Нога как точка опоры - Сакс Оливер - Страница 10

Слово «неупотребление» вроде бы принесло ей облегчение.

– Да, неупотребление, – пробормотала она скорее себе, чем мне. – Не сомневаюсь, все объясняется именно неупотреблением.

Врач положила руку мне на бедро и пощупала мускулы, и опять мне показалось, что на ее лице промелькнуло выражение изумления и беспокойства и даже нескрываемого отвращения, как бывает, когда неожиданно касаешься чего-то мягкого и извивающегося. При виде этого, хотя взгляд врача тут же стал профессионально вдумчивым, все мои собственные страхи, до того подавлявшиеся, вернулись с удвоенной силой.

– Ладно! – рявкнула физиотерапевт прежним слишком громким и бодрым голосом. – Ладно! Хватит щупать, измерять и разговаривать – давайте что-нибудь сделаем!

– Что? – спросил я тихо.

– Сократите мышцу, а вы что думали? Я хочу, чтобы вы напрягли четырехглавую мышцу на этой ноге – мне не нужно говорить вам, как это делается. Просто напрягите мускулы. Заставьте мышцу затвердеть – там, где лежит моя рука. Ну же, вы совсем не стараетесь! А теперь с другой стороны.

Я тут же сильно напряг четырехглавую мышцу на правой ноге. Однако когда я пытался сделать то же с левой, не было ни следа напряжения, ни следа затвердения. Я снова и снова пытался это сделать – без всякого результата.

– Похоже, у меня не очень-то получается, – сказал я жалобно.

– Не теряйте мужества! – проорала физиотерапевт. – Существует множество способов… Очень многие испытывают затруднения при напряжении – изометрическом сокращении мускулов. Нужно думать о движении, а не о мышце. В конце концов, люди двигаются, совершают разные действия, а не просто напрягают мускулы. Вот тут ваша коленная чашечка – прямо под гипсом. – Она постучала по гипсу сильными пальцами, и раздался странный неживой звук. – Ну просто подтяните ее к себе. Подтяните вверх коленную чашечку – это нетрудно, раз связки восстановлены.

Я потянул. Ничего не произошло. Я тянул снова и снова. Я тянул до тех пор, пока не стал пыхтеть от усилий. Ничего, совсем ничего не происходило – ни малейшего намека на движение. Мускулы были неподвижны, как спущенный шарик.

Физиотерапевт начала выглядеть встревоженной и огорченной и сурово сказала мне своим голосом тренера:

– Вы не стараетесь, Сакс. Вы на самом деле не стараетесь!

– Прошу прощения, – виновато ответил я, вытирая со лба пот. – Я полагал, что прилагаю массу усилий.

– Нуда, – проворчала она. – Похоже, вы вовсю трудились, да только ничего не вышло. Ладно, не нужно беспокоиться, у нас еще есть разные способы! Подтягивание коленной чашечки все-таки в определенной мере действие изометрическое и может быть более трудным потому, что коленной чашечки вы не видите. – Она постучала по непрозрачному гипсу костяшками пальцев, как в дверь.

– Здорово было бы, будь он прозрачным, – откликнулся я.

Она решительно покивала.

– А еще лучше, если бы гипсовые повязки вообще не применялись… здоровенные неуклюжие штуки, порождающие множество проблем. Гораздо лучше обездвиживать суставы скобами – только не пытайтесь сказать об этом ортопедам. Они ведь ничего не смыслят в физиотерапии! – Она резко оборвала себя, смутившись. – Я не хотела этого сказать, – пробормотала она голосом, весьма отличавшимся от ее командирских интонаций. – У меня просто вырвалось… Однако… – Она поколебалась, но потом, прочтя на моем лице понимание и одобрение, продолжала: – Я ничего не хочу сказать против ортопедов – они делают нужную работу, – только, похоже, совсем не думают о движениях и позах, о том, как вы будете что-то делать после того, как анатомия приведена в порядок.

Я подумал о мимолетном визите Свена перед операцией и о его словах: «У вас порвана связка. Мы ее соединим. Восстановим подвижность колена. Вот и все…» Я почувствовал, что симпатизирую этой милой женщине.

