Приключение ваганта - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 43
- Предыдущая
- 43/70
- Следующая
Но, что самое интересное, свисток и впрямь был чудодейственным! По крайней мере так решил Андрейко. Спустя какое-то время после художественного свиста в исполнении штурмана начинал дуть ветер, притом строго по курсу судна, со стороны кормы. Капитан Монтальдо возносил благодарственную молитву (уж неизвестно, кому именно; наверное, святому Николаусу) и с торжественным видом выливал в море кубок вина. Так он ублажал морские божества. А их, судя по его рассказам, было чересчур много.
Здесь были и чудовищный змей Левиафан, и Кракен (правда, он обитал в северных морях), и русалки (оказывается, они водились не только в Днепре и озерах), и прочие неведомые страшилища, которые только и ждут встречи с кораблем, чтобы утащить его на дно. Кроме этого был еще и «Летучий голландец». Этот корабль Господь обрек на вечные скитания за грехи своего капитана. Даже в полный штиль «Летучий голландец» мчался под всеми парусами на большой скорости. Встреча с экипажем призрачного корабля, состоящего сплошь из скелетов, очень опасна. Любое судно, повстречавшее на своем пути «Летучего голландца», обречено. В лучшем случае оно сядет на мель, и экипаж может охватить временное безумие. А в худшем…
На этом месте своего повествования Доменико Монтальдо многозначительно умолк, перекрестился и схватился за кубок с вином. Он был большим любителем этого напитка и постоянно угощал молодых людей, которые к вечеру начинали нетвердо держаться на ногах. Но отказываться от угощения было неприлично, и Андрейко стоически терпел это надругательство над своими принципами – он не сильно был падок на спиртное, потому как дед Кузьма относился к разным горячительным напиткам неодобрительно и употреблял их лишь по церковным праздникам.
Что касается Ивашки, то он пил вино с удовольствием и много. У Немиричей в погребе всегда стояли бочки с пивом и вином. Юный Ивашка посещал погреб тайком, потому как ему позволяли выпить лишь за праздничным столом, и то немного, притом кислого крымского, которое способно утолить только жажду и от него нельзя захмелеть. А Ивашка в погребе нацеживал в личную фляжку дорогого заморского вина и потом сибаритничал где-нибудь в саду, под кустом, – в холодке…
Приключение случилось, когда судно капитана Доменико Монтальдо пересекло Ионическое море (конечно, это был риск, но вполне оправданный) и приблизилось к входу в Мессинский пролив. Стояло превосходное утро, свежий ветер подгонял «Лауру», словно всадник свою лошадь шпорами, и тяжелое неповоротливое судно, казалось, взбрыкнуло и понеслось по мелкой волне с гораздо большей скоростью, чем обычно. Капитан благодушествовал, Ивашко и Андрейко отдыхали после сытного завтрака, нежась под ласковыми лучами утреннего солнца, а изрядно уставший от многочасовых бдений впередсмотрящий (который, кстати, обязан был смотреть не только прямо по курсу судна, но и по сторонам, а также в направлении кормы) и вовсе прикорнул. И не будь штурмана, синьора Джироламо, у которого чутье на опасность было, как у доброй охотничьей собаки на дичь, путь юных киевлян мог закончиться не в Париже, а на невольничьем рынке в Джебре.
Две небольшие, но шустрые пиратские посудины выскочили из-за скалистого островка как нечистый из ларца. Их туго натянутые косые паруса ловили малейшее дуновение ветра, и они мчались, словно борзые. Синьора Джироламо обеспокоил этот островок, едва «Лаура» оказалась вблизи него. Будучи в хорошем подпитии, Доменико Монтальдо сообщил Ивашке и Андрейке по большому секрету, что в прежней жизни угрюмый молчун Джироламо был морским разбойником, но затем, женившись, остепенился и уже более семи лет ходит в помощниках капитана торгового судна.
Синьор Джироламо пристально вглядывался в тень, которую отбрасывали высокие скалы островка. Ему казалось, что там происходит какое-то шевеление. И едва пиратские суда показали из-за острова свои острые хищные носы, он закричал:
– Тревога! Пираты! К оружию!
«Лаура» мигом стала напоминать разворошенный муравейник. Но это не была паника. Просто члены команды и арбалетчики торопились побыстрее надеть на себя воинское облачение и занимали исходные позиции для отражения предстоящего абордажа. А что он будет, сомнений ни у кого не возникало – конечно же пузатая неповоротливая «Лаура» ни в коей мере не могла соревноваться по скорости с пиратскими дау[49].
