Заклятие счастья - Романова Галина Владимировна - Страница 7

• Предыдущая
• 7/55
• Следующая

– Вернулся, стало быть… – прошипела она снова, шагнув вместе с ним влево и не давая ему тем самым возможности пройти. – Фруктов захотелось! Ишь ты… Где же тебя носило-то все это время, а?

– Вы забыли добавить – осьминог проклятый, – вежливо подсказал Сережа без намека на улыбку.

Честно? Он сильно нервничал. Он всегда побаивался этой женщины. И не потому, что она могла расцарапать ему лицо. А потому, что она была Сашиной матерью. И он боялся ее оскорбить как-то неосторожно, как-то задеть и обидеть.

– Осьминог, да, – закивала Алла Геннадьевна подсиненной головой. – Проклятый, точно! Испортил жизнь моей девочке!

– А что с ней?! – вырвалось само собой, и Назаров тут же смутился.

Ему-то что за дело? Он уже почти десять лет женат на красивой, верной женщине Татьяне. И ее мать называет его на «вы» и по имени-отчеству. Правда, может и без должного уважительного подтекста, но называет именно так, не осьминогом.

– А с ней все в порядке! Не надейся! – Ее правая рука оторвалась от ручки зонтика, и указательный палец ткнул его в пуговицу на рубашке на груди, больно ткнул. – И не смей появляться ей на глаза, понял? Не смей! Если замечу тебя рядом, то… Уничтожу!

Назаров стремительно осмотрелся. Покупателей на рынке к этому часу было очень мало, и на них, конечно же, обращали внимание. Кто-то мимоходом, кто-то откровенно рассматривал. Старушка, продавшая ему абрикосы, даже рот открыла от любопытства.

Нехорошо…

– Извините, – пробормотал он.

Шагнул назад, вправо, обошел Аллу Геннадьевну и хотел было уйти. Но женщина вдруг поймала его сзади за рубашку. И дернула так, что та выбилась из-под ремня.

– Стой, когда с тобой разговаривают! – взвизгнула она так громко, что даже самые равнодушные подняли головы от помидорных и фруктовых пирамид и уставились на них с изумлением. – Не смей к ней приближаться, понял! Никогда! Если я узнаю, то я… Я уничтожу тебя! Уничтожу, осьминог проклятый…

Он выдернул край своей рубахи из крепких пальцев в ажурных перчатках и удалился быстрым шагом, почти бегом. И конечно, не видел и видеть не мог, с какой удовлетворенной улыбкой наблюдал эту неприятную сцену молодой симпатичный юноша, брызгающий ледяной водой из пластиковой бутылки на охапку сочной молодой кинзы.

– Чего скалишься? – спросила его женщина, подкладывающая зелень на прилавок. – Радуешься?

– Ага, – он звучно сглотнул слюну, наполнившую рот.

– А чему радуешься, идиот? – Женщина шлепнула его по макушке и показала на пустую бутылку: – Вода закончилась, не видишь? А он радуется!

– Как она его, а! – восхитился паренек, погружая пустую бутылку в бак с ледяной водой. – При всех, а! Здорово!

– Тебе-то что до этого?

Женщина вздохнула и потрогала макушку сына, по которой только что ударила. Не надо его бить по голове. Доктор говорил еще много лет назад, что не надо. Что-то в мозгах ее сына не так, что-то неправильно. И каждый удар по голове, пускай даже самый слабый, может спровоцировать обострение болезни. А она то и дело к его макушке прикладывается, дура! Теперь к вечеру жди чего-нибудь нехорошего. Либо подожжет снова во дворе что-то, либо станет по земле кататься и орать от боли. А что болит, в каком месте, не скажет ведь…

– Ма, ты что, не поняла? – Сын поймал руку матери, прижал к своему виску, улыбнулся странной потерянной улыбкой. – Это же ее мама! Сашина мама!

– И что? – Мать растрогалась, когда сын приложил ее влажные грязные пальцы к своим губам.

– А он – соперник. А она его как! А! Такая молодец тетя Алла! Такая молодец!

– Соперник, – грустно улыбнулась женщина и снова погладила сына по макушке. – Чей соперник-то, сынок?

– Мой, – ответил сын и странно глянул на мать. – Разве ты не знаешь, что я люблю Сашу? Давно люблю. И она будет моей женой, вот так…

Они подъехали к ее воротам с интервалом в три минуты. Ну что за чертовщина! Сначала подкатил Вадик Илюхин – сын маминой приятельницы – на новеньком, сверкающем внедорожнике. А потом подъехала длинная, представительского класса машина ее начальника – Усова Серафима Ильича.

