После – долго и счастливо - Тодд Анна - Страница 53

• Предыдущая
• 53/101
• Следующая

Но все, о чем говорит Кен, не имеет для меня смысла. Почему он вытерпел от меня столько дерьма, если было хотя бы слабое подозрение, что я вообще не его проблема?

– Значит, это правда? Он твой отец, да? – спрашивает он, словно теряя живительную силу, которая поддерживала его существование. Сильный устрашающий мужчина из моего детства исчез, превратившись в человека с разбитым сердцем, готового разрыдаться.

Мне хочется сказать ему, что он идиот, если пытается примириться со мной, и что мы с мамой никогда не забудем тот ад, в который он превратил мое детство. Это его вина, что я подружился с демонами и сражаюсь с ангелами и что теперь меня ждет теплое местечко в аду, а в рай дорога закрыта. Это его вина, что Тесса не хочет быть со мной. Его вина, что я причинял ей боль столько раз, что и сосчитать трудно, и его вина, что только теперь я пытаюсь исправить ошибки, которые совершал двадцать один год.

Но вместо того чтобы высказать все это, я не произношу ни слова. Кен выдыхает.

– С самой первой минуты, как я тебя увидел, я знал, что ты его сын.

Его слова буквально вышибают воздух из моей груди вместе со злыми мыслями из головы.

– Я это знал. – Он пытается не заплакать, но тщетно. Я с досадой отворачиваюсь от слез на его щеках. – Знал. Как я мог не знать? Ты был вылитый он, просто копия, и с каждым годом твоя мать все больше плакала и все чаще ускользала к нему. Я знал. Я не хотел это признавать, потому что ты – все, что у меня было. Твоя мать никогда не принадлежала мне по-настоящему. С той минуты, как я ее встретил, она принадлежала ему. Ты – все, что у меня было, но, позволив злости одержать верх, я и это разрушил.

Он умолкает, чтобы перевести дыхание, и я сижу в неловком молчании.

– С ним тебе было бы лучше, я это знал, но любил тебя – и до сих пор люблю как родного – и могу только надеяться, что ты разрешишь мне остаться в твоей жизни.

Он все еще плачет, слезы градом катятся по его лицу, и я понимаю, что жалею его. С плеч словно спала часть груза, и я чувствую, как годы, полные злости, растворяются во мне. Не знаю, что это за чувство, но оно сильное и дарует свободу. Когда он поднимает на меня глаза, я уже сам не свой. Я – уже не я, и это единственное объяснение, почему мои руки тянутся к его плечам и обнимают его, чтобы утешить.

Он начинает дрожать, а затем рыдать, сотрясаясь всем телом.

Дорога была именно такой ужасной, как я и предвидела. Казалось, она просто не желает заканчиваться: каждый элемент желтой разметки – словно одна из его улыбок, одна из его ухмылок. Каждая бесконечная полоса движения словно насмехалась над ошибками, которые я совершила. Каждая машина на дороге – очередной незнакомец, другой человек со своими проблемами. В маленькой машине я чувствовала себя одинокой, слишком одинокой, и только все дальше и дальше уезжала от места, где хотела быть.

«Не глупо ли это с моей стороны? Хватит ли у меня сил бороться с течением в этот раз? И хочу ли я бороться?»

Какова вероятность того, что в этот, уже, наверное, сотый раз все будет по-другому? Или он, отчаявшись, просто использует слова, которые я всегда хотела услышать, потому что понимает, насколько я отдалилась?

Моя голова – будто роман в две тысячи страниц, полный глубоких мыслей, бессмысленной болтовни и дурацких вопросов, на которые я не знаю ответов.

Когда я припарковалась у дома Кимберли и Кристиана, напряжение в плечах стало просто невыносимым. Я буквально чувствую мышцы под натянутой до предела кожей. Пока я стою в гостиной, ожидая Кимберли, напряжение только растет.

На лестнице появляется Смит и брезгливо морщит нос.

– Она сказала, что спустится, как только закончит разминать папину ногу.

Я не могу удержаться от смеха при виде этого мальчишки с ямочками на щеках.

– Хорошо, спасибо.

Открыв мне дверь пару минут назад, он не сказал ни слова. Просто осмотрел меня с головы до ног и, едва улыбнувшись, махнул рукой, приглашая войти. Меня впечатлила эта улыбка, неважно, слабая или нет.

