Лоцман. Лето кончится не скоро - Крапивин Владислав Петрович - Страница 65

• Предыдущая
• 65/83
• Следующая

Это было так. Шурка — он стоял перед присевшим на кровать Гурским — развел руками и беспомощно хлопнул себя по штанинам.

— Вот так-то, Полушкин, — с непривычной усталостью произнес Гурский. — Такова ситуация на данный момент. А мы, я и Кимыч, корректоры. Знаешь, что это за должность?

У Шурки щекотнуло в горле.

— Мама… была корректором. В издательстве «Артемида».

— Мама исправляла ошибки в текстах. А мы — в развитии разных граней Кристалла. Выправляем орбиты обитаемых планет…

Шурка впервые не поверил Гурскому. Сказал сумрачно и снисходительно:

— Вас же всего двое. Разве вы сможете?

— С вашей помощью.

— Разве три человека смогут сдвинуть планету с орбиты… Такой шар! — Шурка усмехнулся. Представил себе исполинский земной глобус в пространстве, полном звезд.

— Я в переносном смысле, Полушкин. Орбита — это путь развития цивилизации.

— Все равно…

— Громадный шар на ровной плоскости сдвинуть крайне тяжело, вы правы. Но представьте себе, что в силу многих ошибок шар этот покатили не туда. По наклонной плоскости вверх. Толкают, толкают, думая, что впереди будет легче. А облегчения нет никакого, только бесконечный подъем. И сил уже нет… И вот шар почти замер в состоянии трагического равновесия. Вперед его пытаются толкать обессилевшие люди, а назад тянет собственная тяжесть, силы природы… Что дальше? Теперь достаточно легкого щелчка со стороны, чтобы он покатился обратно, на исходную позицию… Наша задача — воспользоваться моментом и сделать этот щелчок.

— И шар подавит миллионы людей, да? — Шурка представил себе это очень ярко.

— Но я же в переносном смысле!

— Ну, подавит в переносном…

— А что тебе до людей, Полушкин? — Это спросил неизвестно как появившийся в комнате Илья Кимович. Кимыч. — У тебя на Земле есть хоть одна родная душа?

Не было у Шурки родной души. Он молчал.

Гурский насупленно пообещал:

— Ничего с людьми не будет. По крайней мере ничего плохого.

И Шурка не поверил ему второй раз:

— Это правда?

Кимыч сел рядом с Гурским. Костлявыми кулаками подпер худые щеки. На лысину его прыгнул из окна солнечный блик.

— Видишь ли, Полушкин, в отличие от землян, мы всегда говорим правду. Таково условие. Довольно глупое, кстати. Из-за этого масса дополнительных осложнений…

Гурский посмотрел на Кимыча. Тот встал и ушел. Гурский ласково так, по-простецки позвал:

— Садись-ка рядышком, голубок.

Шурка сел. Спросил тихо:

— А что я должен делать?

— Я постараюсь объяснить попроще… О законах Великого Кристалла, о его развитии можно говорить очень долго. Ты все равно не поймешь… Признаться, и я многого не понимаю. Корректор — это ведь не Магистр Космического Разума. По земным понятиям я — Обычный Технический Работник в Командировке. С конкретным заданием.

— Или агент чужой разведки, — безжалостно вставил Шурка.

— Нет, здесь ты не прав. Земля Кристаллу не чужая, она его часть… И надо ее вылечить. Но это можно сделать лишь ее же силами… Как? Тут, Полушкин, начинается сплетение таких обстоятельств и эгнергий, что может показаться совсем уже фантастикой. Даже не научной. Но… во Вселенной бывает всякое… В прошлом веке один земной умелец с помощью своего таланта опередил тогдашнюю науку. Да и нынешнюю тоже. Видимо, благодаря своей невероятной интуиции. И сделал необычный, даже неземной прибор. Своего рода межпространственный балансир необычайной чуткости. Проще выражаясь, весы для измерения планетарного добра и зла… Его надо найти. Их, вернее. Весы эти. От них-то и зависит окончательная судьба Земли.

— Ну… а я-то при чем?

— Ты и должен найти.

Шурка беспомощно поднял глаза:

— А почему я? — Не хотелось ему ничего искать.

— Полушкин! Разве я в состоянии объяснить, как решалось это «почему»! Сколько неведомых вам разумов скрещивали векторы поиска, отбирали условия, выстраивали координаты и делали выводы! Прежде чем выбрать мальчика Александра Полушкина, родившегося у данных отца и матери в данный день периода Весов. Я и не знаю, честно говоря… Нам просто назвали вас… — Гурский опять с доверительного «ты» перешел на «вы». — Такая ваша судьба.

