После – долго и счастливо - Тодд Анна - Страница 65

• Предыдущая
• 65/101
• Следующая

– Вам что-то нужно? – рявкаю я. Не его вина, что я делюсь надеждами на будущее с этой девушкой, а он помешал, но он продолжает стоять на месте и без толку тратить мое время.

– Нет, сэр. Больше ничего не желаете? – спрашивает он, покраснев.

– Нет, ничего, огромное спасибо. – Тесса одаривает его широкой улыбкой, стараясь сгладить неловкость и извиниться за мой дурной характер. Он улыбается ей в ответ и наконец уходит.

– В любом случае я лишь говорю то, что должен был сказать уже давно. Иногда я забываю, что ты не умеешь читать мои мысли и не знаешь всего, что я о тебе думаю. Хорошо бы, если бы умела, тогда ты любила бы меня больше.

– Вряд ли я могла бы любить тебя еще больше. – Она перебирает пальцами.

– Правда? – улыбаюсь я, и она кивает.

– Но мне нужно кое-что сказать тебе, и я не знаю, как ты к этому отнесешься.

Голос у нее слегка срывается, и я начинаю паниковать. Понятно, что она уже поставила на нас крест, но я могу заставить ее передумать. Я в этом уверен. Я настроен решительно как никогда – даже не знал, что такое бывает.

– Говори. – Я стараюсь, чтобы это прозвучало как можно более непринужденно, и откусываю большой кусок бургера. Иначе не заставить себя заткнуться.

– Ты ведь знаешь, я была у врача.

У меня в памяти всплывает, как она плакала и что-то бормотала на эту тему.

– У вас все в порядке? – Перед нами снова возникает этот чертов официант. – Как еда? Может быть, вам принести еще воды, мисс?

«Черт возьми, он это серьезно?»

– Все хорошо, – рычу я в ответ. Рычу в буквальном смысле слова, словно бешеная собака. Он сваливает, а Тесса указывает пальцем на пустой стакан.

– Черт. Вот, возьми. – Я передаю ей свою воду, и она, улыбнувшись, делает глоток. – Что ты там говорила?

– Мы можем поговорить об этом как-нибудь потом. – Она наконец пробует свою еду.

– Ну уж нет. Знаю я этот трюк, сам его придумал. Как только поешь, сразу расскажешь. Пожалуйста.

Она откусывает еще кусочек, стараясь отвлечь меня, но нет, ничего не выйдет. Я хочу знать, что сказал врач и почему она так странно себя ведет. Если бы мы не сидели сейчас на людях, разговорить ее было бы куда проще. Мне наплевать, я и сцену могу закатить, но ей будет неловко, поэтому я стараюсь быть паинькой. У меня получится. Получится найти равновесие между тем, чтобы быть хорошим и сговорчивым, и тем, чтобы не чувствовать себя полным идиотом.

Я жду еще пять минут, пока она соберется с духом, и вот она уже начинает бесцельно ковырять в тарелке.

– Ты поела?

– Не оч… – Она смотрит на свою полную тарелку.

– Что?

– Не очень вкусно, – шепчет она, оглянувшись, чтобы убедиться, что никто не слышит.

Я смеюсь.

– Поэтому ты вся так покраснела и шепчешь?

– Тише, – машет она рукой. – Я очень голодная, но есть это невозможно. Даже не знаю, что это такое. Просто нервничала и ткнула в первое попавшееся блюдо.

– Сейчас скажу, чтобы тебе принесли что-нибудь другое.

Я встаю, но она, перегнувшись через столик, хватает меня за руку.

– Нет, не надо. Пойдем отсюда.

– Прекрасно. Тогда заедем в какой-нибудь фаст-фуд и возьмем тебе что-нибудь. И ты наконец расскажешь, что у тебя стряслось. Я уже просто с ума схожу.

Она кивает, и вид у нее немного безумный.

Одна остановка у кафе с тако, и Тесса сыта, а мое терпение утекает с каждой секундой тишины между нами.

– Я испугал тебя этими разговорами о детях? Наверное, вывалил на тебя слишком много за раз, но последние восемь месяцев я все держу в себе и больше не хочу скрывать свои чувства.

Я хочу рассказать ей про всю ерунду, которая крутится у меня в голове. Мне хочется смотреть на то, как забавно солнце подсвечивает ее волосы, когда она сидит на пассажирском сиденье, – пока не ослепну. Хочется слышать, как она, постанывая, закрывает глаза, когда откусывает от тако, – клянусь, на вкус это как кусок картона, но ей нравится, – пока не оглохну. Мне хочется дразнить ее за пятнышко под коленкой – то, которое она всегда пропускает, когда бреет ноги, – пока не осипну.

