Цыганские сказания (СИ) - Мазикина Лилит Михайловна - Страница 29

• Предыдущая
• 29/67
• Следующая

Сердце Луны работает на цыганской магии, какой-то более глобальной, чем известные мне мелкие хитрости и приметы. В некий момент заключённое в ожерелье волшебство стало работать против меня — скорее всего, из-за неумелого с ним обращения. Выяснить причину и обуздать вышедшую из-под контроля силу — одна из первостепенных задач. Наряду с вопросом о том, кто там такой добренький собирается спасти Венскую Империю от её императора, каким обладает конкретно оружием — и что я могу этому оружию противопоставить. Ясно только, что ставить лучше всего на цыганские секреты. По крайней мере один из них мне уже помог.

(Кажется, Ловаш прав, я в самом деле насквозь проканцелярилась. Так и лезут в голову словечки с совещаний и из приказов. Я ведь правда только что подумала «первостепенные задачи»?)

Если бы только я могла понять, что за руны изображены на двери — и что это за птичка «ламия». У вампиров очень многое завязано на разную символику, и за эти ниточки вполне можно размотать клубочек. Но вот беда, я не могу так просто взять и отправиться в прогулку по окрестностям. Прежде я могла попробовать уговорить Кристо. Теперь мне надо искать какой-то другой выход. Если бы мне на хвост не присел Тот, я могла бы попытаться задействовать цыганскую почту — насколько я знаю, все заказы на ковку и литьё в Будапеште проходят через две мастерские. Одна из них как раз цыганская. А если заказ был сделан не в ней, то за небольшую мзду было бы нетрудно узнать во второй, кто же был клиентом. Но кровососы с обеих сторон связали меня по рукам и ногам.

Ещё странное поведение Батори... я беру в руки пуговицу, которую сразу определила на его роль — довольно крупную, шоколадно-коричневую, с золотой короной и кантом, и кидаю взгляд на пасьянс, прикидывая куда мне пристроить императора. И тут до меня доходит.

Молодец, Лиляна! Потрясающей проницательности и глубины интеллекта ты человек. Даже какой-то венгерский вампир, подписанный, наверное, на все журналы моды в Империи, умнее тебя! По крайней мере, он догадался предположить, что носительница Сердца Луны может исчезать, используя магию ожерелья. То есть, ему, конечно, шестьсот лет и всё такое, но у меня всё равно стойкое чувство, что это не Ловаш мудр и опытен сообразно возрасту, а я — непростительно тугодумна.

Похоже, мне удастся выбраться из дворца раньше, чем вампиры-жрецы обо мне вспомнят.

Я даже не утруждаю себя тем, чтобы собрать пуговицы обратно в коробку или дождаться указанного господину Балогу часа дня. Мне хочется действовать. Немедленно.

Я срываюсь в направлении Зелёных покоев. Всё, что мне нужно — обычная простыня, накинуть на себя, и в момент, когда чары только наводятся — исчезнуть из поля зрения. Это нетрудно, камеры есть только в коридоре. Мне достаточно оставить приоткрытой дверь, но в комнате встать так, чтобы гвардеец, приставленный к моим покоям (по счастью, не императорский, из «волков», а обычный, молодой белобрысый словак) меня из коридора не видел.

К слову, а мне не полагается кроме часового-охранника ещё и денщик? Выдирая из-под одеяла простынь, я на мгновение — с острым удовольствием — представляю надувшуюся от злости сиротку Рац, заправляющую мне постель и начищающую парадные полуботинки.

Словак неуверенно заглядывает в комнату — я жестом велю ему отвернуться. Кстати, пока я обитаю здесь, надо будет поставить возле кровати ширму. Уверена, во дворце есть и полноценные гостевые покои, в две комнаты, но Тот мне подсунул что похуже. Спасибо, что не чулан с тряпками и швабрами.