Бамперы машин, как в поединке, сошлись у ее калитки сантиметрах в двадцати друг от друга. Моторы настороженно урчали, тонированные стекла не опускались. Соперники ждали ее решения.

Это мать сделала такое заявление, удовлетворенно улыбаясь за тюлевой занавеской. Ее это, кажется, забавляло. Саша их соперниками не считала, поскольку никому ничего не обещала. Никаких надежд. И ехать с ними никуда не хотела, хотя на работу уже пора было выезжать. Иначе опоздает.

– Придется тебе, дорогая, ехать с Серафимом, – подсказала мать, отходя от окна и рассматривая меланхоличные сборы дочери с явным неудовольствием. – Поедешь с Вадиком, на работе будут проблемы.

Это ясно. Но как объяснить бедному парню, что это предпочтение ничего такого в себе не несет, никакого смысла?

– Я беру его на себя, – улыбнулась мать и одернула край широкой кружевной накидки. – Он все равно никуда не спешит. Он в длительном творческом отпуске, как пояснила мне его мать. Я его сюда заманю и… И мы дождемся твоего возвращения, дорогая.

Саша обула беленькие босоножки на тоненьком высоком каблучке, взяла в руки белую сумочку, зонтик на всякий случай, поскольку дожди у них случались часто. Расправила складки на платье василькового цвета и с тяжелым сердцем вышла на улицу. Дорожка, выложенная от крыльца их особняка до чугунной калитки красивой тротуарной плиткой, показалась ей чрезвычайно короткой, хотя тянулась метров на пятнадцать. Девушка вышла за калитку, виновато улыбнулась тонированным стеклам внедорожника Вадика и шагнула в сторону седана своего босса. Тот тут же поспешил наружу.

– Сашенька… Прекрасно выглядишь… – затараторил Серафим, осторожно пожимая ее пальчики. – Мы опаздываем. В девять утра у нас встреча в мэрии.

– Извините, Серафим Ильич.

Саша вздохнула почти с облегчением. Вот, оказывается, чем вызван его утренний вояж к ее крыльцу. А она почти забыла, что назначена встреча, и встреча очень важная. Должен решиться вопрос о принадлежности земель в пользу Серафима. Она, как юрист и финансист, должна присутствовать, чтобы консультировать своего босса, который в некоторых вопросах бывал неграмотен, точнее, почти туповат.

Они обошли его машину сзади, поскольку Вадик и не думал сдавать назад и все так же наблюдал, не высовываясь наружу.

Тоже странный, да? Хоть бы поздоровался.

Ладно, мать с ним разберется. Лишь бы не затянула своих дипломатических разборок до ее возвращения. День обещал быть напряженным. И вечером ей всегда хотелось сначала в бассейн, устроенный еще отцом в цокольном этаже дома. Потом какой-нибудь прохладный фруктовый напиток, на которые мать была мастерицей. Затем легкий ужин и часа через полтора в кроватку.

А если у них дома к ее возвращению окажется Вадик, то…

– Заедем в отдел полиции по дороге, ты не против? – спросил шеф, выезжая с их тихой сонной улицы. – Это быстро. Нужно уладить кое-какие формальности.

– Что-то случилось? – вежливо поинтересовалась Саша, хотя ей было все равно, случилось что-то у Серафима Ильича или нет.

– Неприятная история с собакой, – нехотя промямлил Серафим.

– Вас покусали?! – округлила она глаза.

– Да нет, что ты, – отозвался он с легким раздражением. – Моя собака! Она пропала! Дорогая породистая сука. На ней могут знаешь какие деньги теперь делать! Какая-то, пардон, сволочь вдруг решила, что может поиметь меня таким вот образом, поиметь мои деньги и…

Саша вдруг вспомнила о своем щенке, которого отец ей позволил завести в десять лет. Милом пушистом дружелюбном создании, вечно норовившем лизнуть ее в щеку. Она так любила его, так холила и лелеяла, что едва не сошла с ума, когда бедное животное, вырвавшись за калитку, попало под колеса проезжающего автомобиля и погибло. С ума, конечно, не сошла, но ревела месяца два точно.

– Я всех на уши поставлю, чтобы они ее нашли! Всех! И мне плевать, кто станет ее искать: полковник, генерал… Моя собака должна быть у меня дома, все! – беседовал с лобовым стеклом Усов, безбожно нарушая правила дорожного движения на узких улочках их города. – И мои деньги должны работать только на меня, все…

• Предыдущая
• 7/55
• Следующая