– Нет, дело не в этом, – прерывает она мои размышления, и я поднимаю глаза, прекратив пялиться на ее ноги.

– Тогда в чем же? Дай угадаю: насчет свадьбы ты уже сомневаешься, а теперь и детей не хочешь?

– Нет, не то.

– Да уж надеюсь, потому что ты, черт возьми, прекрасно знаешь, что из тебя выйдет отличная мать.

Она со всхлипом хватается за живот.

– Я не могу.

– Мы можем.

– Нет, Хардин, я не могу. – Она с таким выражением смотрит на свой живот и руки, что, слава богу, я сейчас не за рулем, иначе мы вылетели бы на хрен с дороги.

Врач, слезы, вино, разговоры о Карен и ее ребенке и это «не могу», которое я сегодня слышал уже раз сто.

– Не можешь… – Я наконец-то понимаю, что она имеет в виду. – Это из-за меня? Я что-то тебе сделал?

Понятия не имею, что я мог сделать, но так всегда: из-за меня с Тессой случается что-то плохое.

– Нет-нет, ты здесь ни при чем. Просто со мной кое-что не в порядке. – Ее губы дрожат.

– Вот как. – Хотелось бы мне выдавить из себя что-то еще, что-нибудь более подходящее.

– Да. – Она потирает низ живота, и я буквально чувствую, как в тесном салоне становится нечем дышать.

Несмотря на запутанность ситуации, несмотря на то что и сам я ужасно запутался, в груди что-то будто обрывается. Перед мысленным взором проносятся маленькие девочки с каштановыми волосами и серо-голубыми глазами, маленькие зеленоглазые мальчики со светлыми волосами, детские чепчики и крошечные носочки со зверюшками – все то, от чего меня когда-то безудержно тошнило. Голова идет кругом от того, что все это сейчас рассыпалось в прах и унеслось по ветру туда, где умирают несбывшиеся мечты.

– Ну, это возможно, но вероятность очень мала. Будет большой риск выкидыша, и у меня такая чехарда с гормонами, что вряд ли я решусь на эту пытку. Я не смогу пережить потерю ребенка или многолетние безуспешные попытки забеременеть. Видно, просто не судьба мне стать матерью. – Она выпаливает эту чепуху, стараясь меня успокоить, но ее слова неубедительны, и как бы она ни старалась меня убедить, что справилась с ситуацией, кажется, что-то сомневаюсь.

Она смотрит на меня, ожидая, что я скажу что-нибудь, но у меня нет слов. Не знаю, что ей сказать, и не могу на нее не злиться. Это чертовски глупо, эгоистично и абсолютно несправедливо, но я ничего не могу поделать со своими чувствами и боюсь, что, если открою рот, ляпну что-нибудь не то.

Не будь я таким придурком, я бы ее успокоил. Обнял бы и сказал, что все будет хорошо, что не нужно нам никаких детей, можно усыновить ребенка или придумать что-то еще.

Однако в жизни все по-другому: мужчины – не герои из книжек, они не могут измениться за одну ночь, и никто в этом мире не застрахован от ошибок. Я не Дарси, а она не Элизабет.

Она вот-вот расплачется:

– Ну скажи хоть что-нибудь.

– Не знаю, что сказать. – Меня едва слышно, в горле пересохло. Я словно проглотил пригоршню пчел.

– Ты ведь все равно не хотел детей? Я подумала, что в таком случае это все неважно… – Если я сейчас взгляну на нее, то увижу, что она плачет.

– Раньше я так и думал, но теперь, когда знаю, чего лишился…

– О.

Спасибо и на этом, а то неизвестно, что еще могло вырваться.

– Можешь просто отвезти меня обратно в…

Я киваю и завожу машину. Черт возьми, какую же боль причиняет то, чего ты никогда не хотел.

– Прости, я всего лишь… – Я осекаюсь. Похоже, мы оба не в состоянии закончить фразу.

– Все в порядке, я понимаю. – Она прислоняется к окну, и мне кажется, что ей хочется оказаться как можно дальше от меня.

Душой я стремлюсь успокоить ее, подумать о том, как ей сейчас тяжело и что она чувствует.

Но разум сильнее, гораздо сильнее, и я просто злюсь. Не на нее, на ее организм и ее мать. На то, что, чем бы оно ни было, не работает так, как нужно. Я злюсь на весь мир – за то, что получил очередную пощечину, и на себя – за то, что не могу ничего ей сказать, пока мы едем по городу.

• Предыдущая
• 65/101
• Следующая