Пленники судьбы - Монтефиоре Санта - Страница 40
- Предыдущая
- 40/86
- Следующая
Открыв молитвенник, Козима попыталась сосредоточиться на словах, настолько, насколько это позволяли сделать ее глаза, залитые горючими слезами. Церковь была заполнена людьми, священник говорил нараспев на латыни, размахивая кадилом, от которого исходил запах ладана. В тот день, когда был праздник святого Бенедикта, Козима заключила с Господом договор: в случае, если статуя заплачет, это будет для нее верным знаком, что ее сын находится с Ним, на Небесах. Ну а если нет, то она отдаст себя морской пучине, поскольку не может смириться с мыслью о том, что больше никогда не увидится с Франческо. Однако как же все-таки странно, что вместо чуда мироточения она получила весточку от Франческо. Действительно, пути Господни неисповедимы.
После мессы Козима дождалась, пока церковь опустеет, а затем приблизилась к столику, стоявшему перед ней. На нем таинственно мерцали расположенные в ряд маленькие свечи. Пахло ладаном. Этот запах еще не улетучился и продолжал сохраняться в теплом воздухе. Потянувшись рукой к свече, Козима заметила длинное белое перышко. Она была совершенно одна. Взяв перышко, Козима покрутила его в пальцах. Возможно, кто-то играет с ней? А может, это доказательство того, что ее сын пытается ей что-то сказать?
Священник, пройдя между рядами, подошел к ней, заметив под черной шалью легкое кремовое платье.
— Привет, Козима. С тобой все в порядке?
Ее рука заметно задрожала, когда она протянула ему перо.
— Вы случайно не находили это здесь после праздника святого Бенедикта?
Отец Филиппо нахмурил свои густые белесые брови.
— Нет, ничего подобного я тут прежде не видел. Вряд ли у нас в церкви завелась птица, а кроме того, это достаточно большое перо, не правда ли?
— Франческо любил перышки.
— Ну что ж, тогда считай это посланием от Господа, — произнес священник. — Чудеса случаются каждый день, дитя мое. Но в большинстве случаев мы отмахиваемся от них, списывая происходящее либо на случайное стечение обстоятельств, либо на простое везение.
— И вы действительно верите в это?
— Ну конечно же. Если Иисус Христос смог превратить воду в вино и накормить пять тысяч человек, имея всего две рыбы и пять хлебов, то ему уж точно ничего не стоит оставить для скорбящей матери перо.
— Спасибо, отец, — сказала Козима, прикладывая перо к губам так, как это делал Франческо. — А сейчас я зажгу свечу.
Отец Филиппо покинул ее, пребывая в полной уверенности, что ему удалось вернуть заблудшую овцу в стадо.
Роза теперь уже не знала, какой она хотела бы видеть Козиму — облаченной в траур или возродившейся к жизни. Когда ее кузина ходила вся в черном, скользя по дому словно призрак, то, несмотря на то, что она достаточно сильно раздражала своим присутствием, предпочитала хотя бы держаться в тени. Однако теперь, когда Козима вновь облачилась в модное платье, стала улыбаться и даже напевать что-то себе под нос, подобная веселость раздражала больше, чем былая скорбь. Роза уже сто раз пожалела о том, что пригласила Люка в их дом. Что бы там ни произошло между ними наверху, в спальне Козимы, для нее это имело неприятные последствия. И если кузина влюбилась в Люка, то сама мысль об этом была Розе просто невыносима. Конечно же, для нее самой он был недоступен, но если она не могла заполучить его, то провалиться ей на месте, если это удастся ее сестре. Если бы Козима с самого начала не повела себя настолько глупо, отдавшись женатому мужчине, то Франческо так никогда и не появился бы на свет, а вся эта трагедия, последовавшая за этим, никогда бы не произошла. Козиме остается винить только себя. Она не достойна Люка.
