История Русской Церкви - Зубов Андрей Борисович - Страница 17

И здесь просыпает народное сознание в попытках солидаризироваться. Уже в 1611 году возникает ополчение Прокопия Ляпунова в Рязани, Трубецкой приходит с казаками с юга на помощь московским обывателям. Почему собственно понадобилась помощь: все присягнули королевичу Владиславу, согласились с тем, что Россия будет в унии с Польшей. Патриарх Гермоген и все согласились. Но когда стало ясно, что королевича вообще не будет, и уж тем более он не будет переходить в православие, а править будет непосредственно польский король Сигизмунд, тогда народ стал возмущаться, и поляки устроили в Москве резню в 1611 году. Это всколыхнуло сознание, люди поняли, что их обманывают, что страна катится в пропасть и теряет национальную независимость. А никого нет! Церкви нет, патриарх присягнул царевичу Владиславу. Царя нет тем более, Шуйского прогнали. Ничего нет, и люди поняли, что они должны сами. И они не просто организовались. Первое ополчение было неудачным, Прокопий Ляпунов погиб. Но второе ополчение всем известных Минина и Пожарского оказалось удачным, и после многих распрей люди поняли, как они могут обрести единство. Обратившись ни к Церкви, ни к какому-то первоиерарху, хотя церковь помогала. Главную роль объединителя страны от такой формальной церкви играла Троице-Сергиева Лавра, и послание иноков Троице-Сергиевой Лавры не подчиняться полякам и шведам, а собраться с силами и организоваться и воссоздать страну. Люди поняли, что вера их должна спасти, их собственная вера и собственные христианские отношения друг с другом. Удивительно читать письма и послания того времени. Люди перестали именовать себя уничижительными именами. Ведь раньше, когда писали царю, даже если это боярин, «пишет тебе Ивашка такой-то, Андрюшка такой-то». А тут стали именовать себя по имени-отчеству, Петр Николаич, Никита Андреевич. Даже крестьяне северных областей пишут друг другу, обращаясь с удивительной формулой «Господа мужики!» Это огромное уважение друг к другу, которое просыпается в обществе. Как раз 21 октября, 4 ноября по новому стилю, день который сейчас считается национальным праздником, все люди, которые собрались вызволять Москву, молились у иконы Казанской иконы Божией Матери, чтобы Бог даровал им единство. Не победу — единство! Что намного важнее, единодушие. И это единодушие появилось, и в итоге страна восстановилась. Но как она восстановилась — на основе уже не абсолютной монархии, а соборного государства. Возникает система соборов, на соборе избирается Михаил Романов. Его мать инокиня Ксения завещает своему 16-летнему сыну править только с земским и освященным собором, и первые годы соборы собираются все время, каждый год. Царь не правит один, он правит совокупной волей. Это и есть единодушие.

В каком духовном положении оказалась Россия после преодоления Смуты. Люди были воодушевлены. Уровень религиозности стал возрастать после страшного упадка в Смутное время, но с другой стороны обнаружилось, что очень низок уровень культуры в обществе. За период Московского царства, которое началось с Ивана III, уровень народной культуры стремительно упал. Люди и малообразованные и страшно отстали от Запада. А Запад — это и постоянное противостояние, и технологии. Как тут быть? Идея замыкания в себе уже совершенно не модная. Нельзя замыкаться, уже ясно, что именно это привело к катастрофе. Поэтому и соборы, и цари Михаил и Алексей стремятся открыть страну, сохранив святыни православия и традиции. Они стремятся сделать православие опять вселенским. Тем более царь Алексей мечтает о том, чтобы стать вселенским православным царем и даже императором, освободив от турок К-поль и земли былой Византии, Греции. Начинается паломничество греков и южных славян на Русь, люди приезжают, как бы возбуждая это желание, чтобы Русь как свободное православное царство освободило их от мусульманского гнета. Но для этого необходимо сделать православие действительно единым. А за время замкнутого существования московского царство, особенно после Стоглавого собора 1551 года, утвердилось такое домашнее православие с массой мелочей, ошибок, расхождений в богослужебных книгах и даже в таких вещах как Символ веры, расхождения с греками, с Востоком.

