Пленники судьбы - Монтефиоре Санта - Страница 21

— Нет, — ответил он.

— Тебе ведь известно, что это будет не просто статья об интерьере, не правда ли?

— Это не мое дело. Я буду фотографировать.

— И какой журнал напечатает твои снимки?

Панфило взглянул на Тото, который, озорно улыбнувшись, покачал головой, а затем сунул руки в карманы и тактично пошел вперед, оставляя их наедине.

— «Санди таймз».

— «Санди таймз»! — воскликнула Альба, отпрянув. — Ты прекрасно знаешь, что это издание требует серьезного освещения событий!

— Какое это имеет значение? Если я не займусь этим, то кто-то другой с радостью сделает это за меня.

Она поднесла руку к груди.

— О боже мой! Они все раскопают. Они могут даже выяснить, что, убивая маркиза, Фалько действовал не один.

— Не доказано даже, что Фалько причастен к убийству, не говоря уже о том, что у него мог быть сообщник. Не волнуйся, твоему отцу ничего не грозит, обещаю.

Роза надеялась, что красавец Люк возвратится в их ресторанчик, однако, даже несмотря на ее красивое красное платье и духи от Ив Сен Лорана, которые подарил ей Юджин на прошлое Рождество, англичанин так и не пришел. Она была удивлена, что ее чары не подействовали на него и он не прельстился ее милой мордашкой. В конце концов, она же слыла в округе настоящей красоткой, которую постоянно сравнивали с ее бабушкой Валентиной, ставшей местной легендой. Роза даже проработала сверхурочно в надежде увидеть Люка снова, убеждая себя, что немного флирта не помешает. Однако, помня о том, что совсем недавно ей просто чудом удалось выйти сухой из воды, покончив с романом на стороне, Роза не хотела в очередной раз рисковать семейным благополучием лишь затем, чтобы испытать трепетное волнение, откусывая кусочек запретного плода.

Роза практически не общалась с Козимой, поскольку ее детишек постоянно обвиняли в преступлениях, которых они не совершали. Сестры завтракали, сидя на террасе, увитой виноградной лозой, вместе с Альбой, Панфило, Юджином и ребятишками, и каждому удавалось не замечать остальных. Розе до смерти надоело ходить на цыпочках вокруг своей кузины, осознавая, что существование ее детей, должно быть, причиняет Козиме боль. Неужели не пора наконец-то надеть красивое платье, сделать прическу, нанести немного румян и губной помады и снова открыть себя этому миру? Если Козима будет упорствовать и дальше, то никакой мужчина ее не захочет. Франческо умер. Оплакивая, она не вернет его к жизни.

Альба, казалось, не замечала отчуждения в отношениях между двумя молодыми женщинами. Она была на взводе, узнав о том, что ее муж будет работать в замке, но Панфило дразнил ее, понимая, что он в конце концов все же добьется своего. Роза не могла понять, почему ее мать так сильно беспокоится об этом. Прошло уже тридцать лет — почти целая жизнь. Розу поражало то, что воспоминания Альбы были все еще свежи.

Роза сказала Юджину, что хочет, чтобы они переехали, хотя прекрасно знала, что это невозможно. У них не было денег, чтобы купить собственный большой дом, — только царские хоромы могли бы удовлетворить запросы Розы. Юджин сказал ей, что она бесчувственная, а она обвинила его в том, что он придирается к ней и больше не любит ее. В конце концов это вылилось в очередную ссору. Вообще, Роза очень боялась, что ее брак станет со временем очень скучным, но когда они с мужем ссорились, а потом мирились, она ощущала, что страсть все еще теплится в ней, и ей казалось, что она подбрасывает поленья в огонь. Она не считалась с тем, что ее мужу стоило невероятных усилий неоднократно заверять ее в своей преданности. Роза не понимала, что изматывала его с каждым новым приступом гнева и очередным примирением. Маленькое жалованье полицейского не позволяло удовлетворять ее ненасытную страсть к красивым вещам. Роза очень часто напоминала ворону, которую привлекают блестящие побрякушки, и от этого Юджин еще острее чувствовал свою несостоятельность.

