Книжка с настроением (СИ) - Денисенко Кристина - Страница 22

Тебе внимание и светлая любовь —

Из ада возвращенному в гнездо орленку. 

Я прихожу в восторг от мужества сынов

Донецкой Родины, веками закаленной.

Ни капли страха в обрисовках серых дней,

Я знаю, с учащенным пульсом проведенных:

То ранен друг, то молнией фугаса смерть  

Скосила командира войск мотострелковых, 

А ты все тот же мальчик с доброю душой,

И пусть мозоли на руках от пулемета, 

Закончится война — всё будет хорошо, 

И я дождусь внучат, как ночи звездочеты.

Ну а пока ты не успел посоловеть,

Возьми гитару и ударь по звонким струнам,

Чтоб разлетелась по всему поселку весть,

Что мой сынок не загубил на фронте юность! 

Открой окно, пока рябиновые гроздья

Полынный ветер нежно, будто ангел божий,

Купает в алой зорьке сентября,

И слабых плеч твоих я крылышком стрекозьим 

Коснусь сквозь пелену туманов, непохожих

На терпкий дым осеннего костра.

В рассветный час, тоской назойливой томимый,

Когда молчит «Пион» и кажутся цветными 

Седые поднебесья Спартака,

Коснусь тебя, не раненый, но не ранимый,

И холодом берез, и пламенем рябины

Оставлю поцелуи на руках. 

Заговорю с тобой, задумчивой и тихой,

Как с утренней росой таинственные блики — 

Мелодией безоблачного дня.

Прогнусь на минном поле прутиком гречихи,

Веселой радугой, чтоб образ мой безликий

Хоть чуточку порадовал тебя.

Взгляни на Солнце, восходящее над садом,

А я с утра — на паутинки тонких складок

Спокойного, но смелого лица.

Весь день как титры промелькнет, и с канонадой

Закат погаснет над угрюмым листопадом,

Окурками уставшего бойца. 

Но от рассвета до рассвета выживать я

Назло врагам смогу, во имя храбрых братьев

С Донбассом в сердце, с Родиной в груди,

Я возвращусь домой и закружу в объятьях

Тебя, любимая как осень в ярком платье,

Ты только обязательно дождись.

/Шестеро против колонны противника. Приказ: «Задержать». Прямое попадание в окоп. Четверых разорвало на куски. Пятого выбросило. Стихи от его лица — то, что перед глазами, чувства и мысли./

В невозможной тиши, будто смыты все звуки дождями

Вместе с кровью солдат, проводивших последний закат,

Загорается ночь минометной гирляндой с лучами

Из осколков стальных, что над степью донецкой летят,

Но контуженый мозг подарил мне возможность не слышать

И не чувствовать боль перевязанной наспех ноги —

Я лежу на траве и на небо в ожогах мальчишкой 

И смотрю — не смотрю, и боюсь — не боюсь, что погиб. 

Терриконов хребты серой лапой тумана объяты,

Опускается вниз перепуганное вороньё,

Ледяное кольцо обжигающей руку гранаты

Будоражит покой — значит, жив и бороться силён. 

Доползу и глухим, и хромым. Убеждённость поможет

Задержать батальон палачей за поросшим прудом. 

Белым шелком ковыль нежно гладит по стянутой коже,

Вал песчаных камней по спине ударяет кнутом — 

Вновь один за другим разрываются рядом снаряды.

Не поднять головы — онемелая ночь тяжела.

Доберусь, я смогу, и не будет фашистам пощады —

Перебью и сожгу, как чумную заразу, дотла. 

В двух шагах ждёт «Тюльпан» и Серега с «Утесом» в засаде —

Значит, я не один, а двоим нам не страшен и черт. 

Я ору во весь рот, на колено встаю: вижу, сзади

БМП в тридцать тонн совершает безумный манёвр.

Задрожал пулемёт, темноту разрезая на части,

Не забыть ярый гнев и кольцо от гранаты в руке,

Ослепительный взрыв и прыжок из прожорливой пасти,

Чтоб «цветок» завести и размазать врага как паштет. 

Я не робот, не бог, но Руси богатырская сила

От дедов-кузнецов мне досталась в наследственный дар,

И летят в черноте мимо звезд над озябшей осиной

«Фейерверки» для тех, кто затеял весь этот кошмар. 

/За ночь на пруду противник потерял пять единиц техники, двадцать восемь человек личного состава, не считая раненых./

Белый лист —мой немой собеседник,

Сердца исповедь — письменный плач…

Мне бы выплеснуть смело последний,

Недопитый глоток неудач,

Недосказанность буквами сгладить,

На бумаге признаться в любви,

Не сдержать острый приступ печали —

Быть собой, а не кем-то другим.

Дописать до конца, все до точки…

Прочитать и поджечь, и забыть…

И начать новый день с новой строчки…

Только как же душе не любить?

Жизни верь: она ведь учит лучше всяких книг. Гёте И.  

Странно, наверно, не помнить, с чего начинается утро… 

Яблочной свежестью сада была я на крыше в Китае; 

Соком алоэ в аптечках кают Христофора Колумба; 

Пеной взбиваемых сливок и брызгами яда кураре; 

Горным цветком на вершине, вершиной под горной лавандой; 

Жгучей крапивой и плодом с сухими, как лист, семенами. 

Солью морской я лечила людей, не умеющих плавать; 

Из элементов природных рождала системы сознаний; 

Не волшебством добивалась чудес на зеленой планете. 

Вазой была на столе я и крепким столом под той вазой; 

Астрой на стебле ветвистом и веткой к окошку склоненной; 

И колокольчиком звучным на радужной фенечке хиппи. 

То уголек, то кострище в свирепую бурю несчастий; 

И звездопад над мостами, и мост в запоздалую сказку; 

Я миллион откровений, маяк кораблям и акулам. 

Статуей в храме, я помню, ловила и якоря скрежет, 

И якорями касалась заросших камней в тихой бухте. 

Долго хранила в кармане печали всех загнанных в угол: 

И королевы, и няньки, и рыцаря в ржавых доспехах… 

Надежда подобна ночному небу: 

нет такого уголка, где бы глаз, упорно ищущий, не открыл,

в конце концов, какую-нибудь звезду.  

Октав Фелье

Звали меня, и спешила рассветами яркими в помощь; 

Длинными реками в море печали с собой уносила; 

Тысячи раз повторяла я в бури маршрут Магеллана. 

Лужей была в Колорадо и в луже жуком колорадским; 

Мрущим как муха индейцем и мухой в тарелке Менданья. 

Камнем мечети в Египте озябшим тепло отдавала; 

Илом во время разлива питала голодные почвы; 

И бедуином, и птицей в пустыне искала прохладу. 

Ходом была шахматиста и шахматной партией жизни; 

Солнцем на медной монете и медью, расплавленной солнцем. 

Пламя в холодные ночи одной лишь искрой разжигала; 

Звездами людям дарила мгновения тайных желаний; 

Зрелищем огненных красок вселялась я в души китайцев. 

Светом луны серебристой и слитком была из металла; 

Бисером мелким на нитях и нитью на левом запястье. 

Силой сменялась и болью, меня отрекались солдаты; 

Запахом Родины снова входила в их черствые мысли; 

Скоростью ветра при шторме взлетала и падала снегом.