Шурка заплакал. Второй раз после своей гибели.

— А меня спросили? Мне зачем эта сиротская судьба! Вы подумали?.. Чтоб вы все там сдохли, в вашем Кристалле…

— Полушкин! Да вы что! Опомнитесь… Вы думаете, все несчастья — по нашему плану? Это дикое совпадение! И покушение на отца, и… все, что потом… Зачем нам ваше горе? Наоборот! Столько возни было с вашим воскрешением…

Шурка недоверчиво глянул мокрыми глазами.

Гурский улыбнулся нерешительно, виновато так.

— Тут, пожалуй, только один элемент удачи. Да… Дополнительный фактор успеха. С новым сердцем вам будет лучше…

Шурка приложил руку к груди. Прислушался.

— Я не понимаю. Оно совсем не бьется, а иногда только будто плещется…

— Оно не такое, как раньше. Оно — генератор энергии и даже не соединяется с кровеносными сосудами. Просто силой энергополя гонит кровь по замкнутому кругу.

— А говорили, что будет живое, не искусственное…

— Оно и есть живое. Но не такое, как у землян. Такое, как у нас.

— А… зачем?

— Ну, дорогой мой, земного было не найти. Да и к чему оно? Это не хуже… И с земным ты просто не выживешь, когда попадешь туда, к нам.

— А если я…

— Что?

— Ну… если я все-таки передумаю? Если захочу остаться здесь? — Шурка сам не знал, зачем говорит это. Он ведь не хотел остаться. И все-таки… — С этим, с вашим сердцем я смогу жить здесь?

Гурский, кажется, не удивился.

— Сможешь… А сможешь сделать и так: вынешь его из груди, и тут же, немедля, вырастет у тебя земное сердце. Ведь способность к регенерации у тебя о-го-го какая! Поверь, я не шучу… Но можно это будет лишь тогда, когда отыщешь те весы. Балансир.

— Но он точно никому не повредит? — все-таки еще раз спросил Шурка.

Гурский потрогал его сильно отросшие волосы.

— Я тебе обещаю: в любом случае ничего не произойдет без твоего согласия. По крайней мере, из-за нас. Мы же не враги.

…Потом был запах мартовского снега. Аэропорт. Долгий полет над облаками. Незнакомый город, незнакомый старый дом, незнакомая баба Дуся.

Она без церемоний расцеловала мальчишку.

— Ну вот, хоть будет с кем на старости лет нарадоваться белому свету.

Шурку сопровождал неразговорчивый Кимыч. Бабе Дусе он сухо сообщил:

— Думаю, с таким внуком вам обеспечено долголетие, сударыня… деньги и документы придут по почте. Всего хорошего. Полушкин, связь — как договорились… — И ушел.

И Шурка стал жить здесь. Спокойно. С нарастающим интересом к тому, что вокруг. Правда, совсем уже другой Шурка, внук бабы Дуси.

Гурский вызывал всего два раза. Просто так, обменяться парой слов. Ни о чем не спрашивал, ничего не поручал…

Прошлое возникало в памяти не часто. Лишь сегодня, на дворе у Платона, вдруг рванулось горькими слезами. Но, наверно, это последний раз.

А голубая планета Рея опять засверкала перед Шуркой алмазными гранями. Как вспыхивающий в космической дали бриллиант!

Да, она все-таки есть.

Но и она была не самой главной радостью.

Посверкала и… словно ушла за горизонт. За пустынные Бугры, густо поросшие иван-чаем…

Все шестеро собирались вместе почти каждый день. Чаще всего на дворе у Платона, под навесом. Здесь было что-то вроде штаба.

Шурка натянул между столбами веревку, подвесил на ней несколько звонких железок и дюжину бутылок. В бутылки налил воды: где на донышко, где на треть, где до половины — для разницы звучания. В общем, подобрался нотный ряд. Заглавной в этом ряду — нотой «до» первого регистра — была круглая бутылка из-под ликера «Глобус».

На таком вот «ксилофоне» Шурка сыграл сперва «Танец маленьких лебедей», потом «О, мое солнце». Вспомнил прежнее умение. Ник принес губную гармошку и ловко подыграл Шурке. С крыльца услышала самодельную музыку Вера Викентьевна. Пришла под навес со старенькой мандолиной. И получилось трио! Быстро подобрали несколько мелодий — от «Турецкого марша» Моцарта до «Веселого ветра» из фильма «Дети капитана Гранта»…

• Предыдущая
• 65/83
• Следующая