Начинается то, что вошло в историю как книжная справа. Смотрят по греческим, украинским книжкам, где расхождение, в чем ошибки. Взят курс не просто на исправление ошибок. Поскольку нет образования, потеряна культура, желание есть, а культуры понять что главное, что второстепенное, нет. Взят путь царя Алексея и его «собиного друга» Никона, ставшего Патриархом, курс на копирование греческих образцов. Все греческое правильное, а все свое неправильное. Это было неверно по существу, потому что греческие, уже печатные книги, естественно, там тоже было полно опечаток, ошибок, всего хватало. Во-вторых, обращали внимание на мелочи, чепуху, которая никакого значения не имеет для глубинных принципов христианской религии. Эти мелочи выставляли вперед и все меняли, а общество, прошедшее Смуту, религиозно возродившееся, считало, что оно возродилось на старом русском православии, которое уберегли несмотря ни на что — Казанская икона Божией Матери, Преподобный Сергий, Нил Сорский, святые 15-го века, поэтому менять ничего не будем, Стоглавый собор — хороший и правильный. Царь нас тянет к непонятным изменениям, а нас-то спасло истинное православие.

Ни те, кто хотел менять, ни те, кто не хотел, не понимали, что надо менять, а что не надо менять, что главное, а что второстепенное. К-польский патриарх Паисий писал патриарху Никону: не следует думать, будто извращается наша православная вера, если кто-нибудь имеет чинопоследование, несколько отличающееся в вещах несущественных, если только в главном и важном сохраняется согласие со вселенской церковью.

На Руси крестились двумя перстами, соединив три, говорили, что это две природы Христа, божественная и человеческая, и три Лица Святой Троицы — это три пальца. А греки крестились тремя пальцами, прижав два, говоря то же самое, только другим пальцам усваивая те же символические функции. И это стало главным объектом разделения! Или как ходить с Евангелием на солее вокруг аналоя. По солнцу или против — в сущности все равно — но решили, что надо по солнцу, пытаясь по греческому чину все изменить. А другие: как так, всю жизнь ходили по-другому, неужели все изменим. Отцы делали, и мы будем делать. И масса других таких же второстепенных вещей.

В чем смысл этого разномыслия? В том, что христианская вера воспринималась не как сущность, которую вообще не понимали. Идею обожения мы вообще не встречаем в этих спорах. А воспринималась как набор магических форм. Если правильные магические форму — получится, если неправильные — не получится. Вот и все. Поэтому за каждую буковку люди готовы были умереть. Но беда была в том, что низкая культура и тех, и других не позволяла никому встать над схваткой и сказать: ну ради Бога, привыкли вы ходить против солнца, ходите — это не важно. Речь пошла не об углублении духовного образования, раскрытии сути, а об изменении видимых форм, что всегда воспринимается крайне болезненно. Формы можно менять тогда, когда изменилась суть. Но когда суть неизменна, менять форму для большинства людей страшно болезненная вещь.

В русском обществе получилось следующее: истово, глубоко верующие люди, поскольку были низко образованы, были преданы форме до конца, до смерти. Люди равнодушные к вере и к форме равнодушны, они пошли за царем куда он сказал, потому что идти против царя — это идти на репрессии. Никон и царь были очень круты. И возникло в русской истории то, что называется раскол. Страшное явление русской истории, не один я, например, Солженицын так считал, во многом предопределившее Россию на будущие века, в т. ч. революцию 20 века, 17 года. Потому что почти вся наиболее религиозно сознательная и активная часть общества ушла в раскол и стала вне государства и стала считать царя и патриарха Антихристом — врагом Христа, врагом России, врагом церкви. Эти люди гнались, уничтожались, уходили в самые глухие места, чтобы их не преследовали. Из них силой требовали признания истины церкви, кто-то от страха соглашался и привыкал к двуличности в вере, кто-то отказывался и погибал. Лидеры этого движения, протопоп Аввакум, предпочли смерть измене принципам. Если мы почитаем протопопа Аввакума, увидим, что он хулит царя, говорит, что ты «немчин». Для него «немчин», прямо как для некоторых современных политиков, это хуже сатаны. Потому что у тебя другая вера, другие принципы. А Алексей Михайлович, пока еще ему отвечал, говорил, что я русич, но вера моя греческая. Не понимал, что вера не может быть русская, греческая или какая-то еще, она общечеловеческая вера христианская.