Едва пиратские суда приблизились, принялись за дело арбалетчики. Ими можно было залюбоваться – так быстро и слаженно они производили все необходимые действия. Арбалеты у них были простыми, со «стременем», поэтому тетиву натягивали руками, что получалось значительно быстрее, нежели у арбалета с воротом. Стреляли наемники очень точно, и пираты в этом вскоре убедились. Но и они не замедлили с ответом – рой стрел обрушился на палубу «Лауры». Конечно, целиться из лука при бортовой качке было весьма сложно, и большинство стрел ушло мимо цели, однако несколько матросов были легко ранены. Что касается арбалетчиков, то им стрелы не нанесли никакого вреда, потому что они прятались за павезами – большими, почти в рост человека, щитами.
Обстрел друг друга продолжался недолго. Дау взяли генуэзцев в клещи, борта суден столкнулись, в воздухе зазмеились веревки с крюками на конце, и спустя небольшой промежуток времени пиратские суда и «Лаура» составили одно целое. На палубу торгового корабля с дикими воплями посыпались пестро одетые, а чаще оголенные до пояса берберийские пираты. Их вооружение было таким же пестрым и разнообразным, как и одежда: копья, дубины, длинные кривые ножи, боевые топоры на длинных рукоятях и очень опасные в бою скимитары[50].
Оставив арбалеты, наемники схватились за свои фальшионы[51], и началась дикая сеча, в которой никто никому не давал пощады. Генуэзцы понимали, что в случае поражения их ждет смерть, – дикие берберийцы обычно не брали пленников, когда команда судна-жертвы оказывала сопротивление, – поэтому дрались отчаянно и весьма искусно. Гордый капитан Монтальдо даже в мыслях не держал сдаться на милость злобных варваров. Собственно говоря, как и его команда. Лучше почетная смерть в бою, чем ходить в кандалах невольника.
На капитана навалились сразу несколько пиратов, и он ворочался среди них, как огромный медведь среди шавок. Его противники не имели защитного снаряжения, поэтому почти каждый взмах меча Монтальдо, закованного в латы, достигал цели, после чего раздавался дикий вопль раненого или последний вскрик сраженного пирата. Тем не менее берберийцев было слишком много, и Доменико Монтальдо могли просто задавить под кучей тел.
Андрейко больше думал, как защитить Ивашку, поэтому прикрывал его своим телом возле капитанской каюты и не вступал в бой. Похоже, у берберийских пиратов было звериное чутье на жертву. Видимо, они сразу поняли, что двое юнцов – пассажиры генуэзца, и не трогали их, тем более что киевляне не выказывали никакого намерения вступить в схватку. У Андрейки даже руки чесались кинуться генуэзцам на помощь, но его сдерживал скулящий от ужаса Немирич – Ивашко вспомнил все ужасы недавнего плена и совсем потерял способность здраво мыслить.
Но когда Андрейко заметил, что берберийские пираты вот-вот одолеют храброго добряка Монтальдо, с которым и он, и Ивашко успели сдружиться, юный Нечай не выдержал. Он бросился в кучу малу как барс, нанося свирепые разящие удары дедовой саблей. Андрейко сильно рисковал, ведь на нем не было панциря и каждый его неверный шаг мог обернуться тяжелым ранением или смертью. Но не зря дед Кузьма учил Андрейку владеть оружием с младых ногтей. Пираты были гибкими и быстрыми, но юный Нечай действовал еще быстрее. Его татарская сабля разила не хуже скимитара, и спустя какое-то время капитан Монтальдо смог свободно вздохнуть, потому что берберийцы в смятении отхлынули от него, как вода во время отлива от большого прибрежного камня.
– Премного благодарен тебе, рутен! – вскричал капитан. – Если останемся живыми, мой друг, угощу тебя лучшим в мире вином – мальвазией!
49
Дау – традиционное арабское судно, обычно одномачтовое. Дау были широко распространены в прибрежных водах Аравийского полуострова, Индии и Восточной Африки.
50
Скимитар (араб. «шамшир»; в переводе означает «изогнутый, как коготь тигра») – одна из разновидностей арабской сабли с односторонней заточкой по выгнутой стороне. Скимитар предназначен для скоростного и маневренного боя. Для усиления удара имеет изогнутую форму.
51
Фальшион – меч с расширяющимся к концу коротким клинком и односторонней заточкой. Наибольшую известность Ф. получил как дополнительное оружие лучников. С середины XIV века его стала использовать и конница благодаря способности фальшионов наносить разваливающие рубяще-режущие удары. Иногда фальшион крепился к короткому древку длиной 45–60 см (т. н. фальшарда).
- Предыдущая
- 43/70
- Следующая