Люк сидел на берегу, устремив взгляд на море. Он наслаждался возможностью побыть в уединении и упивался столь новым для него ощущением свободы, которое он обрел в Инкантеларии. Все в этом месте доставляло ему удовольствие, начиная от шумного крика птиц и кончая сладким запахом, который исходил от земли, вперемешку с целебным ароматом дикорастущих растений, затерявшихся среди высокой травы. Он получал наслаждение, наблюдая, как то и дело к берегу причаливают маленькие голубые лодочки с рыбаками, занимающимися своим маленьким бизнесом, чтобы потом снова отплыть в море.

За то время пока Люк подолгу лежал, загорая, возле бассейна, его тело впитало в себя солнечные лучи, и он потерял характерную для городских жителей бледность кожи. Он спал больше, чем обычно в течение последних двадцати лет, и его сновидения становились все менее тревожными, пока наконец вообще не перестали его посещать. Когда на землю спускались сумерки, он уходил подальше от замка и бродил по каменистому пляжу, добираясь туда по извилистой тропинке, ведущей вниз по склону. Со стороны подлеска доносилось стрекотание сверчков, а шелест травы предательски выдавал случайного кролика или змею. Было так здорово находиться наедине с собой под покровом ночи.

Думая о Фрейе, Люк ощущал тоску, словно лишился чего-то очень важного. Он горько сожалел о том, что не удержал ее тогда, поскольку был слишком молод и глуп. Он также вспомнил Аннабель, их мимолетную связь, лишенную чувств, и скучную вереницу похожих и таких же бессмысленных случайных встреч. Люк думал о Клер и своих малышках, а также о том, как он их разочаровал.

В свободное от работы время его жизнь была похожа на веселую карусель. Роскошные вечеринки сменялись ужинами в дорогих ресторанах, посещение фешенебельных клубов с обильным принятием коктейлей — вечеринками в Сан-Тропе, а за пребыванием на яхтах с полным штатом прислуги и возможностью прокатиться на водных лыжах следовало катание на лыжах в швейцарских Альпах. При всем при этом он, не задумываясь, строил отношения с людьми на меркантильной основе, руководствуясь лишь представлениями о состоянии человека и его положении в обществе.

Поезд его жизни с грохотом набирал бешеную скорость, пока развод вдруг не повлек за собой внезапную и унизительную остановку. В наступившей тишине, которая последовала за этим, Люк наконец-то смог спокойно оглянуться назад и проанализировать свою прежнюю жизнь. Невоздержанность и расточительность внушали ему теперь отвращение. Его друзья разбились на два лагеря — одни сочувствовали Клер, другие поддерживали его, но большинство просто куда-то упорхнули, подобно лепесткам, унесенным ветром, и продолжали вести светскую жизнь. Когда Люк забирал детей раз в неделю из школы, он чувствовал себя так, будто его проводят сквозь строй осуждающих мамаш, всем своим видом выказывающих неодобрение, и, к своему стыду, он понимал, что их гневные взгляды справедливы.

Здесь, в тиши Инкантеларии, Люк осознал, что больше не желает иметь ничего общего с тем человеком, которым он был прежде.

Наступило раннее утро, когда Люк наконец вернулся к действительности. Он поморгал и с трудом поднялся на затекшие от сидения ноги. А затем, взглянув на часы, увидел, что было всего лишь пять часов. Потянувшись, Люк почувствовал, как кровь приливает к мышцам, и долго стоял, наблюдая за восходом солнца. Красота этого чуда наполнила его душу желанием жить и быть счастливым. Ему вдруг захотелось вскопать землю, засеять в нее зерна собственными руками, а потом наблюдать, как всходят первые побеги. Однако он понятия не имел, как это делается и с чего надо начинать.

Возвратившись в замок, Люк увидел, что его мать занимается йогой на террасе.

— Что ты, скажи на милость, делаешь здесь в столь ранний час? — спросила она, неподвижно сидя в позе лотоса. На ней были длинная белая рубашка и льняные брюки такого же цвета, а ногти на босых ногах были накрашены таким ярким лаком, что выглядели просто вызывающе.

— Я хотел бы спросить тебя о том же.