Была глубокая ночь, когда Роза незаметно выскользнула из дома. Она любила нежный покров темноты, тишину утесов, мягкий шепот морского прибоя, доносившийся снизу. В это время суток она могла рисовать в своем воображении совершенно другую жизнь — не такую, какой она была на самом деле, а такую, какой она могла бы стать. Валентина жила, повинуясь велениям своего сердца. Будучи на вид простой деревенской девчонкой, она умудрилась стать одновременно возлюбленной маркиза и любовницей печально известного Люпо Бианко. Вот это был шик! Валентина ходила по лезвию ножа. И жила в достатке. Роза знала, что и у нее это могло бы получиться. Сейчас времена изменились, но она такая же хитрая лиса. Это было у нее в крови. И в крови Альбы. Но мать влюбилась в Панфило, который обладал неповторимой смесью шарма и риска. Наверное, если бы Роза встретила такого же человека, как ее отец, то никогда бы и не мечтала об иной судьбе.
Вся беда состояла в том, что ее жизнь здесь, в Инкантеларии, была весьма однообразной. Когда Роза повстречала Юджина, он, казалось, олицетворял собой все, о чем только она могла мечтать. Он был мужественным, сильным, красивым, занимал ответственный пост полицейского, но, увы, ему никогда не суждено было стать богачом. Ей следовало бы найти мужчину со средствами, чтобы он мог содержать ее как настоящую леди. А теперь она была матерью, навеки привязанной к домашнему очагу. Короткий роман, который она завела на стороне, стал для нее лишь мимолетным развлечением, и ей крупно повезло, что ее не поймали на горячем. Люк производил впечатление мужчины, знавшего, как доставить удовольствие женщине, и наверняка был богат. Ей следовало бы требовать от жизни мужа такого, как он, а не останавливать свой выбор на местном полицейском с жалованьем крестьянина. Тогда она смогла бы путешествовать, повидать мир, жить в Лондоне и Париже, ходить по магазинам Нью-Йорка и Милана, сидеть в первом ряду на показах мод, одеваться, как принцесса, и ее бы обслуживал сам Карл Лагерфельд и такие законодатели моды, как Дольче и Габбана. А сейчас она лишь краем глаза могла смотреть на этот волшебный мир, листая журналы «Вог» и «Харперз базар».
Когда Роза возвратилась домой, Юджин даже не пошевелился. Она забралась в постель, легла на спину и уставилась в окно. Ей было всего двадцать шесть. Это ее жизнь. Чего еще ожидать от будущего?
Открыв глаза, Юджин прислушивался к дыханию жены. Оно становилось все тяжелее, пока она наконец не забылась сном. Он размышлял, куда она могла ходить ночью — просто подышать свежим воздухом или на свидание с другим мужчиной. Его ревность становилась сильнее при мысли о ее измене, а в голове шумело от догадок. Он, конечно же, мог прямо в лицо задать ей этот вопрос, тем самым вызвав очередную ссору, а еще подставив под удар самого себя, провоцируя обвинения в том, что он ей не доверяет. Или же он мог сделать вид, что ничего не произошло, надеясь на то, что он все-таки ошибается насчет ее связи на стороне. Закрыв глаза, Юджин молил Бога о том, чтобы Роза оказалась ни в чем не повинной и его подозрения не подтвердились. Тем более доказательства были весьма неубедительными — плод его ревнивого воображения. С этой женщиной нелегко было жить в браке, однако у него не было выбора. Он ее безумно любил.
Несмотря на огромное желание Максвелла остаться в замке, Диззи была непреклонна в своем решении. Она и так достаточно натерпелась, наблюдая, как он заигрывает с Сэмми. Ромина была рада, что они наконец-то уезжают. Уж кто-кто, а Максвелл и Диззи явно загостились.
— Даже как-то грустно, что они покинули нас, — сказала Ма, наблюдая, как их машина исчезает вдали. — По-своему я привязалась к ним…
— Задержись они дольше, и мне пришлось бы выставлять охрану возле дверей в комнату Сэмми, — сказал Люк.
— Прежде Диззи вонзила бы нож бедняжке в спину, — сказала его мать. — Если бы взглядом можно было убить, Сэмми уже давно была бы покойницей.
Ромина никогда не уставала от общества людей. Не успела она распрощаться с Максвеллом и Диззи, как приехал ее родной брат Джованни. Нэнни был крупным и круглым, как яйцо, мужчиной, набравшим вес, питаясь в основном макаронами и сыром, с тонкими лодыжками, которые он демонстрировал, надевая короткие брюки и яркие носки. Из-за рака горла его голос стал высоким и гнусавым. Но несмотря на болезнь, Джованни беспрестанно курил и не собирался отказываться от употребления пищи, которую он любил.
- Предыдущая
- 40/86
- Следующая