Зайдя за шкаф, я скидываю обувь и драпируюсь в простынь, словно турчанка в покрывало. Замираю на пару минут, зажмурившись. Надо просто очень-очень хотеть, верно? «Пусть меня не увидят! Пусть меня не увидят!» В прошлые разы это было довольно просто. В любом случае, по реакции паренька в коридоре я смогу понять, получилось или нет. Мягким, скользящим шагом я выбираюсь из покоев, умудряясь не задеть дверь. Видят ли меня камеры? Когда я шла по песне монахов, они, наверное, давали помехи — раз никто не знает, каким путём я выходила. В десятке шагов от моей временной квартиры у меня подворачивается нога; я непроизвольно чертыхаюсь вполголоса и тут же с тревогой оглядываюсь на гвардейца. Парень смотрит в мою сторону круглыми глазами. По-видимости, возжелав одновременно перекреститься от греха подальше и сделать козу в мою сторону, он изображает сложенными «козой» пальцами кривой размашистый крест. Из деревни его, что ли, взяли?

Я стараюсь ступать как можно осторожнее, проходя мимо гвардейцев. Нельзя сказать, что они меня видят — честь они не отдают — но что-то их явно смущает: пока я дошла до одной из лестниц, как минимум половина тишком изобразила пальцами козьи рожки. Немножко не тот эффект, что наблюдался в Польской Республике, а?

Половину лестничного пролёта я прохожу успешно. Однако уже на верхней после промежуточной площадки ступеньке под правую ногу попадает самый, кажется, краешек простыни, и этого оказывается довольно, чтобы она вновь подвернулась, и я почти что кубарем покатилась вниз, размахивая руками и с облепленным простынёй лицом. Мой стремительный полёт заканчивается на удивление удачно. Я врезаюсь в Кристо и Тота разом.

***

Говорят, что ещё при Франце Иосифе приговорили одного цыгана из-под Унгвара к расстрелу. Напоследок он попросил не покурить, а сплясать один раз, покуда не устанет. Ему разрешили. Вот он вышел плясать, и пляшет, и пляшет. Час пляшет и другой, вся рубашка вымокла. Солдаты уж и ждать устали, но так было положено, нельзя было отказать в желании. Так вот, плясал цыган, а потом, когда солнце село, провалился сквозь землю. Только его и видели.

Другие говорят, что он спрыгнул с обрыва в реку и не то утонул, неловко ударившись, не то уплыл — в темноте его застрелить не могли. Но потом его утянули на дно мавки.

***

Первой из нас троих — считая двух гвардейцев на посту, пятерых — опоминаюсь я.

— Как спать в могиле мне спокойно, когда мой дух взывает к мести, когда я слышу запах крови от рук убийцы моего? Меня напрасно нарядили в одежды мирные невесты, я не на свадьбу шла — на смерти холодносердой торжество, — замогильным голосом декламирую я дурацкую пьесу из школьной программы, цепляясь за лацканы Тотова плаща. — Скрывает это ожерелье следы предательской удавки; не спрятать кольцами на пальцах следы верёвки на руках! Я поднялась — и обвиняю! Попробуй же теперь слукавь-ка! Король, я требую, велите убийце объяснить свой страх!

— Во имя святых апостолов, это слишком даже для вас, — Тот без особого труда отцепляет мои пальцы, чтобы отстраниться. — Эй!

Я почти падаю на пол, вскрикнув от резкой боли в левой ноге. По счастью, Кристо успевает схватить меня под мышки. Однако его попытка поставить меня прямо оказывается безуспешной: в ноге стреляет ещё сильнее, и я, взвыв, вцепляюсь в его рукав.

— Ты как призрак воешь или тебе больно где-то? — нахмурившись, уточняет муж.

— С ногой что-то...

— Это никогда не кончится, — закатив глаза, изрекает Тот. — Тут нужна помощь психиатра. Нормальный человек не будет себя постоянно ставить в такие условия, чтобы обязательно покалечиться.

— Слова изменника и вора, — не удерживаюсь я от ещё одной цитаты.

— Господин личной императорской гвардии капитан, уймите свою жену, — через мою голову кидает Ладислав. — А когда справитесь с данной даже для меня трудноватой задачей, сопроводите её в медблок. Здоровье императорской любимицы драгоценно для нас.

Он нарочно это делает? У Кристо надуваются желваки на лице. Когда Тот легко взбегает вверх по лестнице, я пытаюсь подбавить позитива:

— Зато ты можешь говорить всем, что я хромаю, потому что ты меня проучил. Типа того пнул.

— Я не бью женщин, — коротко отвечает муж, даже не глядя на меня. Я чуть было не напоминаю ему о сабельном сражении с покойной Люцией Шерифович, но вовремя останавливаю порыв.

• Предыдущая
• 29/67
• Следующая