В полном молчании он садится на край дивана. Он сосредоточен на гаджете в руке, а я – на нем. Младший брат Хардина. Так странно, что этот чудесный мальчишка, которому я, похоже, не слишком нравлюсь, все это время был биологическим братом Хардина. В этом есть смысл: он постоянно спрашивал о Хардине и, кажется, наслаждался его компанией, в отличие от большинства других людей.

Он поворачивается и замечает, что я его разглядываю.

– Где твой Хардин?

«Твой Хардин». Каждый раз, как он задает мне этот вопрос, мой Хардин где-то далеко. На этот раз дальше, чем когда-либо прежде.

– Он…

В комнату врывается Кимберли и устремляется ко мне, протягивая руки. Конечно же, она на каблуках и накрашена. По всей видимости, внешний мир продолжает жить своей жизнью, даже если у меня внутри все застыло.

– Тесса! – визжит она, обнимая меня за плечи и сжимая так сильно, что я начинаю кашлять. – Как же давно мы не виделись! – Она еще раз обнимает меня перед тем, как отпустить, и за руку тащит на кухню.

– Как дела? – спрашиваю я и забираюсь на барный стул, на котором всегда сижу.

Стоя у барной стойки, она собирает свои светлые волосы до плеч и завязывает их в растрепанный пучок на макушке.

– Ну, мы все выжили после этой проклятой поездки в Лондон. – Она корчит рожу, и я делаю то же самое. – Еле-еле, но выжили.

– Как нога мистера Вэнса?

– Мистера Вэнса? – смеется она. – Нет, не нужно переходить на «вы» из-за всего случившегося. Думаю, тебе стоит остановиться на Кристиане или Вэнсе. Его нога заживает: к счастью, огонь добрался в основном до одежды, а не кожи. – Она хмурится, по плечам пробегает дрожь.

– У него неприятности с законом? – спрашиваю я, пытаясь не давить.

– Да нет. Кристиан выдумал историю про компанию панков, которые якобы вломились в дом и устроили погром, прежде чем его поджечь. Теперь это дело о поджоге без единой улики.

Покачав головой и закатив глаза, она проводит руками по платью и смотрит на меня.

– Ну а ты как, Тесса? Я очень сожалею о твоем отце. Нужно было звонить тебе почаще, но я была занята – пыталась во всем разобраться. – Кимберли тянется через гранитную столешницу и накрывает мою ладонь своей. – Хотя, конечно, это не оправдание…

– Нет-нет, не извиняйся. На тебя столько всего навалилось, а последнее время я не лучший собеседник. Если бы ты позвонила, я, возможно, даже не была бы в состоянии ответить. Я была в буквальном смысле не в себе. – Я пытаюсь рассмеяться, но даже мне самой заметно, как неестественно и сухо звучит голос.

– Еще бы.

Она скептически меня оглядывает.

– И что тут у нас произошло? – Она проводит передо мной рукой, и я обращаю внимание на замызганную толстовку и грязные джинсы.

– Не знаю, это были долгие две недели, – пожимаю я плечами и заправляю нечесаные волосы за уши.

– Ты явно снова в депрессии. Хардин натворил что-то еще или это все после Лондона?

Кимберли вскидывает бровь дугой, напоминая мне, как, должно быть, заросли мои собственные брови. Мне было совсем не до выщипывания и восковой депиляции волос, но Кимберли одна из тех женщин, которые всегда внушают желание хорошо выглядеть, чтобы не отставать от них.

– Не совсем. Ну, в Лондоне он натворил то же самое, что и обычно, но я в конце концов сказала ему, что между нами все кончено.

Голубые глаза Кимберли полны скептицизма, и я добавляю:

– Я серьезно. Я собираюсь переехать в Нью-Йорк.

– Нью-Йорк? Какого черта? С Хардином? – У нее отвисает челюсть. – Ох, о чем это я, ты ведь только что сказала, что вы расстались. – Она демонстративно хлопает себя по лбу.

– Вообще-то с Лэндоном. Он переводится в Нью-Йоркский университет и спросил, не хочу ли я присоединиться. Я пропущу лето и, если получится, с осени начну учебу.

– Ого, погоди минутку, дай прийти в себя, – смеется она.

– Это хороший шанс. Я это знаю. Просто мне… мне нужно уехать отсюда, а теперь, с переездом Лэндона, все обретает смысл.

• Предыдущая
• 53/101
• Следующая