Самая правильная ведьма. Трилогия (СИ) - Смирнова Ольга Викторовна - Страница 47

Мира немного растерялась от такого пыла:

— Но… как же… как же колдуны, которые проклятия накладывают? Они же живут себе и процветают! Как же их души?

— А нет у них душ, — ответила за Тима знахарка. — Нету и не было никогда. Точнее, очень — очень давно.

— А Рич?

— И у него нет, — сказал он.

— А… ты?

— Я человек, Миранда. В общем и целом.

— Но… как? А в частности?

— Вот как‑то так… — усмехнулся парень по — доброму, второй вопрос проигнорировав. — Как‑то так получился. Если бабушка у тебя ведьма — все невозможное становится возможным. — И хитро покосился на зардевшуюся Матрену Патрикеевну.

Значит, ведьма все‑таки она, — сделала единственно возможный вывод Мира. — Или нет, не так, она — все‑таки ведьма. Но как? Почему ее седьмое чувство молчит? И почему ей кажется, что Тим что‑то недоговаривает про себя? Ладно, сейчас это не важно, важно другое:

— Но, Тим, я же умру! Я умру! Я не хочу умирать! Что мне делать?

Тим мрачно уставился перед собой:

— Не знаю. Я не знаю, что тебе делать. Знаю только, чего тебе делать ни в коем случае нельзя.

— Отлично. — Ведьмочка вспылила и, подхватив сумку, куда сложила зеркальце и колечко, двинулась к выходу. — Вот и стой на этом, а я пойду жизнь свою спасать. И без твоих советов прекрасно обойдусь!

И гордо подняв голову, выплыла из лавки, не забыв сердечно поблагодарить Матрену Патрикеевну за гостеприимство и в пояс поклониться в знак глубочайшего уважения.

Часы на телефоне показывали без четверти девять, когда злая на весь белый свет Мира подошла к подъезду. Она дико устала, издергалась, к отвратительному настроению добавилась усиливающаяся головная боль. И что? Что дальше? Сложить лапки и ждать конца? Или попытаться отдать проклятие, обрекая себя на участь еще худшую? Может, Тим и приукрасил, но чутье подсказывало ведьмочке, что не сильно. Он вообще хороший, этот нескладный рядовой, зря она все время ему грубит. Хотя какая теперь разница?

Солнце ушло за горизонт, длинные тени исчезли в вечернем сумраке, на улицах зажглись веселые огоньки. Вокруг Миры кипела жизнь — проносились на бешеной скорости автомобили, шли, смеясь и шутливо толкая друг друга, разношерстные компании, и вскоре девушке стало казаться, что она чужая здесь, в этом городе, в этом доме, даже в своей квартире. Ей здесь не место. Она даже ведьмой настоящей стать не сумела, чего уж говорить об остальном. Первый парень — изменил. Соседка — избила. Ангел — хранитель — вечно издевается. А теперь над ее жизнью, которая и так ковыляла ни шатко, ни валко, нависла реальная угроза.

Заметно похолодало, и предусмотрительно захваченная ветровка была извлечена из сумки и надета.

Грустно, конечно, но что поделаешь. Вздохнув, девушка присела на скамейку во дворе своего дома, не зная, что делать дальше. В квартиру идти одной — страшно, звонить Тиму и просить о помощи — глупо и болезненно для самолюбия, проситься на постой к Лане — велика вероятность, что до утра тебя используют как еду. Видимо, придется ночевать на лавочке. А еще лучше, заняться поисками того, кому проклятие можно отдать. Не то, чтобы Мира окончательно решилась на этот шаг, но все‑таки…

— Чего нос повесила, коровушка?

Мира даже внимания на оскорбление не обратила — ей хотелось забиться в темный угол и зарыдать от отчаяния.

— Да ладно, колись, чего случилось? Мне тут опять отлучиться пришлось по срочному делу — нас проверками заколебали, через каждые два часа то одно, то другое. Теперь им мой внешний вид не понравился, видишь ли, представляешь? — в голосе ангела звучало возмущение, обида и искренне непонимание. — Нет, ты мне скажи, чего они пристали, а? Ты посмотри, посмотри, и скажи!

Мира послушно посмотрела и против воли рассмеялась — показавшийся в полный рост ангел и в самом деле выглядел… не ангельским образом. Никаких тебе рубашечек беленьких и штанишек с рюшами. Никаких благообразных вышивок, ничего подобного. Перед Мирой красовался крепенький парнишка в красных обтягивающих лосинах и черной майке с надписью — «Я твой ангел». Он был босой. Впечатляющего размера крылья были выкрашены во все цвета радуги. Петр повертелся перед Мирой и спросил:

— Не, что им не нравится? Вот что? Никакой свободы самовыражения! Никакого понимания среди собратьев! Костное, примитивное мышление и стадный инстинкт! И это среди Истинно божьих творений!

