вонзила ногти ему в руку.

— Что ты делаешь?! Немедленно включи!

— Но ты ясно дала понять, что свет тебе не нравится.

— Если ты выключишь фонарик, я их не увижу!

— Верно.

— А это означает, что они, возможно, прямо сейчас окружа­ют меня. Включи! — взмолилась Ронни.

— Когда-нибудь, — засмеялся он, включая фонарик, — я обязательно тебя разгадаю.

— Вряд ли. Если не сделал этого сейчас, значит, не удастся никогда!

— Вполне возможно, — кивнул он, обнимая ее за плечи. — Ты так и не сказала: собираешься прийти на свадьбу моей сес­тры?

• Предыдущая
• 43/70
• Следующая