– Мисс Престон, – сказал я, взглянув на ее именную бирку (до этого момента я думал о ней только как о «физиотерапевте»), – вы совершенно правы, и мне хотелось бы, чтобы и другие врачи думали так же. У большинства из них головы в гипсе… – Теперь пришла моя очередь постучать по белому цилиндру, подчеркивая сказанное. – Однако, возвращаясь к моему случаю, что мне теперь делать?

– Прошу прощения, – сказала она. – Я отвлеклась. Давайте попробуем еще раз. Все будет очень просто, как только удастся запустить мускулы. Одно малюсенькое сокращение – вот и все, что вам нужно: после первого же подергивания вы пойдете дальше без проблем. Вот что я вам скажу, – голос мисс Престон стал сочувственным и дружеским, – я должна была сегодня заняться с вами только изометрией, но очень важно, чтобы вы добились успеха. Я знаю, как расстраивает, если стараешься, а ничего не выходит. Очень плохо заканчивать занятие с унылым чувством неудачи. Ладно, попробуем активное сокращение – что-то такое, что вы сможете увидеть. Вам нельзя еще поднимать ногу, но я приму весь вес на себя. Я собираюсь осторожно и нежно поднять вашу левую ногу с кровати, а от вас требуется только присоединиться и помочь мне. Мы поможем вам немножко посидеть. – Она кивнула студентке-кореянке, и та подперла меня подушками так, чтобы я мог принять сидячее положение. – Да, это должно прекрасным образом привести в действие сгибательные мышцы бедра. Готовы?

Я кивнул, думая: да, эта женщина все понимает, если кто-нибудь и может помочь мне привести в действие мышцы, то это именно она. Я приготовился сделать мощное усилие.

– Вам не нужно так напрягаться! – засмеялась мисс Престон. – Вы же не собираетесь побить рекорд по поднятию тяжестей? Все, что вы сейчас будете делать, – это поднимать ногу со мной вместе. Вверх, вверх… Давайте вместе! Еще чуть-чуть! Да, дело пошло…

Однако дело не пошло. Ничего не вышло, совсем ничего. Я видел это по лицу мисс Престон, как и по своей ноге. Она мертвым грузом висела у нее на руках – лишенная всякого тонуса и собственной жизни, как желе, как пудинг, упакованный в гипс. Отражение собственного беспокойства и разочарования я видел на лице мисс Престон, которое утратило маску профессионального безразличия, стало живым и открытым, откровенным и правдивым.

– Мне очень жаль, – сказала она (и я видел, что ей действительно жаль). – Может быть, на этот раз вы не совсем поняли, как надо. Давайте попробуем еще раз.

Мы пытались, и пытались, и пытались… И с каждой неудачей, с каждым поражением я чувствовал все большую тщетность своих усилий, а шансов на успех казалось все меньше.

– Я знаю, как сильно вы старались, – сказала мисс Престон, – а кажется, будто вы не старались вовсе. Вы приложили все усилия, но они ничего не дают.

Это было именно то, что я чувствовал сам. Я чувствовал, как усилия бесполезно расточаются, словно ни на что не направленные. Я чувствовал, что они не имеют на самом деле точки приложения. Старание и желание пропадали впустую, потому что желание – это желание чего-то, а именно это что-то и отсутствовало. В начале занятий мисс Престон сказала: «Я хочу, чтобы вы напрягли четырехглавую мышцу на этой ноге – мне не нужно говорить вам, как это делается». Но дело было как раз в этом «как». Я не мог придумать, как еще больше напрячь четырехглавую мышцу. Я не мог придумать, как мне подтянуть коленную чашечку и как согнуть бедро. У меня возникло ощущение, что, значит, что-то случилось с моей способностью придумывать – хотя только в отношении этой единственной мышцы. Чувствуя, что я «забыл» что-то, что-то совершенно очевидное, абсурдно очевидное, каким-то образом ускользнувшее от моего ума, я попробовал напрячь правую ногу. Тут не встретилось совершенно никаких трудностей. Действительно, мне не пришлось стараться, не пришлось придумывать. Никакого усилия воли не требовалось. Нога повиновалась естественно и легко. Я также попытался – это было последнее предложение мисс Престон, «фасилитация», как она его назвала, – приподнять обе ноги одновременно в надежде, что возникнет какое-то «переливание», «трансфер» со здоровой стороны. Увы, ничего! Никакой фасилитации ни в малейшей мере…