— Мммм… оригинальненько так… — ведьмочка даже не знала, что сказать. — Особенно крылья хороши…

— Тебе правда нравится? — лицо рыжего засияло, как рождественская елка. — Две ночи убил, пока нужные цвета подобрал. По — моему, круто получилось!

Мира согласно кивнула и, думая о своем, спросила:

— Скажи, а у меня есть душа?

Рыжий такой резкой смены темы разговора не ожидал:

— Ну есть, а что?

— А правда, что у колдунов души нет? — продолжала Мира.

— Нет. В смысле, правда, что нет.

— А почему?

— Что почему? — похлопал глазами ангел и вновь оставил видимым одно лицо.

— Почему у меня есть душа, а у них нет?

— Тебе кратко или с отступлениями историческими? И вообще, ты чего здесь расселась? Домой пойти не хочешь?

— Какое домой? — губы у Миры затряслись. — У меня ж там… разгром. И Тим сказал, что какой‑то теорин нашли. А он — врееедный…

Ангел закатил к небу глаза:

— Мда, легкой жизни, как видимо и смерти, тебе не видать. Чего колдун сказал?

— Что умру я завтра, вот что, — буркнула Мира, водя пальцем по лавке, скрывая навернувшиеся на глаза слезы. — Так что, братец, получишь ты свой четвертый ранг очень и очень скоро…

— То есть как скоро? — не на шутку встревожился Петр. — Касс же говорил…

— Да много чего твой Касс говорил. Только Рич посмотрел и сказал, что от теорина действие проклятия усилилось и… — слова закончились, из глаз опять полились слезы. — Короче, сдохну я, и все. Не сегодня, так завтра! — и с силой ударила кулаком по лавочке. Легче не стало, только пальцы отшибла.

Рыжий задумчиво пожевал губу:

— Ты, коровушка моя, не горюй. Он ж те выход предложил, поди? И я берусь угадать, какой именно. Спорим?

— Да что с тобой спорить… — махнула рукой Мира.

— Давай, ну давай поспорим, что я угадаю! Ну же! — в голосе ангела звучал азарт. — На что угодно спорю, что угадаю! Эти черти разнообразием никогда не отличались!

Мира вздохнула:

— Да богиня с тобой. Давай. Мне уже все равно, если честно.

— А на что? На что? — продолжал прыгать около нее ангел. — Давай на щелбан, а?

— На какой щелбан? — не согласилась Мира. — Ты ж — привидение.

— Сама ты привидение. Я — лик.

— Да мне пополам. Тела у тебя нет — как я щелбан буду отвешивать? Да и ты мне — хотя это маловероятно — тоже?

— Да не все ли равно? Я ж по любому выиграю, так что не заморачивайся раньше времени. А я разберусь, не волнуйся. Я в свое время руку набил в этом деле, не подумай, что хвастаюсь, ради Истины…

Мира могла бы еще поспорить, или повыспрашивать, как именно он собирается отвешиваться ей щелбан, будучи не призраком, а по его же словам «ликом», но сил не было, поэтому махнула рукой:

— Ладно. Давай так. Что он мне предложил, по — твоему?

— А предложил он тебе проклятие твое подарить. В смысле отдать. Найти кого‑нибудь и с его неоценимой помощью провести обряд по передаче. Так?

Мира кивнула, не скрывая удивления:

— Но… откуда ты знаешь? Подслушивал, да?

Ангел оскорбленно поджал губы:

— Я — ангел. Я не опускаюсь до банальности. Тем более, что у вас интересного можно услышать? Не поверишь, но каждое поколение твердо убеждено, что изобрело все на свете, включая секс и философию, хотя ничего нового не привносит в устройство этого мира. Одни пошлости и словоблудие. Зато гонору, гордыни и самолюбия… и не верят, что боги уже давно все за всех решили, фигуры на шахматной доске расставили и двигают их по своему усмотрению, называя это проявлением божественной воли. Играются ребятки уже много столетий. — И с подозрением посмотрел на Миранду, заинтригованную неожиданной откровенностью ангела. — Я надеюсь, ты не фаталистка? Потому что судьбы нет, есть лишь желания богов и точка. Но что‑то я отвлекся…